Когда Вернон Дурсль выехал с парковки, я раскрыла свой рюкзак и нырнула в него едва не по пояс.
— Что ты там делаешь? — насторожился дядя, поглядывая в зеркало. — Что удумал? Быстро все закрой! Я не позволю тут вытворять твои штучки!
— Дядя Вернон, я просто хочу немного переодеться, чтобы никто не понял, где я на самом деле учусь. Вы против? — невинно пояснила я свои действия.
— Да? Тогда ладно.
Подтверждая свои намерения, я вытащила из рюкзака фланелевую рубашку в черные и красные квадраты, кеды и кепку. В поезд я садилась не в школьных брюках, а черных джинсах. А под жилетку и рубашку надела черную футболку. После переодевания во мне на самом деле нельзя было узнать студента частной школы. А из-за непривычной одежды вряд ли бы во мне признали Гарри Поттера, даже если бы парочка соглядатаев с вокзала переместилась на Тисовую.
В Литтл Уингинг мы приехали только через полтора часа из-за вечерних пробок. Быстро сгущались сумерки, включились фонари, из-за чего тени казались еще темнее.
— Выметайся, — велел Дурсль, когда машина заехала на парковку возле дома. — И учти! Я не позволю в своем доме ничего ненормального. Твои вещички полежат в чулане до сентября!
Я только хмыкнула и кивнула, неторопливо выбираясь из машины. Пока дядя огибал транспортное средство, чтобы забрать с переднего пассажирского какие-то вещи, я натянула на руки перчатки и со всей осторожностью извлекла из кармашка рюкзака сверток из ишачьей кожи.
— Хватит копаться! — прикрикнул дядя, направляясь к дому.
Я невнятно пробормотала извинения и последовала за ним. Любой, кто сейчас следил за домом, увидел бы, как Гарри Поттер вслед за Верноном Дурслем входит в здание и закрывает за собой дверь.
В прихожей, пропустив дядю вперед, я быстро присела на корточки, развернула скатку и бережно вытащила из нее несколько полосок пергамента, испещренных рунами. Через несколько секунд бумага отправилась под коврик, а из рюкзака я извлекла крохотный непрозрачный фиал.
— По капле на активирующую руну, — напомнила себе, откупоривая бутылек и наклоняя над первым кусочком пергамента.
Закончив, я вернула скатку и фиал в карман, поправила коврик и поднялась, прежде чем накинуть капюшон мантии. Через минуту, раздался недовольный окрик дяди и шипение тети. Родственники выглянули в коридор, недоуменно переглянулись, и тетя предположила:
— Ушел в свою комнату?
Затаившись в углу возле двери на кухню, я внимательно наблюдала за тем, как Дурсли меня ищут. Дядя зверел на глазах.
— Неужели этот мальчишка посмел куда-то уйти? — взревел родственничек и направился к двери, но стоило ему ступить на коврик, как Вернона обдало видимым только мне серебристым сиянием, и мужчина замер, недоуменно таращась на дверь.
— Дорогой? — позвала Петунья со второго этажа. — Дорогой?
Заметив замершего мужа, женщина быстро спустилась и подошла к нему. Как только ее нога коснулась коврика, чары сработали вновь — и у двери стояло уже двое ошарашенных людей.
— Кх… — хлопая ресницами, кашлянула тетя несколько мгновений спустя. — Как прошел день?
— Неплохо, — так же неуверенно произнес мужчина. — Только… пришлось немного задержаться.
— Ужин почти готов.
— Хорошо, — сориентировавшись, отозвался мистер Дурсль. — Дадли дома?
— Полкиссы устроили сыну небольшой праздник в честь окончания первого года. Дадли должен скоро вернуться, — заверила мужа Петунья. — Именно поэтому ужин чуть позже.
Я удовлетворенно кивнула, наблюдая за родственниками. План на случай принудительного выдворения к Дурслям я заготовила сразу после того, как обнаружила среди книг в Выручай-Комнате один интереснейший фолиант по рунам. Из-за надзора над Литтл Уингингом не стоило рисковать с палочковой магией. Идею же, как воплотить задуманное, я позаимствовала у близнецов Уизли, не гнушавшихся даже запрещенных приемчиков. Даже с применением крови.
