Малфой перестал хихикать, ухмылка Снейпа превратилась в гримасу, Гермиона смотрела на меня с возросшим уважением, а Пат — с удивлением. Видимо, я ответил правильно.
Весь остаток урока мы что-то записывали (а вы пробовали писать пером? У меня были кляксы через строчку), а я занимался сравниванием Пата и профессора Снейпа. В принципе, анализ ДНК тут вряд ли понадобится. Взять Пата, вырастить его в шкафу, отрастить ему волосы (и не мыть их), накинуть ему лет двадцать. А так — глаза, линия губ и скул, подбородок, нос. Даже мимика, в принципе, та же. За одним большим исключением.
Пат умел улыбаться.
* * *
— Ты молодец, Гарри, это был сложный вопрос, — поздравила меня Гермиона, когда мы вышли из кабинета.
— Да уж, приятель, удивил, — заявил Пат с другой стороны, — откуда такие познания?
— Да мы же с тобой ржали над этим рецептиком минут десять, не помнишь? — напомнил я, — особенно над шкуркой бумсленга?
— Почему? — не поняла Гермиона.
Я замялся.
— Ну, не знаю. Слово смешное.
Тут наша кудрявая сокамерница внезапно вспомнила, что у неё Руны, и убежала в другую сторону.
Мы молча вышли во двор. На нас таращились. Я, конечно, думал, что все смотрят на знаменитого Гарри Поттера. Мне ведь тогда и в голову не могло прийти, что спокойно идущие рядом гриффиндорец и слизеринец — это зрелище покруче Мальчика-Пережившего-Аваду-Кедавру.
На улице светило осеннее солнце, ничто не напоминало вчерашнюю мерзость.
Когда Пат достал сигарету я заметил, что у него трясутся руки. Хотя, нет. Его всего как-то потряхивало.
— Ты это видел? — наконец спросил он, безуспешно пытаясь извлечь из зажигалки огонёк, — ты предмет этот видел? Зелья… бред собачий…
— Тебе же всегда нравилась химия… — осторожно начал я.
Он в ужасе воззрился на меня.
— Ты что сравниваешь?! Химия — это наука! А это… это… — он, не находя подходящего слова, выкинул бесполезную зажигалку, — это суп!
Я хохотнул. Подходящее словечко. Мне нравится.
Пат достал свою палочку, извлёк из неё крохотный огонёк и с наслаждением прикурил.
— Ещё этот чёртов факультет! — продолжал изливать мне свои несчастья Пат, — чёрт, я ведь мог с тобой попасть на твой Гриффиндор!
— В смысле?
— Эта драная шляпа никак не могла выбрать факультет. И буквально предоставила мне полный выбор!
— А! Меня она тоже звала в Слизерин!
— А ты?
— Ну я, как бы, отказался…
Пат негодующе возвёл глаза к небу.
— А я сидел и думал — почему это шляпа разговаривает?
Я засмеялся.
— В стиле Пата Рэндома.
Пат мрачно усмехнулся.
— Да. Таким меня создал господь!
— Не знаю насчёт господа, — не удержался я, — но один знакомый носатый дядька тут явно постарался!
Пата передёрнуло.
— Не говори мне о нём. Куда смотрела моя мать?!
Не знаю, куда точно смотрела мама моего друга, но точно не на внешние данные.
— Лучше бы он был бандитом, — мрачно заявил Пат.
А через пару секунд осторожно спросил меня:
— Скажи честно, мне кажется или я правда на него так похож?
Пат посмотрел на меня с надеждой, которая свойственна смертельно больным людям. Я не мог врать своему лучшему другу.
— Убей меня, — грустно попросил меня Пат.
— Мистер Рэндом! — вдруг раздалось за нашими спинами.
Около нас появилась похожая на ястреба профессор МакГоноголл. Она с яростным негодованием смотрела на Пата.
— Что? — не понял он.
— Курение запрещено на территории Хогвартса!
— Я же не в замке! Тем более, такого правила нет, я лично посмотрел.
Профессор взмахнула палочкой, и сигарета Пата испарилась. Вид у него сделался как у ребёнка, у которого конфету вырвали прямо изо рта.
— Не волнуйтесь, теперь будет. Правда, мне всегда казалось это очевидным! — воскликнула МакГоноголл, — пять баллов со Слизерина.
Глава Тринадцатая, где я узнаю чем отважный лев отличается от скользкой змеи
— … а кабинет ты видел? Подземелья! Кошмар… Полная антисанитария… Вот когда я был в университете… — голос Пата принял мечтательную интонацию.
— Какого ты там делал? — лениво удивился я, жмурясь на осеннее солнышко.
Мы сидели на берегу озера, наслаждаясь не по-осеннему тёплой солнечной погодой.
