Так что генетика работает лишь отчасти и только на начальных этапах. А дарованную возможность можно как раздуть из малой искорки, так и погасить вполне заметный огонёк — тут показателен пример моей собственной матери.
* * *
Через день после странного исчезновения крестьянской семьи, которую, по свидетельствам части сельчан, вполне мирно увёл какой-то громила, может, даже воитель, по окрестностям разошлась гораздо более громкая весть: обезумевший наследник уже немолодого, но крепко держащего власть лоулорда Хуго жестоко убил своего отца. Более того, этот тридцатипятилетний Ученик, который сражался с невероятным для своего уровня мастерством, не только смог убить главу отцовской дружины в ранге Адепта, но и, не обращая внимания на ранения, прорвался в зал, где укрывались остальные его родственники. Там окровавленный сумасшедший устроил настоящую бойню, не пощадив ни мать, ни свою беременную жену, ни сестру с её мужем.
Злые языки поговаривали, что безумие затмило разум мужчины после того, как он узнал, что в чреве его жены растёт не его сын или дочь, а вовсе даже сестра или брат (любвеобильность старого лорда являлась общеизвестной). А как иначе, если он ни разу не возвращался с променада по своим землям без одной или нескольких молоденьких селянок? Иные шептались, что умственное помутнение наступило на почве садизма, ведь любовь к селянкам передалась и старшему сыну Хуго, правда в несколько нездоровой форме.
А некоторые слуги рассказывали и вовсе ужасы: будто бы мужчина, убивший отца и порубивший на куски почти всех близких, во время расправы плакал и просил его остановить, что-то крича о поселившимся в его теле зле. Впрочем, свидетелем этого стало не так уж и много слуг и воинов, потому большинство услышавших считало сие преувеличением, не забывая, однако, просить своих богов о защите от нечистой силы. Зато самоубийство безумца видели почти все: закрывшись в установленной посередине замковой площади позорной клетке, он облил себя и всё вокруг горючим маслом, после чего поджёг.
И вот ужасные вопли: «Проклятый демон! Я не знал! Я не знал! Я не зна-а-ал!», — которыми безумец оглашал округу, услышали и запомнили все вокруг.
Некоторые особо злоязыкие сплетники поговаривали о том, что буйнопомешанного аристократа «не смогли» остановить не только из-за его приказа и угрозы четвертовать всех попытавшихся, но и потому, что семью жадных и жестоких дворян не любили даже собственные слуги. Крестьяне же, передавая из уст в уста страшную новость, не только чертили в воздухе различные отвращающие зло жесты, но и тихонько добавляли: «Поделом!». А кто посмелей — ещё и сплёвывал под ноги, отвесив погибшему владетелю, его сыночку и остальным несколько пожеланий о времяпрепровождении в преисподней.
Так или иначе, бразды правления феодом теперь предстояло принять самому младшему из детей Хуго: книжнику, которого вся остальная семья считала отщепенцем. Подумать только! Предлагать не взимать деньги с жалких смердов, а тратить на них! Не зря глава семейства приказал сжечь глупые бумажки с какими-то формулами и графиками окупаемости, а самого сопляка, нахватавшегося дурости в своих университетах, облить холодной водой — чтоб, значит, пришел в себя.
Многие младшие сыновья завистливо шутили об удаче этого «гадкого утёнка», который получил власть благодаря плохим отношениям с отцом и братьями, кои выжили его из родного замка. Лишь одна живая душа знала, что молодого аристократа, в свои двадцать три ставшего лоулордом, спасла именно та неудавшаяся попытка помочь крестьянам заработать больше серебра для себя и хозяев земли.
В конце концов, какой смысл мстить тому, кто никак не причастен к ущемлению твоей родни, а наоборот — пытался сделать лучше? Да и о работе забывать не стоит: я всё же выступаю на стороне сил порядка, а полное уничтожение рода неизбежно вызовет брожение на бесхозных землях и ряд конфликтов среди соседей, претендующих на освободившиеся территории. Так что пусть парень живёт. Быть может, у него получится воплотить свои идеи в жизнь…
Ведь у Диего, брата Изабеллы — услады моих вечеров на просторах неспокойного Юга — получилось, верно?
