В лагерь Империи мы прибыли вечером и застали там настоящий переполох. Поначалу патруль просто не хотел нас пропускать, долго всматриваясь в наши документы и медальоны Хранителей, и особая доля недоверия предсказуемо досталась Лизе. Затем нас обыскали, весьма заинтересовавшись брошюрами, которые я нес в лагерь.
— Это для Комитета! — пытался объяснить я, но мои слова на сурового майора, сверлившего меня и мою группу злым взглядом, не подействовали.
— Книги я пока изымаю, капитан. Проверим, для какого Комитета вы их сюда принесли!
В лагерь нас все же пустили и там я увидел жуткую картину. Медицинский блок был переполнен и раненые лежали прямо на улице. Между ними в суматохе бегали лекари и их отчаянно не хватало на такое число пациентов, которые все еще продолжали поступать: некоторые шли из леса самостоятельно, некоторых несли… иногда укрытыми с головой.
— Ну куда, куда вы мертвых тащите, туда уносите… тут живым то места нет уже…
Я проследил взглядом туда, куда несли мертвых. Там, у края аллода, в беспорядке, на аккуратность просто не было времени, лежали тела… Много тел. На огромном военном корабле вместе со мной прибыло гораздо меньше солдат, чем сейчас покоилось на астральном берегу бездыханными. И их количество росло. Хранители все подтаскивали к ним убитых еще и еще, оставляя лежать на горячей земле. Беспорядочно. Почему-то меня словно переклинило на этом. Глазам было больно смотреть на этот хаос, захотелось подойти, разложить тела ровно, плечом к плечу, прямыми рядами… Я почувствовал, что начинаю сходить с ума.
— Что произошло?
Пробегающий мимо капитан, которого я схватил за руку, остановился, и глянул на меня осоловевшим взглядом.
— Лига произошла, вот что! Нападение. Почти вся наша группировка на Паучем легла. А у нас там большой был лагерь… Не стойте столбами, помогайте, Незеба ради!
Он выдернул руку из моего захвата и побежал дальше, причитая по дороге. Матрена, зажав рукой рот, унеслась в санчасть, и Лиза после секундного замешательства последовала за ней. Мы же, переглянувшись, схватились за носилки.
— Этого парня надо унести отсюда, он не дышит… Эй вы, пошевеливайтесь!.. Этого срочно на операцию…
Заполошенный лекарь, со вздыбленными волосами и в съехавших набок очках, обернулся в поисках того, кто мог бы помочь. Подоспевший Лоб просто поднял раненного хадаганца на руки и быстро понес в лазарет. Михаил и Кузьма уже тоже кого-то несли на носилках туда же. Но так «везло» не всем. Врачи бегали от пациента к пациенту, распределяя кого куда нести, и очень часто маршрут пострадавшего заканчивался не в медблоке и не у Места Силы, а на астральном берегу, где песок уже стал бурым от крови и со всего Асээ-Тэпх слетались москиты, закружившие над мертвыми телами отвратительным черным роем. Каждый рейд туда давался носильщикам с неимоверным трудом.
Никто в лагере не плакал. Вокруг мелькали лица — сосредоточенные, злые, подавленные, пустые… но слез не было. Может сказывался шок, а может — привычка. Мне в напарники достался высокий, худой паренек — по виду будто школьник, непонятно как тут очутившийся, он все время отводил взгляд в сторону, нервно сглатывал и трясся, как осиновый лист, когда мы несли убитых. Я старался отключить мозг, заглушить все мысли и работать механически, но получалось не очень хорошо. Тогда я заставил себя думать о чем-нибудь отвлеченном, например — о содержании книг Историков, которые принес в лагерь, даже на память пытался что-то цитировать, воспроизводить перед взором иллюстрации и описания к ним. Но на передний план все равно лезли саванны в темных пятнах, облепленные москитами.
Сначала я осторожно укладывал тела на землю, словно они еще были живы и я мог причинить им боль. Но то ли мне и впрямь в конце концов удалось обрасти непробиваемым панцирем, то ли я просто одурел от монотонных, отупляющих действий, что в конце концов перестал обращать внимание на такие мелочи. Бесконечная вереница убитых солдат слилась в один повторяющийся по кругу цикл, в котором я застрял. Кто-то из тяжелораненых умер, кого-то добили, чтоб не мучился… Об убитых позаботятся позже, когда разберутся с выжившими… обязательно позаботятся! Кого-то даже воскресят. А кого-то похоронят со всеми почестями. А пока я просто должен взять вон того хадаганца, уложить на носилки и унести к другим трупам. Потому что лекари запинаются о его тело. Он мешает им лечить живых. Нехорошо.