— Да ходил к знакомому парню, он там учится… Ну так вот там я понимаю — лаборатория! Реактивы, микроскопы… Всё чисто, стерильно…
— Ты кухню тёти Петунии не видел. Вот там действительно стерильно!
— Поттер, хватить меня перебивать, — недовольно пробурчал Пат.
— Да ты забодал меня уже! У тебя, кстати, лучше всех получается.
— Это генетическое. Наследуется вместе с носом.
Уже две недели прошло с тех пор, как мы приступили к занятиям в Хогвартсе, и на Зельях Пат хоть и не показывал себя с лучшей стороны своего непростого характера, но результаты его работы неожиданно превосходили всех. Гермиона пыхтела над котлом, но даже с её мозгами (а они всё-таки у неё ого-го какие!) было непросто; Малфой, больше времени тративший на язвительные оговорочки, особо не преуспевал ни в этом деле, ни в зельях; мой процент успехов и неудач был примерно шестьдесят к сорока (а я за эту пару недель, кажется, вызубрил учебники по Зельеварению за все пять курсов).
А Патрик Рэндом, не утруждая себя чрезвычайными усилиями, готовил всё, что надо, вызывая одобрительные ухмылки своего папаши и, кажется, интересуя его всё больше с каждым занятием. Притом что Пат умудрялся сохранять весь урок такое выражение лица, которое говорило яснее ясного, что всё, что он сейчас делает, ему глубоко омерзительно и противоречит всем его жизненным принципам.
А сейчас, как и всегда после общения со своим папашей и его котлами, Пат много и в подробностях критиковал Зелья. Достало жутко.
На нас как всегда глазели. Дружба гриффиндорца и слизеринца в этих стенах была настолько в новинку, что являлась бесконечной темой для разговоров, пересудов, усмешек и т. д. и т. п. А уж если гриффидорец — сам Гарри Поттер, Мальчик-Который-Выжил, юный бунтарь с опасными наклонностями поджигателя учебных заведений, а слизеринец — Пат Рэндом, который не боится профессора Снейпа (а это значило то же самое, что вообще ничего и никого не бояться), и благодаря которому за две недели со Слизерина сняли уже пятьдесят баллов (за курение, за использование нецензурного лексикона, за пребывание вне спальни после отбоя, за шум в библиотеке, ещё за что-то)…
У наших с Патом разговоров тоже были неиссякаемые темы. Их было три штуки.
Первое — Зелья. Тут Пат всегда кривил лицо и выкладывал всё, что он думает об этом предмете и о преподавателе. Тут же был переход на вторую тему — Северус Снейп.
В первый же день после Превращений мы пошли в гости к Люпину. Рем не успел поздороваться, как Пат с порога выпалил:
— Скажи мне честно, Рем, неужели на вашем курсе не было адекватных симпатичных парней?
Рем начал улыбаться, когда мы вошли, но теперь его улыбка застыла в странном недоумённом выражении.
— О чём ты?
— О том, как я появился на свет.
Рем помолчал, видимо не зная, что сказать.
— Хотите чаю? — вдруг предложил он.
— Давай, — тут же согласился я.
Люпин оживился и быстро соорудил нам по чашке чая. Пат хмуро смотрел на Люпина.
— Как первые день в школе? — попробовал беззаботно спросить Рем.
— Паршиво, — тут же отозвался мой друг.
— Мы будем ходить на дополнительные занятия по Превращениям, — добавил я.
Это была идея Пата. С Превращениями и правда было сложно, просто так их было не нагнать, и Пат после урока потащил меня прямо к МакГоноголл и заявил, что нам не помешали бы дополнительные занятия. Притом меня не предупредил, и я стоял, хлопая глазами и понимая, что уже поздно идти на попятный. МакГоноголл, помолчав, согласилась. Хотя я не был в этом уверен, так как Пат смутил её на только что прошедшем уроке вопросом, есть ли практический смысл в превращении ёжиков в тапочки.
На мой взгляд, смысл был. Вот просыпаешься ты утром, а вокруг полным полно ёжиков. А тапочек нет. Вот тогда-то и вспомнишь уроки профессора МакГоноголл…
— Поэтому паршиво? — всё ещё пытался улыбаться Рем.
— Нет, — всё ещё хмурясь, ответил Пат, — просто первым уроком были Зелья. Ты на мой вопрос так и не ответил.
Рем вздохнул.
— Пат, мы с твоей матерью были старостами в школе, часто общались и я её хорошо знал. Она была замечательным человеком…
— Я это знаю. А мой отец — козёл, — прервал его Пат, и с каким-то странным удовлетворением добавил, — и ведь я всегда знал об этом!
Рем устало потёр глаза и немного помолчал.
— Я не могу тебе сказать, что было между Снейпом и твоей матерью, Пат.
А я вот догадываюсь…
