Лорна, скрепя сердце, расплатилась, а потом назвала Алого мага «криворуким бездарем» и «шарлатаном на доверии». Райгарх, как варвар в сотне поколений, в ответ заметил, что отлично знает, как решаются любые затруднения с колдовством и колдунами, хоть с этого мира, хоть с вывернутого наизнанку — топором по черепу, вот и нет никакой магии. Конан вышибалу в этом вопросе горячо поддержал.
Проблема состояла в том, что у ходячего нужника череп напрочь отсутствовал.
Периоды бодрствования Голоса были непредсказуемы, но чаще он пробуждался к закату, тогда как днём будка мирно сидела в углу двора поджав паучьи лапы, лишь изредка порождая горькие вздохи с душераздирающим стоном. Хуже приходилось, когда на бродячее отхожее место накатывала неуёмная жажда общения и оно начинало гоняться за посетителями и гостями «Уютной норы» с требованиями осознать вселенскую важность извечного противостояния Тьмы и Света как двуединых сущностей. Самые впечатлительные пугались до полусмерти, а по кварталу Нарикано ходил упорный слух, будто Лоркана Битунийка привадила в дом нечистую силу, чтобы сборщики налогов лишний раз не заходили.
В действительности нужник оставался совершенно безобиден, хотя и докучлив. По остроумному выводу Ши Шелама, в результате взаимодействия сил магии и субстанции, наполнявшей глубины выгребной ямы, получилось то, что получилось — из неизведанных далей мироздания явилось таинственное существо, ныне в будке обитавшее. Райгарха этот затянувшийся балаган раздражал неимоверно.
Вот и сейчас порождение чуждого волшебства прошествовало от забора к крыльцу, остановилось прямиком перед асиром и высказалось низким, очень печальным мужским голосом:
...— Нет высших и низших в Твердыне, нет господ и слуг, ибо все — братья, и все — воины. Воины слова — суть менестрели и сказители, и летописцы и философы; те, кому дано исцелять раны фаэ и эрдэ, душу и плоть, силою слова.
— Иди, иди отсюда, — Райгарх громко сплюнул. — Иначе опять получишь!
Опытным путём было установлено, что нужник побаивается хворостин, палок и даже обычной крапивы — если как следует наподдать дубинкой по расшатанным доскам, болтливое чудо издаст обиженный всхлип и отправится проповедовать курицам из птичника. Иногда хватало обычного окрика. Но не сейчас.
Будка отступила на шаг назад, наклонилась, словно хотела сообщить Райгарху нечто доверительное, в сердечке на двери мелькнула золотистая искра.
— Внемли же, смертный, ибо грядёт! — возвестил Голос. — Едва опустится на твердь мгла ночная, свершится... Устрашись же, пади ниц и прими неизбежную судьбу со смирением...
Засим Голос с достоинством, наивозможным для ожившего нужника, удалился в сторону дровяного сарая.
— Интересно, его можно как-нибудь убить? — ни к кому конкретно не обращаясь, сказал Ши Шелам. — Попомните мои слова, эта штука однажды принесёт нам уйму неприятностей.
— За что? — подал голос Конан. — Оно живое, а убивать живое можно только если хочешь есть, или оно хочет тебя убить. Да и как убьёшь?
— Облить смолой и поджечь.
— Оно нам ничего не сделало, даже наоборот — привлекает гостей, многие просто ходят в таверну увидеть эту... Это... Ну, ты понял.
— Слышал о чем соседи шепчутся? — поморщился Ши Шелам. — В квартале завёлся демон, а следовательно Лорна — ведунья, использующая недоброе чародейство. Кроме того, Голос меня нервирует: постоянно пророчит всяческие ужасы.
— Какой ты нежный, Ши, — Райгарх пренебрежительно отмахнулся. — По моему скудному разумению, любые предсказания Голоса относятся к тому миру, из которого он явился. При мне он не упомянул ни единого знакомого имени или названия. Вот если бы Голос сказал, что наутро у тебя во лбу отрастет предмет, с помощью которого делают новых маленьких Ши Шеламов и это пророчество сбылось...
