Марфутка оказалась древней бабкой, слепой, глухой и похоже выжившей из ума. Расспрашивать ее о чем бы, то ни было, было совершенно бессмысленно. Внучки дома не оказалось, но когда ведьмак и староста уже собирались уходить, она зашла в хату с ведрами полными воды. Стройная девушка лет двадцати, с гордо поднятой головой, этому видимо способствовала, тяжеленная русая коса. По кметски крепкая, но в то же время грациозная, она вылила воду в чан и вопросительно посмотрела на ведьмака огромными эльфьими синими глазами. Прямой нос и красиво очерченные губы, выдавали в ней далекое родство с эльфами или дриадами.
— Послушай, Ванда, — начал Любош, теребя в руках шапку и опустив глаза, — вот милсдарь ведьмак, хотел бы спросить у тебя кой чего. А я, пожалуй, пойду!
Когда за старостой закрылась дверь, Ванда села напротив Геральта, посмотрела на него так, что у него дыханье остановилось. Ведьмак, взял себя в руки:
— Скажи мне, Ванда, что ты знаешь о колдуньи?
— Ничего. Она была хорошая, обещала меня научить чарам. Я только покупала у нее эликсиры. Что я могу знать?
Ее голос звучал, как мелодия, аромат ванили и чего-то еще очень приятного, манил, будоражил и вызывал аппетит разбуженный, вовсе не желудочным соком. Из блаженного состояния ведьмака вывело, подрагивание ведьмачьего медальона.
«Значит, только обещала научить чарам? — подумал ведьмак. — Завралась ты, девонька».
— Говори! — молниеносным движением он приставил меч к горлу девушки. — Я ведьмак, на меня не действуют чары.
— Я не хотела ничего плохого, — ее голос дрожал, а из глаз потекли слезы. — Она научила меня привораживать, больше ничего не успела. Она подарила мне, деревенской дурнушки, эту внешность, научила читать и писать. Я любила ее как мать, и она меня! За это он и убил ее!
Девушка зашлась беззвучными рыданиями. Геральт убрал меч в ножны, ему очень захотелось погладить ее по русой головке, прижать к себе и извиниться, но он воздержался.
— Расскажи, все, что знаешь, — попросил он более мягко.
— Она говорила, что очень давно, она и ее сестры занимаются воспитанием таких существ. Родился он обычным оборотнем, не знаю, была ли она его настоящей матерью или нет, но он считал ее таковой. С помощью эликсиров, ей удалось сделать так, что бы он все реже оборачивался человеком, с каждым годом он становился все свирепее и свирепее. Но при этом она учила его быть послушным ее воли или воли того, кто в последствии станет его хозяином. Несколько раз она его отпускала побегать по лесу, проверяя, сможет ли он справиться с искушением, наброситься на человека без ее приказа. Он всегда выдерживал испытания, но как-то, раз не смог сдержаться и загрыз ребенка. Десять дней она истязала его, какими-то ужасными чарами, его вой был слышен даже в деревне и днем и ночью. А потом он сорвался с цепи и…
Ванда замолчала и закрыла лицо руками. Ведьмак не стал ее торопить.
— Он хотел убить меня, думал, что я виновата в том, что она так к нему относится, попросту ревновал. Госпожа Рокзана, так ее звали, узнав его намерения, обозвала его ублюдочным ублюдком, не достойным иметь матери. Когда он сорвался, сразу бросился ее искать и… нашел. С тех пор я больше не ходила в лес, а он принялся убивать всех кого только мог. По возрасту, он был еще подросток, еще не вырос и не заматерел, поэтому убивал только детей и женщин. Вот и все.
Девушка задумалась, а потом добавила:
— Да, еще бабушка рассказывала, что очень давно, сестра госпожи Рокзаны, тоже жила здесь лет пятнадцать, она и построила черную хату.
— Ладно, Ванда, прости меня за резкость. Спасибо. Пойду посмотрю, что с кузнецом.
Она улыбнулась, обнажая ровные красивые зубы, встала и пошла к выходу. Геральт последовал за ней. Девушка открыла дверь, отошла, давая ему пройти, и заглянула в глаза. От этого взгляда у ведьмака кровь прилила к голове и не только к ней.
Уже совсем стемнело. На небе как рассыпанные по черному бархату брильянты сияли звезды и лунная половинка. Кузница располагалась, через несколько домов от дома Ванды. Кузнеца положили прямо в кузнице на кучу соломы, он лежал на животе, охал и кряхтел. Вокруг него суетились две старухи, они уже успели обработать и перевязать укушенное место. Геральт присел рядом с ним на корточки:
— Ну, как ты?
— Как я могу быть? — посмотрев на ведьмака дурным глазом, зарыдал мужик, — Тепереча быть мне оборотнем в первую же полную луну!
Было совершенно очевидно, что объяснять мужику, что это все сказки и на самом деле, самое страшное в его положение то, что он какое-то время просто не сможет пользоваться своим седалищем — абсолютно бесполезно.
