Итог был предсказуем – латная перчатка в лицо и веером разлетающиеся в воздухе зубы.
Поднявшийся гвалт продолжался недолго. Сначала нас хотели просто, без всяких разговоров прирезать, но мое знание языка (хоть и оказавшееся очень корявым) и объяснение, почему пострадавший сейчас находится в заботливых руках местного евнуха-стоматолога, дали шанс на выживание.
И уже через десять минут я, одевший шлем и полностью готовый к бою, стоял в самом центре поселения, напротив отца того дебила, который уже сейчас хвастался что он сделает с моим трупом когда победит.
Поединок был быстрый. Поймать на специально укрепленный наруч лезвие аракха, перенаправить его вниз и пока противник восстанавливал равновесие хорошенько рубануть мечом, разрубив ключицу, несколько ребер и легкое. Несколько секунд боя и молниеносная победа.
Вслед за воцарившимся молчанием был заново воцарившийся гвалт. Пока местные решали, что делать и как меня убить я подошел к поверженному противнику и отстегнул от его косы (оказавшейся достаточно короткой) колокольчик посимпатичней и прицепил к своим волосам, которые давно отпустил и они достигали мне до середины спины. Очень уж понравился мне обычай с колокольчиками, захотелось несколько себе.
Через десять минут все повторилось – нашелся двоюродный брат убитого, решивший отомстить за кровь родича. В итоге на моей косе прибавился еще один колокольчик, ибо для местных оказалось сюрпризом, что мечом можно, и нужно, колоть, а не только рубить.
Следующие три часа были очень однообразными – мне бросали вызов, проходило сражение (ставшее после первых пяти до первой крови и вообще не местью за павших товарищей, а неким состязанием кто победит чужака), выигрываемое в основном наличием у меня брони, более качественного оружия и огромного количества подлых приемчиков, типа захватов, перехвата оружия, подножек, бросков песка в глаза и ударов коленом в пах.
Но у всего есть свой конец, в том числе и у моей серии побед. Когда на землю осел еще один дотракиец, хватаясь за пострадавшие яйца и с обрезанной косой, на вечеринку решил заглянуть сам кхал Бхарбо со своим кхалаккой.
Сам кхал, если можно так выразиться, оказался идеалом дотракийца – высокий, ростом не уступающий мне, поджарый, с сухими и вьющимися, словно стальные канаты, мышцами, шикарными черными усами и длинной сложно сплетенной косой, достигавшей ему до колен. И судя по наличию своей маленькой копии, которой на вид было всего семь-восемь лет, но уже имевшей в своей косе “взрослые” колокольчики, у него был достойной наследник.
Особых политесов не было – Бхарбо сразу сказал, что пришел сразиться со мной, а я не стал отказываться. Хоть тренировками никогда не пренебрегал, тренируясь каждый день на корабле и портах нашего прибытия, даже научившись сражаться конно на корме(Буцефал был счастлив), но стоящие противники находились редко и выйти против одного из сильнейших бойцов степей… Это будоражило кровь, заставляло трястись от нетерпения.
Бой чуть не окончился, едва не начавшись. Кхал не видел всех возможностей моего меча и доспехов, поэтому едва не попался на простую уловку с переходом из рубящего в колющий удар. От удара, который должен был продырявить ему плечо, он увернулся лишь на рефлексе и невероятной для своего телосложения гибкости. Дальше последовала попытка сблизиться со мной и воспользоваться преимуществом ножей перед длинным клинком, но, как и завещал мой отец “Удар латной перчаткой по роже иногда эффективней любых мечей”. Увернувшись от летящего в кадык стального кулака, Бхарбо пантерой отскочил от меня, поняв что на близких и дальних дистанциях ему ловить нечего, перешел на стандартный вариант боя.
Начался настоящий танец. Меч и аракх порхали между нами, стремясь обойти выстроенную защиту и прорваться к мягкой и манящей плоти. И если у меня была хоть какая-нибудь защита, гарантирующая выживание, то кхал постоянно ходил на острие клинка. Словно текущий ручей, он огибал все мои атаки, постоянно контратакуя, стремясь срезать лишний кусок мышц. Меня спасало лишь наличие доспехов, вовремя подставляемых под удары клинка противника, и наличие хорошей школы боя, позволяющей экономить силы и не уступать этому зверю в обличие человека.