Остальные же… ну, судя по словам немёртвого «безумца», они вполне заслуживали смерти. Да и умерли, пожалуй, слишком быстро, почти без страданий. Все, кроме посмевшего ударить мою маму червя. Хотя и его кончина оставила некое чувство неудовлетворённости. Пускай насильственный контроль марионетки при работающем, но отстранённом от управления телом разуме и причинял ей физические и моральные муки, но этого недостаточно. Хотелось окончательно сломать это ничтожество, а после исковеркать жалкую душонку и вышвырнуть её остатки поглубже в тёмные слои имматериума.
Тем не менее, мне всё же удалось устоять перед искушением. Всё-таки эта погань не покалечила и не убила никого из моих родных (разумеется, если не учитывать косвенную вину в смерти погибших от болезни братиков), а значит, и идти на поводу шёпота тёмного артефакта тоже не стоит.
Сдох и сдох.
Я ведь пытаюсь стать добрее, так? Вот! Даже для такого негодяя, как обидчик мамы, у меня найдётся немного тепла и света…
Тепла и света очистительного пламени аутодафе.
* * *
Глава Ночного Рейда читала, вернее, перечитывала адресованное ей письмо. Левая рука сжимала непрезентабельно выглядящий лист бумаги — сначала на эмоциях смятый, а затем вновь расправленный и разглаженный — в правой же, зажатая меж средним и указательным пальцами, дымилась сигарета. Дальше справа находилась пепельница с множеством покоящихся там свежих бычков, стакан и початая бутылка дорогого, качественного коньяка, который женщина пила, словно дешёвое пойло — по половине стакана за раз, залпом опрокидывая в себя, а после, морщась, «закусывая» сигаретным дымом.
Положив письмо на стол, Надженда откинулась в своём кресле и негромко, с нотками горечи, рассмеялась.
— Тебя снова поимели, подруга, — с кривой усмешкой произнесла она и, зажав сигарету во рту, плеснула в стакан новую порцию алкоголя, чтобы влить в себя за пару глотков.
— …Какие-то бандиты, боевого генерала, в такой непотребной позиции, — женщина снова невесело хихикнула, сжимая и разжимая металлические пальцы протеза.
Впрочем, бывшая генерал имперской армии, и нынешняя глава самой одиозной в стране террористической организации, отлично понимала, что эти бандиты не могут называться "какими-то". Если это вообще бандиты, а не маскирующееся под криминальную организацию непонятно что. Даже если отбросить сверхъестественную информированность их главаря, просто невозможную для обычного, пусть и высокопоставленного преступника, а также забыть о сквозящих в послании намёках на неизвестных, но, несомненно, могущественных покровителей, то остаётся, будь он проклят, полноценный Мастер верхней ступени!
Лишь чудом провалившаяся миссия с неприятными, но не фатальными итогами (после инцидента в Сингстриме у Ночного Рейда и так не слишком хорошая репутация, а на мнение крыс из Штаба ей плевать: она им нужна больше, чем они ей!) не превратилась в нечто куда более страшное. Потерять двоих членов команды и их тейгу, да ещё не на миссии от Штаба, на который легко списать все проблемы, а во время исполнения «левака»… женщина не хотела даже думать о последствиях подобного фиаско.
Более всего Одноглазую, конечно, беспокоила внутренняя атмосфера среди подчинённых; очередную-то присланную революционными вождями цидульку с упрёками и размытыми угрозами она переживёт. Ведь как бы ни извивались эти лицемеры, но истина такова, что им выгодна любая активность Ночного Рейда близ Столицы. Само присутствие её людей заставляет Империю держать своих лучших бойцов под боком и даёт удобный политический инструмент столичным лордам и магнатам, поддерживающим их движение.
Пока она не начнёт творить откровенное безумие, её будут терпеть.
Но опальная военачальница также прекрасно понимала, что абсолютно все её проколы не будут забыты. Вся скопленная грязь выплеснется на голову «презренных убийц» сразу, как только имперский дракон падёт. Впрочем, понимая это обстоятельство, Надженда и начала предпринимать некоторые шаги, призванные защитить её организацию и людей от будущего удара. К сожалению, как и в былые времена, когда у неё имелся полный комплект глаз и конечностей, а в подчинении состояли тысячи солдат, — стоило начаться битве или иным активным действиям, как тщательно взлелеянные планы редко проживали дольше одного-двух ходов противостояния. Далее приходилось вносить серьёзные коррективы, а то и вовсе импровизировать. Ведь у противника есть свои полководцы с собственными планами на сражение. И это в случае исправно поставляемых в штаб разведданных.
