Она что-то начала вдохновенно затирать мне про выразительные средства, про их соответствие и несоответствие доносимой идее и все такое. Я кивал, почти не слушая, и искоса поглядывал на Монику. Она как раз закончила обмениваться стихами с Нацуки и двинулась к Саёри. Стало как-то тревожно. Что если…
— … поэтому тебе однозначно следует продолжать писать, — закончила Юри, — потенциал есть. Развивай его, ищи свою манеру и… — тут она снова стала прежней робкой собой, — обращайся ко мне, если ч-что. Буду рада п-помочь.
— Спасибо, Юри, — кивнул я, — постараюсь тебя сильно не доставать. Ты уж извини, критик из меня тот еще, но мне очень нравится, как ты со словами работаешь. Невероятно образная штука получилась. Я прямо представил себе этот фонарь, как он стоит во тьме. Что-то чисто диккенсовское. Или из Эдгара По.
Видимо, названные мной имена ей знакомы, потому что глаза Юри засверкали как этот самый фонарь.
— Ты прав, д-да! В-верная ассоциация.
— В общем, сбивчиво наговорил, конечно, но вышло здорово, — заверил я.
Она убрала прядь волос со лба и сжала мою ладонь.
— Спасибо, Гару. Ты очень добр.
«Потому что в душе бобр» — всплыла в голове строчка из мемного стишка, когда-то ходившего по рунету.
— Ну что, пойду тогда, — покосился я на Нацуки, ожидавшую следующую жертву, — пожелай мне удачи в бою.
— Что? — не поняла Юри.
— Да проехали, — отмахнулся я и встал из-за парты.
С Нацуки обмен не заладился с самого начала. Это не очень удивило, но тем не менее. Протянул ей листок, но взамен ничего не получил. Изучала Нацуки мое творение секунд десять, после чего всучила обратно.
— Гару, если тебе наплевать на клуб и ты ходишь сюда клювом пощелкать и кексов пожрать, то лучше сразу домой вали. Просто невозможно читать.
— Обидно, конечно, — признался я, — моя первая работа все-таки.
— И чё? — подбоченилась она, — предупреждала ведь, чтоб никаких поблажек не просил. Написал чушь кривую-косую и сидит ждет чего-то.
— Как будто тебе за твой первый стих Нобелевку по литературе дали, — огрызнулся я.
— Могли бы и дать! — парировала Нацуки.
— Всем давать — развалится кровать, дорогая моя. Теперь почитаем, что ты там сочинила.
Ее стишок про зверей, которые что-то там могут, я хорошо помнил. Он всегда мне нравился. Простенький, но с твистом в концовке. Пробежал я его глазами тоже секунд за десять и вернул хозяйке.
— Ну давай, — пихнула она меня локтем, — теперь ты мой стих обосри. Тебе же хочется. По глазам вижу.
— Ага, — вскричал я, — то есть ты признаешь, что специально меня пропесочила, так?
— Нет!
— Цундере ответ, — заявил я.
Нацуки ткнула меня пальцем в грудь. Весьма ощутимо, надо сказать.
— Мечтай, Гару. Если думаешь, что я тебе когда-нибудь покажу свою «дере» сторону, тебя ждет бооооольшое разочарование, — злорадно улыбнулась коротышка, — а теперь давай, отыграйся на моем стихотворении. Отомсти.
— Нет, — ответил я, — я буду ВЫШЕ этого, Нацуки.
Она взвыла сиреной так, что Саёри, Юри и даже Моника вздрогнули. И тут же попыталась пнуть меня под коленку. Я вовремя отскочил и только так сохранил ногу целой.
— Я даже скажу, что у тебя хороший стих, — добавил, отойдя на безопасное расстояние, — классно с рифмы съехала в конце. И посыл мощный. Мне кажется, нужно много скилла иметь, чтоб емко передавать важные мысли. И у тебя он есть. Молодец.
Нацуки сразу как-то сникла. Зыркнула на меня недоверчиво из-под бровей.
— Спасибо. Ты… тоже не совсем безнадежный, если уж по чесноку. Делай как я скажу и научишься. Не на моем уровне, конечно, до него вообще никому не добраться, — не упустила она случая себя похвалить, — но будешь хорош.
— Ловлю тебя на слове, — ответил я, возвращая ей «зверей».
Половина есть. Осталось двое.
