Но вскоре ко мне явился Алистер Крант, которому и было дозволено занять тыловые позиции и разместить раненых, при условии что он поможет удерживать фланги. Наступление врага на нашем направлении не было таким же рьяным как ранее, видимо большую часть сил Архивраг концентрировал на других участках и мощными ударами разделял наши полки друг от друга.
Нам позволили пожить дольше других или же не позволили, а заставили, чтобы каждый упёртый боец расплатился за свою непоколебимость лицезрением краха всего.
— Сержант…
— 226-ой, или вы контужены, капитан⁈ — рявкнул я, вынужденный тратить время на Алистера, который в свою очередь считал уместным до сих выражать своим видом сомнения касательно моего управления этими силами из-за звания. — Что вы хотите⁈ Медикаментов нет, а наши квартирмейстеры могут прочитать молитвы за упокой ваших тяжелораненых, но только если выживут после следующего наката врагов!
— У нас безвозвратные потери более семидесяти процентов личного состава. Две три выживших ранены, химеры заполнены воющими в агонии бойцами, а размещать их под открытым небом…
— ТАК МАТЬ ТВОЮ РОЙТЕ ТРАНШЕИ!!! РАСШИРЯЙТЕ И УКРЕПЛЯЙТЕ ЛИНИЮ ОБОРОНЫ, ГОТОВЬТЕ БЛИНДАЖИ И ЛИСЬИ НОРЫ!!! НЕУЖЕЛИ МНЕ НУЖНО УЧИТЬ ВАС КАК ВОЕВАТЬ⁈
— У нас не хватает рук, мы не успевае…
— Сукин сын, — процедил я сквозь зубы, после чего со злобой ударил по столу. — Сто тринадцатый, проверь западные позиции! Семьсот двадцать пятый, проверь сколько припасов осталось на восточном фланге, кажется они хотят умереть геройской смертью раньше времени! Выполнять! А ты, Алистер, за мной, живо!
Капитан был абсолютно подавлен и даже не пытался сопротивляться моему давлению. Он тут же подчинился, видимо всё ещё думая, что таким образом сможет получить от меня какую-то помощь или хоть что-то. Будто бы я был его последней надеждой и смирением он не желал её разрушить. От штаба мы недалеко ушли, буквально двадцать метров прошли, до обугленного тела, у которого я остановился и снова рявкнул:
— Смотри! Не отворачивайся! Смотри, я сказал! — теряя терпение рычал я, достаточно громко, чтобы даже противогаз не стал помехой. — Что ты видишь⁈ Что ты видишь⁈
— Изуродованный труп, — ответил капитан.
И он действительно стал смотреть на тело, но всё равно ничего не видел. Пришлось объяснять.
— Труп? — подойдя в упор к капитану, я перестал кричать. — Знаешь почему у него нет ног? Мы ампутировали их ещё неделю назад. Более тринадцати осколков, и это только на одну ногу. Там нечего было спасать. Но знаешь каким была его реакция? Алистер, я задал вопрос.
— Нет, не знаю.
— Он плакал, Алистер. Рыдал и молил квартирмейстера не добивать его, хватался за его разделочный нож голыми руками, не давая себя добить. Он умолял дать ему ещё один шанс. И мы дали его, посадили его сюда, приварили к позиции болтер и листы брони, приковали его цепями, чтобы фугас не отбросил его ударной волной, — говорил я, смотря на то как стёкла противогаза капитана начали запотевать из-за утащившегося дыхания. — А ты приходишь ко мне и говоришь… у нас не хватает рук… у нас нет медикаментов… мы не справились… не отворачивайся, скотина, смотри! Знаешь сколько ему лет⁈ Знаешь сколько лет им всем⁈ Тут все тебе в сыны готовятся, большинству нет и двадцати! Так что ж ты, ирод, ко мне приходишь и жалуешься? Зачем ты это делаешь? Чего ты хочешь добиться?
— Хватит, это уже слишком, — вдруг встряла Птичка, когда я уже хотел схватить за голову этого капитана, чтобы помочь ему поближе рассмотреть то, что осталось от этого бойца после попадания из плазменной винтовки. — Он не такой, он не криговец и не должен им быть.
