Я такая трусиха.
Он просто спокойно наблюдает за мной всё это время, словно зачарованный, как будто ему, в самом деле, интересно то, что я говорю. В то время как мы оба знаем, что это не так. Когда я заканчиваю свою речь, то резюмирую свои тезисы и повторяю кое-какие моменты просто, чтобы потянуть время. А затем, когда замолкаю, он тихо спрашивает:
— Ну, теперь тебе лучше?
Я натягиваю свою лучшую маску: спокойное, сдержанное лицо.
— Гарри хотел бы как можно скорее получить ответ о твоей позиции по отношению к этим мерам.
Он берёт мою холодную руку, отцепляя её от платья, и легонько целует костяшки пальцев.
— Я расскажу тебе о своей позиции после того, как мы закончим с десертом и ты потанцуешь со мной.
Я рычу, вырывая свою руку из его хватки, и вытираю её о платье, словно я коснулась чего-то неприятного.
— Так ты собираешься дать обещание поддержать Гарри, рассчитывая на моё хорошее поведение?
С трудом сдерживаемый гнев вспыхивает на его лице.
— Если тебе будет легче считать, что всё именно так, тогда да. Я плохой, ужасный, злой человек, и я собираюсь накормить тебя шоколадом и напоить шампанским. А ещё я собираюсь заполучить танец и несколько поцелуев, а ты будешь сидеть сложа руки и наслаждаться этим, оправдываясь тем, что я заставил тебя, а на завтра ты будешь клясться Поттеру, что ненавидишь меня.
Я смеюсь, горько и резко.
— Я не ненавижу тебя, Малфой. Ты не настолько важен. Я ничего не чувствую к тебе. Совершенно ничего.
И мне приятно, когда он вздрагивает.
Его губы сжимаются в тонкую линию, и он хрипло произносит:
— Тогда сегодня вечером ты притворишься, что чувствуешь. Ты будешь притворяться, что любила меня годами, и ты сделаешь это в обмен на мою поддержку против законопроекта о военных преступлениях.
Я смотрю на него с возмущением, и меня переполняет чёрная ненависть. Но я не могу найти слов для ответа, которые не усугубят ситуацию. С вызовом глядя на меня, он берёт мою вилку и изящно отделяет кусочек воздушного шоколадного торта, поднося его к моим губам. Я долго смотрю на него с презрением, но, наконец, открываю рот.
Это нечестно. Это действительно нечестно. Он знает, что я соглашусь с его больными требованиями в обмен на его поддержку против законопроекта. Хуже того, он знает, что я сделаю это, хотя мы оба знаем, что он не выступит против Гарри, даже если я скажу «нет» и уйду прямо сейчас. Он знает, что я сделаю это и возненавижу себя позже. Он знает, что я не смогу простить ни его, ни себя.
Мерлин, это то, чего он хочет?
Торт — самое вкусное лакомство, что я когда-либо пробовала, у него густой и насыщенный вкус. Кремовая глазурь тает во рту. Драко наблюдает за мной, молча размышляя, и подносит ещё один маленький кусочек торта к моему рту. Я принимаю его, и он берет ещё один кусочек для себя, слизывая капли густой глазури с моей вилки, прежде чем отделить ещё один — для меня. Я знаю, что это игра воображения, будто я смогу почувствовать его вкус со следующим укусом.
Он молчит, и я хочу, чтобы он что-нибудь сказал, потому что ощущение того, что я в ловушке, удушает. Это сенсорная память. Это у меня в костях, ползёт по коже, пробуждая инстинкты и воспоминания о вещах, к которым я бы даже в мыслях не возвращалась годами. Мне интересно, является ли это частью его плана. Он никогда ничего не делает наполовину, и он также никогда ничего не делает, не преследуя менее двух или трёх конечных целей.
Он продолжает кормить меня, время от времени выделяя кусочек для себя, и отпивая шампанское из моего бокала. Затем он подносит бокал с шампанским к моим губам, и я делаю глоток, чувствуя, как пузырьки шипят на моем языке, смешиваясь со вкусом шоколада и Драко, и я задаюсь вопросом, хочет ли он напоить меня. Я почти испытываю искушение позволить этому случиться. Тогда ни в чём из этого не будет моей вины. Он осторожно стирает глазурь с моих губ большим пальцем, затем подносит к моему рту, чтобы я могла слизать шоколад. Он проводит влажным пальцем по моей нижней губе, и когда он наклоняется, чтобы поцеловать меня, я позволяю ему.
