успел немного разобраться, как этому заклятию противодействовать, ведь это тот случай, где в кучу свалено всё, и если хоть что-то уберёшь — это перестаёт работать.
И главное — тогда он творил его намного быстрее.
Тогда старик попробовал меня закидать гоблинскими клинками.
Не получится: очень тяжело победить режущим оружием того, для кого физическое тело весьма условно. При помощи метаморфизма я менял структуру своего тела, либо пропуская лезвия в новообразованные дырки, либо сжимая их плотью сбоку, расступаясь перед режущим фронтом.
Мои Авады вязли в трансформированных щитах Даблдора — проклятый старик словно аквариум на себя надел. Сумеречное Пламя и Адский Огонь он гасил до того, как те разгорались.
Я звал домовиков. Пусто. Позвал всех Пожирателей. Пусто. Кинул Аваду в Нагайну — расчёт был в том, что она воскреснет птенцом и сможет попытаться меня переместить. Она умерла и воскресла птенцом. Но птенец по-прежнему спал и ни на что не отзывался. Я её чувствовал, но Нагайна превратилась в спящую красавицу.
Мне уже казалось, что я смогу продержаться, когда палочка Дамблдора заискрила сильнее. А потом отвисшие куски прозрачной ткани с его кожи стали обугливаться.
Старик перестал пытаться лишить меня магии. В меня полетели его странные стиратели памяти.
Я отбивался.
Но внезапно оказался зажат словно в тисках — не в поединке магии, а в поединке воли. Я не мог ничего сделать Дамблдору, тот не мог ничего сделать мне. Я чувствовал его ментальное давление, которое одуряло. Я смотрел в его голубые глаза — они виделись мне двумя океанами, старыми, словно вечность. Интересно, сколько ему на самом деле лет? Сам старик не мог сделать практически ничего, как и я.
Увы, практически. Он словно строил «железнодорожную колею». И по этой колее ко мне медленно, со скоростью улитки, шло его заклятие памяти.
Как показал мониторинг сознания Муляжа Тёмного Лорда через крестраж-руку, после попадания этого заклятия ты забываешь всё. Всё и насовсем, даже как дышать.
А потом старик сделает со мной что захочет.
Ничего. Надо держаться. Либо он сгорит, либо свои сюда добегут, либо Нагайна проснётся.
А полоса заклятия забвения ползла всё ближе и ближе ко мне…
POV Лили Поттер.
Она предполагала, что не сможет победить Альбуса Дамблдора. Но что она не сможет сделать вообще ничего — это было выше её сил.
Её разбудили Пожиратели Смерти. Точнее, Снейп.
На вопрос где её ребенок, ей ответили — ты одна была там.
Примерно половина Внутреннего Круга и несколько сотен обычных Пожирателей столпились вокруг ритуального зала дома Слизерина снаружи. Кто-то пытался сломать сферу, кто-то кидал в неё заклинания. Но она была словно… край мира — всё касалось этого края и исчезало.
Лили обладала не самой высокой чувствительностью к магии, но ощущала, что внутри идёт бой.
— Объект не поддаётся сканированию, — одновременно грустно и радостно сказал Руквуд.
— Да всё тут просто, — вслух произнёс Мальсибер, — какие-то игры с пространством, соединённые с модифицированной Сферой Истребления.
— А как ты это узнал? — спросил его Руквуд.
— Элементарно. Слал заимперенных туда. Они прошли, но умерли.
— Цена прохода? — осведомился Руквуд.
— Магия. Много. Больше чем у нас есть. Проходишь и отдаёшь магию. Не хватает магии — платишь жизнью.
— Так что там происходит? — спросила она.
— Сфера Истребления — заклинание, разработанное фанатиками чистоты крови, — начал Руквуд. — Идея очень проста: огораживается какая-то местность. Прошедший платит за вход каплей магии. Если магия не обнаружена — начинается выкачка жизненной энергии. Это заклинание создавалось для борьбы с маглами, но слишком сложное, дорогое и капризное. А как завысить порог так, чтобы сильный маг при прохождении умирал… Я вообще не представляю.
— Я пойду, — сказал Эдвард Лестрейндж.
— Глупо. Умрёшь бессмысленно, — ответил Мальсибер.
— Пап, два слова, — начал Рабастан.
— Давай позже, — ответил Эдвард.
— Очень надеюсь, что я правильно поступаю, — сказал Рабастан.
Тут Эдварда мгновенно свалил Круциатус от Рабастана, а потом пара заклятий отсроченной боли, что сделали того недееспособным на пару ближайших часов.
— Ты что творишь, придурок? — раздался хор голосов, и палочки направились на Рабастана.
Лили с ужасом поняла, что она делает то же самое.
— Сам схожу, а он пусть полежит.
— Все мы на всё готовы ради повелителя, — начал Малфой. — Но он бессмертен! А наша бессмысленная смерть ему не поможет!
Но пока Люциус разговаривал, Рабастана свалил Круциатус, а потом несколько Империусов и ментальных атак от других Пожирателей.
— Гриффиндорство взыграло! — начал Мальсибер. — Хозяин, Эдвард, да и сам этот пацан нам ещё спасибо скажут за сохранение чистой крови!
А ведь если там Дамблдор, то, скорее всего, там её сын! Если он ещё жив…
— Я пойду! — сказала она почему-то вслух.
— Не надо! — начал Снейп, но его тут же уронил на пол Круциатус Алекто Кэрроу.
— Разумеется! Иди! — говорил Мальсибер. — Тёмный Лорд щедро наградит тебя! Кто я такой, чтобы противиться воле Королевы оборотней?
«Каких оборотней?» — подумала она.
Но вместо этого она подошла к барьеру.
Это было просто. Даже проще, чем открыть дверь. Это было, как открыть глаза. Ничего не потребовалось колдовать — просто пройти.
Она оказалась на другой стороне. Там её ждали магическое истощение и боль во всём теле. Наколдовав Плеть Крови, она пошла дальше.
Вскоре она увидела их. Ритуального зала больше не было.
На полу лежала бледная и бессознательная Беллатриса, словно луковица в разных защитных заклинаниях. Рядом с ней — мумия.
Альбус Дамблдор и Волан-де-Морт, словно две статуи, стояли друг напротив друга. От Альбуса к его врагу вилась серебристая лента.
— Где мой сын? — вслух сказала она.
Но никто ей не ответил.
Она ударила Альбуса Дамблдора Плетью Крови, но та мгновенно опала.
— Авада Кедавра! — сказала она, целясь в старика.
Авада прошла защиту Дамблдора и уперлась, словно в стеклянную стену — трансфигурированную материю. Сама она упала на пол. Такое ощущение, что из неё вырывали жилы — в ней оставалось слишком мало магии.
Неужели она не может сделать Дамблдору ничего, даже если тот не сопротивляется и стоит на месте перед ней?
А серебристая лента всё росла. До Волан-де-Морта оставался какой-то метр. Нет, кое-что она сделать может.
Ведь быть не таким
