Тут, на самом деле, кроется изрядная опасность киднеппинга. Украдут мальчика и начнут тянуть с меня деньги. И не захочешь, а заплатишь. Поэтому о деньгах и счетах никто знать кроме них троих не должен. О счетах знает пока только Витя.
— Я вас провожу, или даже отвезу домой, — и тут же напарываюсь на предостерегающий взгляд Вити. Крайне необычно видеть такой по-взрослому мужской взгляд от маленького мальчика. Тут же догадываюсь, в чём дело, но Витя берёт объяснения на себя.
— Нет. Нас не должны видеть вместе. Не надо нас провожать.
Когда все уходят, я грустнею. Вживую мы теперь долго не увидимся. Я планирую крупно засветиться в России, а нашу связь обнаруживать нельзя.
Москва, интервью в телестудии «5 канал»
22 июня, время 18:00, прямой эфир.
— У вашей страны сегодня особый день, да, Ирина? — обращаюсь к светловолосой красивой собеседнице. Красивая-то она красивая, но я круче, и это обстоятельство греет моё по-женски ревнивое сердце.
— 22 июня, да, день особый. Но как-то странно слышать это от иностранки. Вы уж простите, госпожа Агдан, — щебечет ведущая.
— Я не совсем иностранка, — поправляю я и вовсе не собираюсь выкладывать публично свою подноготную, — Вы же прекрасно видите, что я свободно говорю по-русски.
— Не перестаю удивляться. А вы точно кореянка?
— Хотите, перейдём на корейский? — тут же и перехожу, — Аньёнхасейо, дорогие зрители! Прошу вас, позаботьтесь обо мне.
Ирина посмеивается.
— Нет, я вас не смогу поддержать. Что вы сейчас сказали?
— Прямой перевод не имеет смысла. Это стандартное корейское приветствие.
— А всё-таки? Каков дословный перевод?
— Ирина, вы хотите, чтобы интервью скатилось до объяснений тонких особенностей корейской культуры? В принципе, я не против, но вам режиссёр программы потом по первое число всыпет. Да и я здесь не за этим.
— Хорошо, — уступает ведущая, — Откуда вы так хорошо осведомлены о нашей истории? У нас сейчас среди молодёжи не все сразу скажут, что это за день.
— Знание языка, Ирина. По-настоящему язык можно изучить только полностью погрузившись в национальную культуру. Литературу, историю, музыку, фольклор. Вы видите, что я знаю ваш язык, это означает, что я так же хорошо знаю вашу страну. Не до мелких подробностей, я здесь не живу, но довольно хорошо.
— Поэтому и знаете про 22 июня. А можно вопрос на засыпку? Знаете, сколько погибло в результате той войны?
— Двадцать миллионов, — а чего бы мне не знать? У Юркина прадед по матери там остался.
— Вообще-то почти двадцать семь, — Ирина набирается дерзости меня поправить. Ну-ну…
— Ошибочка, Ирина. Это демографические потери, а мы говорим о погибших. В эти двадцать семь миллионов входит миллион триста тысяч нерождённых младенцев. Рожали ведь меньше. Старики и слабые от стрессов, недоедания и запредельной физической нагрузки умирали раньше. То есть, естественная смертность повысилась. Но это же не погибшие в результате боевых действий! А куда вы отнесёте тех, кто на сторону Гитлера перешёл? Тоже в свои потери запишете?
— … — по мере нагромождения аргументов Ирина всё более терялась.
— Вот вы представьте! Дивизия «СС Галичина» была? Была. Прибалтийские дивизии «Ваффен СС» были? Были. Вы что, перебили их, а потом в собственные потери записали? Понятно, когда их в демографические потери записывают, они всё-таки советскими гражданами считались, но включать их в число павших за Родину не просто смешно, это кощунство какое-то.
Несколько секунд на растерянную ведущую даже смотреть было жалко. Но профессионализм, в конце концов, берёт верх.
— Вы прямо устыдиться меня заставили. Кореянка поправляет меня, гражданку России, по истории моей страны…
— Просто у меня память хорошая. Я ничего не забываю, — улыбаюсь максимально мягко. Пусть девушка придёт в себя.
— Вернёмся к началу, госпожа Агдан. Что вы подразумевали, говоря, что 22 июня для нас особый день? — ведущая почти приходит в норму.