Наш danza продолжался долго – почти две минуты. Моя броня и молодость уравновешивали опыт и невероятную ловкость кхала. Но, в конце концов, победитель определился. Кхал воспользовавшейся моей заминкой и усталостью из-за жары (не смотря на бегущую недалеко реку, там стояла жара градусов 30-35, вдвойне усиливающаяся из-за доспехов) и отклонив мой меч, в процессе потеряв аракх, он молнией метнулся ко мне, приставив нож к щели между шлемом и кирасой.
Острое лезвие уперлось мне в кадык. Победитель был определен. Кхал, взяв один из колокольчиков с моей косы, повесил его себе, а мои длинные волосы были отрезаны и переданы победителю, как и велели дотракийские традиции. Тут Бхарбо удивил всех – он обмотал мои волосы вокруг гарды своего аракха, завязывая их в толстый, но небольшой узел, не мешающий ему сражаться. Как я узнал еще в библиотеках Цитадели, этот жест у дотракийцев появился после осады Норвоса, почти четыреста лет назад.
Когда кхал Теммо, еще до объединения дотракийцев в один народ под рукой кхала Менго, двинулся на покорение вольного города Квохора во главе кхаласара из 50 тысяч человек, на его пути встала армия этого вольного города.
Квохорцы, зная о приближении кочевников, постарались укрепить город и собрать армию из местного ополчения и наемников. Плюс “на всякий случай” в Астапоре были куплены три тысячи Безупречных, которых никто не воспринимал как серьезную военную силу из-за их недавнего появления на рынке рабов и пока отсутствующей репутации.
Безупречные подошли к городу, когда квохорская конная армия уже была разбита, а наемники бежали с поля боя, бросив своих нанимателей. Таким образом, Вольных городов могло стать восемь, а не девять. Наутро, когда дотракийцы изготовились последний раз штурмовать Квохор, они обнаружили перед главными воротами плотный строй рабов-копейщиков. По дотракийским понятиям, пехоту коннице полагалось безжалостно растоптать, и они просто бросились в атаку. Безупречные сомкнули щиты, опустили копья и выстояли. Теммо повторял бессмысленную попытку смять пехотный строй еще 18 раз и трижды использовал против Безупречных лучников, засыпая противника градом стрел, но астапорские евнухи поднимали щиты над головой, образуя нечто вроде черепахи, защищающей их от стрел.
В конечном счете, дотракийцы признали себя проигравшими: хотя из трех тысяч Безупречных в живых осталось всего 600, погибло более 12 тысяч всадников, в том числе сам кхал Теммо, его сыновья и кровные всадники. В знак признания поражения новый кхал, преемник Теммо, велел своим воинам отрезать косы и бросить к ногам Безупречных. С тех пор городская стража Квохора набирается только из Безупречных, и на древках копий они носят косы из человеческих волос, а у дотракийцев принять и намотать вражескую косу на своё оружие считается признанием воинского мастерства противника и показывает их уважение к нему.
Оберин тоже времени не терял – он тоже успел хорошенько подраться, срезав волосы у тринадцати дотракийцев, но огреб люлей от одного из кровных всадников Бхарбо, так же как и я, обзаведясь новой стрижкой. Все же дорнийский стиль битвы больше похож на дотракийский, отличаясь лишь наличием легких кожаных доспехов и отдаваемым предпочтением копью.
В итоге нас с дорнийским принцем признали “кровными друзьями” кхаласара, пригласив на вечерний пир. И если я в основном общался с кхалом и его кровными всадниками, расспрашивая об их странствиях и особенностях жизни рожденного в седле народа, понемногу попивая местный аналог кумыса, то Оберин вел себя как настоящий конерожденный – напился в зюзю, перет****ал всех встреченных дотракиек, из-за чего еще раз восемь подрался с местными. На утро его нашли в стойле с лошадьми, с двумя фингалами, измазанного в конском дерьме и абсолютно лысого.