Саёри долго копошилась в сумке, выискивая бумажку со стихотворением. Я терпеливо ждал, но уже через пару минут плюнул и принялся помогать. Совместными усилиями мы все же эту бумажку отыскали. Я расправил ее, счистил налипшую конфетку и принялся читать.
Светлая вроде бы штука, но послевкусие все равно гнетущее, тяжкое. Пожалуй, даже если б я не играл в ДДЛК раньше, все равно почувствовал бы — не так что-то с автором. Слишком уж явная печаль. Но говорить об этом нельзя — только подозрения вызову. Прицеплюсь-ка к последней строчке.
— Дай угадаю, — предположил я, — написала сегодня утром?
— Вот и нет! — возразила Саёри, — не написала, а ДОПИСАЛА.
— Ну, это, конечно, меняет дело, — развел я руками, — получилось очень… твое стихотворение, Саёри.
Она всплеснула руками и едва не выронила мой листок.
— Гару, ты дурачок все-таки! Каким же ему еще выйти, если я его написала? Ну да ладно. Ты тоже молодец.
Не очень-то она уверенно произнесла последнее слово. Я примерно с таким же настроем писал тиммейтам «гг вп», если они всю катку засрали.
— Правда?
— Ну, да… Я, конечно, не все поняла, но видно, что ты старался. Да и вообще я очень рада, что ты написал! Сам! Теперь мы с тобой еще и друзья по увлечению!
— А раньше мы какие друзья были? — усмехнулся я.
— Сначала просто так друзья, со вчера — друзья по клубу, а теперь еще и по стишкам!
— Комбо собрал, получается.
Она только кивнула.
— Давай, тебя уже Моника ждет.
Я повернулся и обнаружил что это правда. Глава литературного клуба действительно меня ожидала. «Это как сорвать пластырь, быстро и безболезненно, быстро и безболезненно».
А если скрипт поедет настолько, что всех нас выкинет в пространство вне игры? Судя по одному из откровений Моники, там ни на секунду не прекращается адовый шум, грохот, вспышки и бог знает что еще. Как будто вечно живешь на фестивале «Нашествие». Такая себе участь.
Моника посмотрела на листок с моим стихотворением. Глаза бегали по строчкам, и я прям ощущал, как по венам шарашит адреналин. Адреналин и стыд. Испанский. Наконец окончив чтение, она сложила листок пополам и убрала его… в карман пиджака. Мой немой вопрос остался проигнорированным.
— Ну и как вчера в магазин сходил, Гару? — как ни в чем ни бывало поинтересовалась она, — закупился яйцами?
— Не-а, — ответил я, подозрительно косясь на нее, — дела нашлись, отвлекли.
Моника притворно закатила глаза.
— Какая жалость! Это же краеугольный камень питательного завтрака.
— Краеугольный камень питательного завтрака — это «биг кахуна бургер» — буркнул я, — а в магаз сегодня зайду. После клуба как раз.
— Что ж, — кивнула Моника, — у меня есть для тебя предложение, Гару. Можешь идти за яйцами в гастроном… или… — она чуть наклонилась ко мне, — собрать в кулак свои яйца, если они, конечно, у тебя есть, и поужинать со мной сегодня вечером в кафе. Выбор за тобой.
Я закашлялся. Вот так вот хожу, шифруюсь, строю из себя невесть что, а на самом деле госпожа президент давным-давно меня раскрыла и теперь наверняка угорает над всеми моими потугами. Дурак ты, Гарик, все-таки.
— Ты знаешь? — прохрипел я.
— С того самого момента, как ты предложил расставить парты вчера, — не стала ходить вокруг да около Моника, — обычно ГП такой инициативы не проявляет. Он вообще к этому не способен.
— ГП? — не понял я.
— Главный Персонаж. На самом деле его…
Договорить Моника не успела — помешала оживленная перепалка. Точно. Нацуки и Юри наверняка уже заценили стишки друг друга и, мягко говоря, не впечатлились.
Сейчас ГП должен поступить как король ситуации и разрулить конфликт. Но голова была занята совершенно другим. Или другой.
Эта самая другая сделала мне еле заметный знак.
— Ступай давай, после собрания подойдешь.
Я послушно потопал в зону боевых действий.
— … т-ты, должно б-быть, просто з-завидуешь, Нацуки, п-потому что Гару больше понравились мои стихи и мои советы, — заявила Юри, — а завидовать некрасиво.
— Пф-ф, тебе-то почем знать, что ему больше понравилось, — парировала коротышка, — или ты настолько зациклена на себе?