Небо вдоль всего берега уже потемнело от насекомых.
— Да отгоните вы кто-нибудь их, еще только эпидемии нам тут не хватало! — услышал я голос полковника.
Появившийся Михаил достал жезл и по воздуху покатились струи огня, на время смывшие москитов. Опустив носилки с мертвым хадаганцем, я терпеливо ждал, когда можно будет подойти, а затем снова взялся за свою ношу, но моего напарника на месте не оказалось. Заозиравшись, я увидел, что он сгорбившись стоит неподалеку, у дерева. Его рвало. Я сухо отметил, что мне стоит поискать кого-то другого.
— Эй, ты, а ну помоги!
Орк, повернувшийся на мой зов, охотно подошел и взялся за ручки носилок, широко при этом улыбаясь.
— Наконец-то поджарили этих летающих сволочей, а то они небось думали, что мы им тут стол накрыли! Ха-ха!
Что-то в моем огрубевшем сознании шевельнулось и меня передернуло от этих слов.
— Мы с брательниками за два месяца и так их собой покормили неплохо, — весело продолжил он. — А тут им теперь вообще банкет!
— С какими брательниками, — прошипел я, — ты больной?!
— Как, с какими? — удивился орк. — Да вот же лежат. Вон старший, вон младший. Лекари сказали — все, того, не воскреснут уже. Гляди, какие мясистые, весь Асээ-Тэпх собой накормить могут! Гуманитарная помощь москитам!
И он разразился безумным хохотом, сгибаясь пополам. Я хотел съездить орку по его клыкастой морде, но мои руки были заняты и я продолжал молча смотреть на него, задыхающегося от смеха.
— Давай я, — Миша осторожно потеснил спятившего орка, забрав у того ручки носилок, и мы вдвоем с ним понесли тело хадаганца. Орк так и остался стоять на месте, громко смеясь и хватаясь за живот.
Когда лекари наконец закончили оказывать первую помощь тяжело раненым, стояла уже глубокая ночь. Суета в лагере постепенно начала утихать. Я хотел поискать своих друзей, но на меня вдруг навалилась неимоверная усталость. Миша ушел в медблок на поиски Лизы, а я уселся на землю, откинувшись спиной на нагревшуюся за день металлическую стену оружейного склада. Впервые захотелось закурить, жаль, что Орла нет поблизости. Интересно, из чего местные делают самокрутки?
— Тяжелый день, капитан.
Влада Угрозина — комитетчица, пославшая меня за брошюрами в Ускул, отбросив официоз, опустилась рядом со мной на землю.
— Сколько погибших?
— Еще не знаем. Сейчас лекари только начнут искать среди умерших тех, кого еще можно вылечить и воскресить.
— А с остальными что? Я имею ввиду, как здесь хоронят?
— Мы стараемся здесь не хоронить никого. Отправим тела назад в Империю кораблем. У солдат дома может быть семья, да и на Родине покоиться как-то… правильнее.
Я согласно кивнул. Любой из нас хочет вернуться. Желательно, конечно, живым, но если не судьба, то хотя бы так. Все лучше, чем сгинуть на чужой земле.
— Вам, кстати, письмо из Незебграда пришло, — вдруг сказала Угрозина, протянув мне конверт.
Кто мог мне писать письма? Я подумал, что это какая-то ошибка, но на конверте, усыпанное множеством вензельков и закорючек, стояло мое имя. Комитетчица тактично отвела взгляд, уставившись в другую сторону, когда я достал исписанный таким же кучерявым почерком лист бумаги.
Это была Гелла. Сначала она возмущалась, что я уехал так и не попрощавшись с ней, и удостаивала меня всевозможными эпитетами по этому поводу. Затем рассказывала о съемках и своей потрясающей роли. А под конец, окончательно придя в отличное расположение духа, уже слала мне страстные поцелуи, настоятельно рекомендовала не заглядываться на вражеских эльфиек, но по возможности запомнить, в чем они ходят, и очень просила фотографироваться почаще, особенно на фоне настоящих лигийцев, потому что она их никогда не видела. Завершалось письмо требованием немедленно приехать в отпуск.