— Сплюнь! Сплюнь трижды! — панически всплеснул руками Ши. — Нельзя шутить с такими вещами! У Голоса магическая природа, а любое колдовство опасно и в нашем случае непредсказуемо! Вдруг Голос решит, что именно этого ты и хочешь?
— Шадизарскому вору такие особые приметы точно не нужны, — рассмеялся асир. — Ладно, спать пора. Почти совсем стемнело. Конан, запри ворота — если гость из Зингары требует полного уединения и спокойствия, так тому и быть.
Киммериец заложил створки тяжеленной плохо оструганной доской и потопал в сторону сеновала — в доме ночевать слишком душно. Обернулся на скрип ставень: в окне второго этажа «Уютной норы» мелькнул тусклый масляной лампы. Альмиранте Бобадилья на мгновение выглянул из своего убежища, обвел внимательным взглядом двор, оценил последние лучи заката, сокрушенно покачал головой и вновь наглухо затворился.
Чего же он так боится?..
* * *
Конану нечасто снились сны, а уж если боги и насылали ночные видения, то они были в основном не самыми приятными, вроде гладиаторских боёв в Гиперборее, где киммериец провел в плену больше года. Нынешней ночью ему вдруг явился некий сказочный остров в бесконечном океане, населенный могучими мужами и прекрасными девами, застроенный великолепными зданиями с колоннами и золотистыми куполами. Остров, к которому приближалась колоссальная волна, готовая захлестнуть многолюдные города и гавани, где у причалов стояли многопалубные корабли...
Ощущение полной безысходности и неминуемой катастрофы было настолько сильным, что Конан проснулся, вытер ладонью пот с лица и полушепотом выругался. Недоброе знамение.
Надо бы сходить к колодцу, умыться и выпить кружку воды.
Самый глухой предрассветный час, когда даже неистовое верещание сверчков затихает. Прошмыгнула одинокая крыса, спешащая куда-то по своим делам. Где-то в отдалении раздался яростный мяв весеннего кота, беззвучно проскользил в воздухе сычик, живущий на башенке дома старосты квартала. В пожухлой траве ползали бледно-зелёные светлячки.
Конан покрутил вóрот, поднял кожаное ведро на оголовок колодца, зачерпнул воду ладонями, плеснул на лицо. Варвара не покидало странное чувство — вроде бы кругом ничего необычного, ночь как ночь, однако... Киммериец привык верить своему чутью на опасность, которое сейчас вроде бы дремало, но тем не менее в висках слегка колотилась тревожная жилка. Никакой очевидной и видимой угрозы не наблюдалось, и всё-таки что-то было не так, иначе чем раньше.
Подождите-ка, а это что за непонятное явление? Двор «Уютной норы» окружен невесомой, едва заметной пеленой не то легчайшего тумана, не то марева, обычно возникающего в горах на сильном морозе. Впрочем, откуда взяться морозу в Шадизаре, городе полуденном, где снега отроду не видывали даже в самые холодные зимы? Линия белесо-голубоватого тумана начиналась сразу за оградой и охватывала владения Лорны ровным кругом — над двором и зданием таверны возник словно бы купол чистого воздуха, за пределами которого было... Было — что?
Конан помотал головой как просыпающийся волк, пытаясь отогнать наваждение. Зажмурился, снова открыл глаза. Полоса марева никуда не исчезла, но не это настораживало. Куда-то исчезли привычные ночные звуки — редкий перелай сторожевых собак, писк летучих мышей, которых в городе хватало с избытком, окончательно умолкли сверчки, не ухают прижившиеся в Шадизаре совы. Абсолютная, непроницаемая тишина.
— Так, — громко сказал киммериец. Собственный голос звучал как обычно, — Надо посмотреть, что делается снаружи.
Он легко снял доску с приколоченных к воротам железных скоб, потянул на себя правую створку. Призрачная пелена находилась всего двух шагах, посреди переулка, на котором стояла таверна.
Варвар шагнул за ворота, протянул руку. Ладонь свободно проникла сквозь загадочный туман-не-туман, по коже словно рассыпало мелкие тоненькие льдинки: пальцы слегка укололо.
— Нет-нет-нет! Нет! Назад! — Конана кто-то внезапно ухватил сзади за пояс штанов и дернул назад с такой невероятной силой, что киммериец едва не упал. — Не смей туда ходить!