Братцы Рона не раз использовали рунные цепочки, создавая ловушки на слизеринцев, но предпочитали рисовать их прямо на полу или стенах. Я поступила более практично, нанеся руны на пергамент. Активированные кровью, цепочки должны были действовать несколько недель, а потом превратиться в безобидные полоски бумаги, которые не вызовут подозрений у мнительной миссис Дурсль, когда она решит протереть пыль под ковриком. Пока же чары будут внушать родственникам мысль, что они и не ждали в этом году Гарри Поттера, но при вопросах о мальчике каждый, кто хоть раз в день наступил на коврик, будет заверять посторонних, кто племянник и кузен где-то поблизости: сидит в своей комнате, работает по дому, гуляет по округе. Даже в мыслях Дурслей никто не заподозрит подвоха.
Магия — великая сила!
Из дома я выбралась через дверь пристройки. И направилась к дому миссис Фигг. Стоило позаботиться и о кошатнице…
* * *
Через час на вокзале появился подросток в темной одежде. Кепка скрывала лицо. Купив в кафе несколько сэндвичей, бутылку воды и пачку сока, ребенок направился к информационному табло, а после в туалет. Никому не было дела до неприметного подростка с рюкзаком, а потому никто и не заметил, что и через час из туалета не вышла тонкая фигурка в черном. Зато некоторое время спустя в центре Лондона по оживленной Юстон-роуд уже шагал, теряясь в толпе, почти двенадцатилетний подросток, в котором даже очень внимательный волшебник не признал бы Гарри Поттера. Магглам же было не интересно рассматривать прохожего, иначе они бы заметили, как у подростка прямо на глазах отрастают волосы.
К моменту, когда ребенок добрался до одного из входов в магический Лондон, рубашка была повязана на бедрах, кепка убрана в рюкзак, а волосы стянуты в пока недлинный, но вполне пышный хвост. Челка скрывала шрам. Никто не признал бы в бледной уставшей девочке Гарри Поттера. Найдя кафе с общественным камином, никому неинтересный посетитель бросил деньги в копилку, зачерпнул летучий порох из банки и вошел в чуть грязноватый очаг.
— Дом Ри По в лесу, — раздалось едва слышное.
* * *
Дом встретил меня тишиной и запустением. За почти год чары, похоже, рассеялись, и теперь все кругом снова покрывал тонкий слой пыли. Но я не расстроилась. Скинув рюкзак на пол, закружилась по комнате, чувствуя, как уходит напряжение.
— Дом, родной! Гном, родной! Как я счастлив, ты со мной! (11)
Наконец-то я дома!
41
— Хозяйка Нарцисса, — тихо позвала маленькая домовушка, — хозяюшка.
— Да, Лотти, я тебя услышала, — так же шепотом ответила молодая женщина и осторожно высвободилась из собственнического захвата спящего супруга.
Взглянув на Люциуса, Нарцисса невольно счастливо улыбнулась. Утренние сумерки скрадывали детали, и лицо мужа выглядело обманчиво расслабленным и юным. Продолжая мягко улыбаться, волшебница невесомо погладила чуть колючую от щетины щеку, разгладила морщинку на высоком аристократическом лбу подушечкой безымянного пальца и вздохнула. Все эти трудные двенадцать лет не пощадили сиятельного лорда Малфоя. Каждое утро он надевал маску, за которой прятал истинные эмоции и бесконечную усталость. Даже перед сыном Люциус старался не снимать ее. И только в спальне, в тенях и мраке, молодой лорд становился тем, кем являлся. Только Нарцисса видела его настоящего. Только ей волшебник поверял все, даже страхи, не считая это чем-то постыдным. И Нарси отвечала ему тем же.
Леди Малфой запрокинула голову, смаргивая внезапные слезы.
— Цисси? — хрипловато позвал мужчина и перекатился на бок, пристально глядя на супругу. Очень давно он привык просыпаться вот так, рывком. И только лет пять как оставил привычку первым делом хвататься за волшебную палочку.
— Доброе утро, — прошептала волшебница и склонилась к мужу, целуя его в уголок губ, вдыхая успокаивающий и родной аромат.
Легкая улыбка мигом изменила лицо лорда Малфоя. Нарцисса залюбовалась. Обычно муж одаривал всех кругом презрительной усмешкой, а вот так, мягко, светло, с нескрываемой нежностью, улыбался только ей. Даже сыну редко перепадали мгновения подобной искренности, что не могло не печалить женщину. В следующую секунду волшебница задушено охнула — воспользовавшись ее расслабленностью, Люц рывком перевернул ее на живот и подмял под себя.