— Сразу оговорюсь. Дело в том, что со стороны лично мне многое видно лучше. То, что вы, русские даже не осознаёте. Я говорю это затем, чтобы вы не спешили огорчаться. Вот де, иностранка понимает, а мы — нет. К тому же, повторяю: я не совсем иностранка. В каком-то смысле я — русская.
— Так. И что же вы думаете про 22 июня?
— Этот день оставил огромный след в вашей культуре и национальной психологии. Вы этого не замечаете, а я как-то ради интереса проверила и выяснила один интересный момент. После той войны не было в истории вашей страны ни одного дня, чтобы вы проигнорировали хотя бы малейшую угрозу в свой адрес. Хватит, наелись досыта! — так сказали себе русские 9 мая. Мы больше не позволим без последствий сосредотачивать у наших границ даже небольшие силы. И на любую угрозу дадим исчерпывающий ответ.
— Вот как? — Ирина слегка обескуражено поднимает бровь.
— Да. Именно поэтому, когда НАТО вводит в Эстонию какой-нибудь символический танковый батальон, русский президент тут же отдаёт команду подвести поближе батарею «Искандеров». И любой вой из-за границы по этому поводу просто игнорирует.
— Вы и про это знаете? — удивление Ирины нарастает.
— Я новости смотрю регулярно. Вполне возможно, что даже ваш президент до конца не сознаёт, почему он так поступает.
— Полагаю, сознаёт…
— Может быть, — пожимаю плечами, — Мы не знаем. Но многие ваши соотечественники не понимают. Я и на вашем лице какое-то удивление по этому поводу замечаю.
— Попробую подытожить. Вы считаете, что русские после войны стали более подозрительны.
— Примерно так. Как говорится, если вы параноик, это не значит, что за вами не следят.
Мы немножко посмеялись.
— Что вы ещё о России думаете?
— А что я могу о ней думать? Большая, сильная страна с огромными, но пока неясными перспективами.
— Почему не ясными? — задаёт слегка неприятный для меня вопрос. Почему неприятный?
— Это вас надо спросить. Куда и зачем вы идёте? Раньше-то всем понятно было. СССР боролся за мир во всём мире и историческую победу коммунизма. А сейчас чего вы хотите, лично для меня тёмный лес.
— Вы коммунистка? — вопрос провокационный, но меня этим не прошибёшь. Только не сегодня.
— То есть? Вот если вы сейчас произнесёте фамилию «Зюганов» тут же превратитесь в члена КПРФ? Я упомянула СССР, и вы тут же записали меня в коммунисты? Да вы с ума сошли! Я — капиталист, мультимиллионер, владелец быстрорастущей корпорации!
— Вы отлично осведомлены о наших политических реалиях… — бормочет Ирина.
— Чем занимается ваша корпорация, — оправившись, продолжает она.
— Недавно создала на базе разорившегося музыкальное агентство, прибираю к рукам второразрядный телеканал. Собираюсь организовать кинокомпанию или купить существующую. Дальше посмотрим. Планы у меня большие, бизнес-интересы обширные. Долго рассказывать.
— Разорившееся агентство, второстепенный телеканал… не боитесь сами разориться?
— Нет, — надоела мне эта тема, потому рубленый конкретный ответ. Ирина ловит мой посыл и меняет тему.
— Не планируете гастроли в России?
— Не интересно, — эту тему я тоже пытаюсь обойти. Не удаётся.
— Почему? Я думаю, вы будете иметь успех.
— Попробуйте конвертировать мой успех в России в долларовый эквивалент. Сколько я у вас заработаю, скажем, за месяц?
— Я думаю, пару миллионов долларов вполне реально…
— Я сомневаюсь, но не важно. Ирина, это копейки. Ваша страна для мировых звёзд шоу-бизнеса не интересна. У вас нет соответствующей инфраструктуры. Вы сами на этом огромные деньги теряете и звёзд привлечь не можете.
— Два миллиона долларов для вас копейки? — Ирина не поражается, просто уточняет.
— Я повторяю: сильно сомневаюсь. К тому же эти два миллиона надо делить на многих. Владельцам концертных площадок — не менее тридцати процентов. Организаторам — свою долю. В Европе это ещё тридцать процентов, у вас — не знаю. Плюс расходы, у вас большая страна, один перелёт из Сеула в Москву нескольких десятков человек во сколько встанет? Проживание во что обойдётся? Так что лично мне, как организатору и участнику вряд ли достанется больше двадцати процентов. Получается, вы мне предлагаете заработать у вас меньше полумиллиона за месяц. Жалкие гроши, вы уж простите.