========== Часть 4 ==========
Это всего лишь лёгкий поцелуй, очень нежный и целомудренный. Паника постепенно отступает, а голос разума затихает. Так было всегда. Когда он отстраняется, его глаза темнеют, а лицо становится почти суровым. Я концентрируюсь на цвете его глаз и игре золотистых, кремовых, серебряных и пепельных оттенков, мерцающих в его волосах при свете свечей. Он переключает своё внимание на мороженое и делится им со мной, но сейчас я больше сосредоточена на нём, чем на подтаявшем десерте. Ещё глоток шампанского, и я чувствую лёгкое головокружение. Когда он снова целует меня, его холодные губы имеют привкус корицы.
Он кладёт серебряную ложечку на стол.
— Потанцуй со мной.
Откуда-то, словно издалека, доносится лёгкая музыка. Я не помню, когда она начала звучать, но теперь, когда я вслушиваюсь, ноты кажутся мне смутно знакомыми, хотя я не могу вспомнить песню. Он берёт меня за руку и помогает подняться. Неведомое заклинание, удерживающее меня, легко спадает.
Он обвивает мою шею руками так, что я оказываюсь прижатой вплотную к нему. И затем проводит руками вверх и вниз, повторяя изгибы моего тела, прежде чём положить их мне на спину. Я не сопротивляюсь, отчасти ожидая, что он начнёт злорадствовать по этому поводу или ещё что-то в этом роде, но он молчит, доказывая, что с возрастом стал умнее. Мы просто как бы раскачиваемся в такт музыке, молчаливые, но не погруженные в свои мысли. Размышления сейчас опасны. Размышления — это то, что придёт позже, вместе с чувством вины, взаимными обвинениями, ненавистью и яростью. Я закрываю глаза и перестаю думать. В конце концов, моя голова оказывается у него на груди, и я утыкаюсь макушкой ему в подбородок. Он тихо напевает в такт мелодии. Я чувствую его дыхание в своих волосах.
Рядом с ним безопасно. И тихо.
Я поднимаю лицо и позволяю ему поцеловать меня, на этот раз выходит не так ласково и сладко, а скорее жёстко и голодно, просто понемногу всего, в чём мне было давно отказано. Ещё один поцелуй, чувственное прикосновение его языка к моему, и я теряю самообладание под напором воспоминаний, вкуса, запаха и прикосновений, но всё это тонет под другим поцелуем, более мягким, но более глубоком. Время, кажется, ускользает от меня, и следующее, что я помню, как я прижата к стене, а губы Драко покрывают горячими влажными поцелуями изгиб моей шеи. Голова кружится, словно в наркотическом тумане. Я не пьяна, ни капельки, но ощущения именно такие.
— Останься со мной, Гермиона, — хрипло шепчет он мне на ухо. — Пожалуйста, останься со мной сегодня вечером.
И вот так просто моя прелестная маленькая иллюзия разбивается вдребезги. Он тоже это понимает. Я чувствую, как он напрягается ещё до того, как это делаю я. В тот момент, когда слова сорвались с его губ в этой страстной мольбе, он уже понимает, что всё испортил.
Я с силой отталкиваю его, внезапно охладев, слёзы в моих глазах застывают, словно стекло, и всё, что я так глубоко похоронила в себе, теперь взрывает мой мозг. Как будто пелена спала с моих глаз, как будто в моём мозгу щёлкнул выключатель. Я внезапно начинаю очень ясно мыслить. И все мои действия за последнюю неделю предстают в новом свете. Я вижу каждую ошибку, которую совершила, каждую глупость, которую сделала.
Мне следовало бы защитить квартиру анти-аппарационным барьером. Это незаконно — ставить его в магловском жилом комплексе, но я могла бы сделать это так, чтобы никто никогда не узнал. Было слишком глупо оставлять свой дом открытым для всех желающих войти или отправить вещи. Меня очень легко мог бы подловить чиновник из Министерства, а не Драко, который воспользовался моей беспечностью.
Я должна была поставить защитный купол вокруг подарочной коробки в тот же миг, как она появилась. Я должна была вскрыть внешний слой заклинаний. Мне следовало быть стопроцентно уверенной, что коробка никоим образом не сможет коснуться Блейза, заколдовать его или причинить ему вред. Если бы она была от кого-то другого, то эта маленькая небрежность могла бы стоить нам обоим жизни. Я должна была уничтожить посылку, просто и без затей. Если бы я всерьёз захотела, то я бы справилась, несмотря на мощные защитные заклинания Драко. Для этого потребовалась бы Тёмная магия, но это в моих силах.
