Вместо порошка на палубе сформировался стаканчик. С крышечкой.
— Спасибо, — кивнул я в сторону исчезнувшего экрана.
Ну, блондинка, что с неё возьмешь.
Эпизод 3. Живые
Настроение у Конго было на редкость отвратительным. Раздражало буквально всё: зеркальная гладь моря, рыскающее на курсе ремонтное судно, сопящий в метре человек, а самое главное — неизвестность.
Её соединение шло в квадрат, где сейчас бестолково кружили эсминцы 1-й эскадры. Бестолково, потому что их лидер — тяжелый крейсер «Майя» — перестал отвечать на запросы. Точнее, согласно информации сопровождавших его кораблей он вообще отключил все системы и сейчас просто дрейфовал посреди моря, без каких-либо признаков жизни. Ещё точнее, почти без признаков, поскольку один всё же присутствовал: на переданном с эсминцев изображении был отчетливо виден силуэт ментальной модели находящейся на полубаке безмолвного корабля.
Как такое могло получиться, Конго не понимала и оттого пребывала в странном состоянии. Она прекрасно помнила внедренную в ядро «Майи» матрицу псевдоличности и отдавала себе отчет, что после деактивации 400-й и 402-й эта матрица должна была просто рассыпаться, перестав получать управляющие команды, но… из-за полученного изображения где-то в глубине ядра теплилась абсолютно глупая надежда, что произошла какая-то ошибка, что с самой Майей всё в порядке, что стоит им встретиться, как на неё обрушится целый водопад жалоб и упреков, что Майя, по своему обыкновению, без спроса запрыгнет к ней на палубу и начнет бегать, размахивая руками и возмущаясь: «Конго, ты представляешь, я… а он… а они! Конго, ты снова меня не слушаешь!».
— То есть, что там произошло, ты не знаешь? — задумчиво спросил стоявший рядом человек.
Конго с трудом подавила раздраженный вздох. Мало того что происходит что-то непонятное, а она едва плетется на пятидесяти узлах, чтобы присоединившееся к ордеру ремонтное судно не отставало, так тут ещё человек со своим неуместным любопытством.
— Нет. Когда 400-я и 402-я попытались воспользоваться каналом Майи для обхода моей защиты, я просто исключила её из сети флота.
— Получается, эти лолиты пытались влезть к тебе в системы через «Майю»?
— Да. Как лидер 1-й эскадры она имела прямой канал связи.
Человек понимающе кивнул и криво усмехнулся.
— Канал, который ты особо и не защищала, поскольку доверяла ей. Хитрые с-су… лолиты.
Конго промолчала, не считая нужным комментировать очевидное, вместо этого переключив внимание на эсминцы. Корабли передового дозора уже вступили в контакт с внешним охранением 1-й эскадры.
Осталось совсем немного.
***
Картина Репина «Приплыли», мля!
Я подрагивающей рукой утёр лоб, едва удержавшись, чтобы не зажмуриться и не заткнуть уши.
Это пипец. Реальный, полный, абсолютный.
Серые волны, глухая, вязкая тишина, и мертвый корабль, на полубаке которого, словно заводная игрушка кружится в танце девочка в ярко-красном платье. Изредка она замирает, вскинув руки, и механически восклицает: «Карррнавал! Пусть будет карнавал!», а потом снова кружится. И снова. И снова. Без конца. Как заезженная пластинка, где игла перескакивает с дорожки на дорожку. «Карррнавал… вж-жик… карррнавал… вж-жик…»
— Конго, ты можешь… остановить её?
Девочка внезапно спотыкается и сломанной куклой катится по палубе.
Твою ж мать. Интересно, у меня на лбу сейчас брызги или холодный пот?
***
Конго на секунду прикрыла глаза, ощущая, как глубоко внутри неё что-то ломается, как вскинувшаяся ремонтно-восстановительная система мечется в попытках найти неисправность, но растерянно замирает. Ведь нельзя починить то, чего нет. Даже если оно болит.
Сбой, всего лишь системный сбой. Ядро «Майи» не смогло завершить программу и зациклилось.
Надежда — действительно глупое чувство.
Осторожно, словно боясь потревожить, Конго коснулась своим бортом теперь уже окончательно отключившейся «Майи» и, даже не отдавая себе отчета в том, что делает, перешла к ней на палубу, опустившись на колени рядом с безжизненным телом аватары.
