Что-то кроме магии - Akana again

проговорил Дамблдор. — Но вот вопрос: зачем? Чтобы потом вытаскивать его из петли или отбирать стакан с ядом? Вы отдаете себе отчет в том, что оставит после себя Волдеморт?

— Вы не можете знать наверняка!

— Могу. К сожалению. И потому занимаюсь теми, у кого есть будущее. Гарри Поттером. Томом Реддлом, как ни странно. Вами, наконец.

Альбус Дамблдор не досадовал и не гневался. Он спокойно смотрел на своего подчиненного, не отводя взгляда от глаз, в которых горела открытая ненависть.

— Вы решаете, у кого будущее есть, у кого нет, — глухо ронял подчиненный. — Кому жить, кому умирать... Равняете себя с богом. Не слишком ли это... даже для вас?

— Время покажет. А пока передайте, пожалуйста, мадам Помфри, что наш спящий красавец может вернуться к своим обязанностям. Да и вам не помешает заняться тем же.

* * *

На исходе ночи сырой холодный ветер сделался слабее. Он уже не выл в верхушках елей, а крался между стволами, застревал в буреломе, блуждал в заметенных оврагах, оставляя за собой змеистый след поземки.

У просторной поляны, надежно скрытой стеною деревьев, ветер запутался в чьих-то крепких высоких ногах, и, прибитый множеством тяжелых копыт, убрался обратно в чащу. Большие белые животные проводили его тихим фырканьем и вышли на опушку.

Первым шел вожак, тускло светясь в темноте серебром богатого хвоста и спутанной длинной гривы; витой тяжелый рог посреди широкого лба был почти неразличим на фоне затянутого серыми тучами неба. За предводителем следовало несколько маток с рогами поменьше, а в центре табуна топтались жеребята, даже в темноте искрясь золотом шкурок.

Жеребец настороженно нюхал воздух, прядал чуткими ушами, пока его семейство добывало из-под снега прошлогоднюю траву. Но вот он успокоился, опустил голову... и тогда на краю поляны встал человек.

Он точно вырос из древесного ствола и стоял неподвижно, как дерево. Складки плаща скрывали лицо и фигуру. Вернувшийся ветер равнодушно прогулялся по черной ткани и скользнул к единорогам.

Одна из кобылиц, увлеченная поиском корма, отделилась от всех и неторопливо шла к дальнему краю поляны. Человек не шевелился.

Короткая зеленая молния вспорола ночь. Кобылица рухнула на бок как подкошенная. Вожак тревожно всхрапнул, подбежал к упавшей, пытаясь понять, что случилось. Вдруг он дико заржал и, вернувшись к табуну, погнал его прямиком в лес, прочь от опасного места.

Из-под плаща показалась рука. Она медленно поднималась, и одновременно с ней отделялась от снега туша убитого единорога. Мертвое животное плыло по воздуху к человеку, пока не поравнялось с длинной толстой веткой ближайшего дерева. Жестом умелого мясника человек вздернул тушу за задние ноги на неизвестно откуда возникший железный крюк. Волна серебряной гривы плеснула по снегу... В ладонь будто сам собой впрыгнул длинный узкий нож. Короткий взмах — и по гриве лунным светом заструилось что-то горячее, прожигая черную дыру в снегу. Ночь вокруг потемнела от гнева, а убийца ловко подставил под струю большую флягу. Потом еще одну.

Колокола на башне Хогвартса уже потихоньку начинали раскачиваться для утреннего перезвона, когда в кабинет слизеринского декана тихо пробрался домовой эльф. Настороженно оглядываясь, он положил на стол клочок бумаги, поставил рядом пузатую бутылку с длинным горлышком и юркнул под пол.

За прозрачным стеклом ртутным блеском переливалась какая-то жидкость. В ней что-то гасло и вспыхивало, и бутылка светилась на всю комнату подобно большому светлячку. В ее лучах отчетливо виднелись черные крупные буквы на бумаге. Всего три слова: «С Днем рождения».

Пивз, задумчиво склонив голову набок, обошел бутылку. Легонько щелкнул по ней ногтем — обычное с виду стекло неожиданно отозвалось звонкой колокольной бронзой.

— За единорогов раньше головы рубили. На площади, при всем народе.

— Помогало? — Снейп тоже рассматривал зловещий подарок, который обнаружил утром у себя в кабинете.

— Не-а... Интересно, как ему удалось? Это ж такая осторожная скотина, на нее без девки и ходить нечего. Моргана, твои все на месте?

— Пивз!

— А что? Салазар с Годриком только так единорогов и брали. Девчонок потом возвращали, особо впечатлительным память стирали, само собой...

— Не напоминай, — поморщилась волшебница.

— А как же головы на площади? — засомневался Снейп.

— Не пойман — не вор, — пожал плечами Пивз. — Ну, что с кровью делать-то собираешься?

— Спрячу получше, разумеется, — Северус бережно взял бутыль, любуясь серебряными переливами в глубине жидкости. — Пинты две, если не больше.

В авторстве презента, благодаря записке, сомневаться не приходилось. Также было понятно, что десять дней, проведенных под действием модифицированного Напитка живой смерти, не пройдут бесследно для тела, в котором хозяйничал Волдеморт. И кровь единорога — лучшее и быстрейшее средство восстановить и даже увеличить жизненную силу. Что до проклятия, которое должно настигнуть дерзнувшего... Смешно, право слово. Серебряная, голубая, красная — не все ли равно? Любое проклятие можно снять — вопрос лишь в мастерстве мага. Зельевар добавил консервант, чтобы драгоценный ингредиент не испортился, и спрятал его в потайной шкаф.

Створки слились со стеной, надежно укрывая свое содержимое. А в мозгу, наоборот, будто распахнулись крепко запертые двери и все залил яркий свет понимания: отныне Северус знал — не догадывался, не предполагал, а именно знал, — из чего должен состоять тот самый эликсир. Может быть, Квиррелл, сам того не подозревая, подкинул ему средство собственного спасения, или же подарок являлся всего лишь очередным вывертом изломанного сознания, кровь ли единорога имели в виду отцы-экзорцисты или нет — все это уже не имело значения. Да, еще предстояло найти несколько других составляющих, которые бы продлили действие основного вещества, но это уже не представляло труда.

Верное решение, как обычно, оказалось предельно простым. Но не окончательным. Когда распахиваешь двери, вместе со светом внутрь нередко пробирается знобкий сквознячок, а то и какой-нибудь летучий мусор. Так вслед за пониманием пришло сомнение. Вернуть к жизни плоть — полдела. «Что оставит после себя Волдеморт...». В самом деле — что?

— Господин Барон! — позвал он, обращаясь к стене,