— Я дам тебе мазь, будешь мазать ей рану в каждую полночь, пока не закончится, — сказал ведьмак с сочувствием, — Она снимет проклятье, и ты останешься человеком. А теперь скажи мне, что ты делал в лесу?
— Вешаться я пошел! Жена померла, дочка померла! Зачем мне жить? Вот ты знаешь?
Геральт не знал. Поэтому, похлопав мужика по спине, встал, и пошел к дому старосты.
Староста сидел за накрытым столом, не ел, ждал ведьмака. Его жена сегодня расстаралась на славу, чего только не было на столе, а аромат исходил такой, что можно было захлебнуться слюной. Ели молча и с удовольствием, запивая все свежим пивом. Насытившись, Любош закряхтел, погладил круглый, как арбуз живот и спросил:
— Может, изволите еще у нас погостить немного?
— Спасибо. Я уезжаю завтра на рассвете. Оставлю мазь для кузнеца на столе, не забудьте передать.
— Это вам спасибо, милсдарь, от всей деревни, так сказать, благодарствую, — староста положил перед ведьмаком мешочек с деньгами, — уж не обессудьте, коль, что не так. Заезжайте к нам когда хотите, будем рады. Жена соберет вам еды в дорожку и зашьет штаны.
* * *
Только оставшись один, в маленькой, но уютной комнатке, сняв одежду, умывшись и обтерпевшись мокрым полотенцем, Геральт понял, как он устал за сегодняшний день. Обработав рану на ноге, улегся в постель. Постель была мягкой, пахла мылом и чистотой, хотелось зарыться в нее, закопаться и никогда не вылезать. Он блаженно закрыл глаза, и сразу же воображение нарисовало Ванду. Сон обещал быть приятным, но явь оказалась на много лучше. Ветерок внес в открытое окно аромат ванили и еще чего-то очень приятного. Геральт слетел с кровати и подошел к окну, она стояла вся воздушная и прекрасная в лунном свете, с развевающимися на ветру волосами. Он наклонился, поднял ее, как маленького ребенка и втянул в окно. Она обвила руками его шею, заглянула в глаза. Все тут же растворилось в синеве ее взгляда: и прошлое, и настоящее, и будущие. Прошло мгновение или вечность, пока все снова обрело прежние значение.
Геральт гладил лежащую у него на груди голову Ванды и думал:
«Прости меня, Йен, конечно же, я люблю тебя… Так уж получилось… и надо сказать, очень не плохо. Вряд ли когда-нибудь я увижу вновь эту девушку. А жаль!»
Герцог Флокс проснулся сегодня не в лучшем расположении духа. Он вообще, не любил суету и всякие торжества, даже маленький семейный праздник, на который собирались только самые близкие родственники, всего человек пятнадцать-двадцать, был для него неприятностью, а тут свадьба его собственной дочери — это уже не неприятность, а просто катастрофа.
Он встал, оделся, причесался и критически осмотрел себя в зеркале. Из зеркала на него смотрел мужчина средних лет, с темными с проседью волосами, расчесанными на прямой пробор и зачесанными за крупные слегка оттопыренные уши. Слезящиеся круглые немного на выкате глаза, смотрели грустно и надменно, прямой нос был несколько заострен, а аккуратные усики, с закрученными вверх кончиками красовались над узкими губами. Одет он был во все бордовое, исключение составляло невероятных размеров белое жабо, торчащие вперед, как грудь индюка.
«Ну, что ж, — думал герцог, пытаясь придать жабо, еще более пышный вид, — недурственно я выгляжу. Очень даже, можно сказать, привлекательно».
От созерцания собственной неотразимой, как ему казалось, персоны настроение его немного улучшилось, и возможно сохранилось бы еще какое-то время, но дверь его спальни распахнулась, и в комнату внеслась герцогиня Ливида, уже как семнадцать лет, его законная супруга. Это была не высокая женщина лет сорока, с худенькой фигуркой восемнадцатилетней девушки и роскошной гривой каштановых, отливающих медью волос. За все годы их совместной жизни, герцогу не разу не удалось увидеть ее без густо наложенного макияжа, да он и не стремился, догадываясь, что раз даже, такой густой макияж не делал из нее красавицу, то его отсутствие вряд ли добавило бы ему восторгов. Герцогиня Ливида была не первой женой герцога, до этого он был женат на ее лучшей подруге.
По молодости лет он был очень привлекателен, и пользовался большим успехом у женщин. Пользовался он им совершенно без разбору и абсолютно беспорядочно, но однажды без памяти влюбился в молоденькую графиню Фристину Алази. Его матушка узнав об этом сразу же устроила свадьбу, пока ее сыночек не нашел себе более не подходящую пару. Фристина обладала своеобразной красотой и это, пожалуй, все, что в ней было хорошего. У нее оказался отвратительный капризный характер, к тому же, позже выяснилось, что она еще и бесплодна. Промучившись, пять лет, они развелись, причиной этому послужила лучшая подруга Фристины.