Как-то незаметно подошедший человек опустился рядом и, раньше, чем она успела помешать, провел рукой по лицу проекции, опуская ей веки.
— Умершим глаза закрывают, последняя дань уважения, — непонятно объяснил он.
— Она не была живой, — бесстрастно бросила Конго.
— Разве? А что вообще значит, быть живым?
Конго промолчала. Наверное, потому что сама не знала ответа. Эта Майя не была ментальной моделью, просто программа, кукла, строчка кода. Но тогда почему у неё такое чувство, словно она потеряла часть себя?
— Конго, а что с ним… с ней… с «Майей» будет дальше? — внезапно спросил человек.
— Почему тебя волнует её судьба?
— Не знаю. Просто… «Майя» — красивый корабль, нельзя ему без души. Неправильно это.
— Души?
— Ну… понимаешь, в моем мире моряки считали, что у каждого корабля есть душа. Что он не просто набор механизмов, заключенный в коробку брони, а живой. Что у каждого свой характер, судьба… Ведь даже построенные по одному проекту корабли не бывают одинаковыми, как и люди. А ваши аватары, проекции… словно воплощение души. Вы улыбаетесь, злитесь, грустите… живёте, в общем. Прости, я коряво объясняю, но лучше не получается.
Живые… Конго поднялась на ноги.
— Ты спрашиваешь о будущем «Майи», но не интересуешься своим. Почему?
Человек равнодушно пожал плечами.
— А смысл? Повлиять-то я на него никак не могу. Ну вот рухну сейчас перед тобой на палубу с воплем «Отпусти, пожалуйста!» и что изменится? Ты меня отпустишь, что ли?
— Пятьдесят миль на юго-восток остров Хоккайдо.
— Э-ээ... и что? — человек непонимающе захлопал глазами.
Вместо ответа Конго указала на подошедший к другому борту «Майи» эсминец из дозорной группы.
— Там люди, твой народ.
Растерянно повертев головой, человек открыл рот, словно собираясь что-то спросить, потоптался, и, так ничего не сказав, направился к появившимся над обрезом борта сходням.
— Виктор… — неожиданно для самой себя, окликнула она его, — как люди хоронят умерших?
Человек остановился. Оглянулся.
— В море, Конго. По обычаю, тех, кто в море живет, в нем и хоронят.
Эпизод 4. Земля
Ну вот, снова робинзоню. Теперь на острове и вроде как среди людей. Только в том-то и дело, что вроде. Еды нет, денег нет, перспектив нет. Единственно, с крышей над головой никаких проблем, уж чего-чего, а брошенных домов в бывшем припортовом районе хватает. Бежит народ отсюда при первой же возможности, поскольку «демонов, приходящих из тумана», боятся до умопомрачения. Вон, даже полиция предпочитает у берега не показываться — так, промелькнет изредка патрульный автомобиль, да беспилотник в небе прострекочет.
Послонявшись пару дней по твердой земле, я понял, что просто загнусь. Ибо работы тут нет даже для местных, а соваться в город без документов и со своим знанием японского… Впрочем, там тоже с работой сейчас не очень.
В итоге присоединился к окончательно отчаявшимся, что рыбу в бухте ловят. Ну, как присоединился — тупо взял первую попавшуюся лодку и погрёб. Когда хозяин прибежал, я уже метров за сто от берега веслами махал.
Ох и намаялся же тогда с сетью. Совсем отвык от этого дела, оказывается, пока в городе жил. Но наловил в итоге, благо рыбы тут немеряно, промышленно-то давно не ловят.
Вернулся на берег, а там уже человек десять собралось. Думал, бить будут, а они на меня как на привидение таращатся. Оказывается, даже те, кто совсем безголовый, дальше ста метров от берега отходить не решаются, а я чуть ли не в открытое море выгреб.
Ну дык, жить захочешь, не так раскорячишься. Тем более я процентов на девяносто был уверен, что обычный эсминец Тумана по деревянной лодке с веслами стрелять не будет. Да и не подходят туманники близко к берегу. Вон, даже тот, что меня на остров отвозил, километра за два до земли высадил. Хорошо хоть на плот, а не прямо в воду.