— Когда они начали наступать… мы не могли ничего сделать. Треть солдат сошла с ума от одного взгляда их полководца. Они начали рвать друг другу глотки, превратились… в монстров, которые даже не обращали внимания на битву и после победы над своим товарищем просто пожирали трупы. За секунды исчезали целые взводы, а когда предатели начали наступление… космодесант Хаоса просто шёл вперёд, потроша всё и вся, для потехи отрубая ноги и руки, чтобы посмотреть как дрыгаются их враги… Все мои товарищи, с которыми я прошёл не через одну битву, полегли там… все офицеры, что столько лет сражались во имя Империума в миг становились седыми, отдавая последние силы в борьбе с голосами… мы… мы не были трусами, но… что мы могли сделать? Это не было сражением, это была бойня, где нас резали словно скот…
— Не говори, молчи, — настойчиво прощебетала Птичка и словно клюнула меня прямо в мозг, что стало причиной неприятной боли.
Я хотел сказать, что он должен был сделать, но наверняка капитан и сам знал. Как и монолог этот прозвучал из-за чувства вины и понимания того, что именно их бегство постепенно и неизбежно становиться главной причиной окружения нашего полка и грозится стать причиной окружения всего Корпуса Смерти. Но всё же я не сказал ни слова, одёрнув себя и выдохнув чуть ли не раскалённым воздухом через ноздри.
Птичка была права. Он действительно не криговец. И я тоже не криговец. И он не знает через, что проходили мы. А я не знаю через что прошёл он. А даже если бы и знал, то разве можно требовать от него невозможного? Или может быть были сомнения в том, что он сделал всё на что был способен? Сомнения могли быть, но раз полковник Крайзер их пропустил, то значит так было правильно. И я должен поступить правильно, иначе не достоин командовать даже отделением, не то что целой ротой.
Тем временем мимо по траншее прошёл один из наших бойцов, которому ампутировали обе руки, но надели хомут на шею и привязали к нему тачку, с помощью которой он подвозил боеприпасы на позиции и помогал с логистикой.
— Иди к своим бойцам, Алистер, я пришлю семнадцать человек, несколько инженеров и один бронетранспортёр с экипажем. Они помогут переоборудовать вашу технику для помощи в рытье траншей, ковши приделать мы не сможем, но хотя бы землю разрыхлить уже многого стоит. Металлолома у нас тоже куча, шедевра оборонительной мысли не создадим, но хотя бы раненые будут хоть как-то защищены от постоянных обстрелов. Сколько вас ещё выжило?
— Я… я не знаю… мы отступали разными группами, хаотично… организации не было, как только демоны вырезали главный штаб всё… всё начало рушиться слишком быстро. Кто-то отступал, а кто-то… кто-то… — ком в горле заставил Алистера замолчать.
Не все решили оправдывать своё бегство «спасением раненых», многим хватило чести умереть там. И я бы отдал десять таких капитанов за одного рядового, что дрался до последнего. Но у меня не было такой возможности, как и судить кого-то мне тоже не стоило. Не передо мной ему отвечать за свой поступок и даже не перед Богом-Императором.
— Иди, — повторил я, после чего перевёл взгляд на карманные механические часы. — Они уже доставили боеприпасы и выкатили артиллерию на позиции. Скоро начнётся обстрел, а за ним очередной накат. Не дай флангам пасть ещё раз.
Обстреливать наши позиции без остановки враг не мог, это говорило о том, что не таким и большим ресурсом обладали противостоящие нам подразделения. Вероятно перед ним также не ставили цели сломить нас любой ценой. Просто выматывают нас, обстреливают, не дают никакого тактического простора. Из-за этого мы только и можем сидеть словно в осаде, пока наших союзников в других, более уязвимых местах, разрезают на кусочки.
Это было лестно, ведь нас сочли за сильных и оставили нас на десерт. Но что же… в таком случае у нас теперь куда больше времени придумать как сделать так, чтобы ублюдки подавились и сдохли, пытаясь нас проглотить.
— Ведут концентрированный огонь по левому флангу, — доложил связист, после чего на мой когитатор были выведены переведённые в текст доклады.
— Отлично-отлично, — бурчал я себе под противогаз. — Придурки слепые…
Технику мы буквально закапывали и маскировали так, что найти её было практически невозможно. Зато враг смог найти замаскированные макеты и как обычно самоуверенные кретины решили, что умнее всех. Пожалуй с последователями Кхорна воевать было приятнее всего, по крайней мере нам уж точно. Пусть хоть без остановки бомбят по тому, что уже не представляет ценности. Мы ещё металлолома притащим, чтобы им веселее было.
