Но на самом деле он не чувствовал ничего. Абсолютно.
Только усталость – глубокое изнурение, проникающее до костей от самого основания души. Тупая, вызывающая судороги боль измученного тела, так долго находившегося на самом краю своей выносливости, теперь была странно желательна - как единственная константа, единственный способ убедиться, что он вообще жив.
Тихий воздух тепло касался кожи, а поверхность, на которой он лежал, была мягкой и податливой. Прошло так много времени с тех пор, как он лежал на чем-то другом, кроме холодного твердого пола, что сейчас подобное ощущение было неестественным и неудобным. Он знал, что эта мысль должна наполнить его негодованием, но этого не случилось. Был просто факт - ничего незначащий в масштабах мироздания.
Теплота убаюкивала его, и он не хотел ничего иного, кроме как следовать за ее соблазном в пустой комфорт сна; но Тьма нагнеталась вокруг, словно темнеющее небо перед штормом, насыщаемое заряженными частицами и потоками ищущей направления энергии; и он знал, что это было - хотя никогда раньше не ощущал такого.
Звук шороха тяжелой ткани по жесткому полу все еще имел власть над ним: по телу пробежал острый, мучительный трепет, заставив челюсти сжаться, а сердце колотиться барабанной дробью, уступая темным воспоминаниям.
При приближении к нему, вступив на мягкий ковер, легкие шаги стихли, и он знал, что теперь за ним наблюдают, однако не чувствовал особой необходимости открывать глаза. У него была вся информация, в которой он нуждался, не прибегая к таким грубым органам чувств.
Поэтому он по-прежнему не двигался, позволяя Силе действовать, никак на нее не влияя и довольствуясь пассивно полученными сведениями. Долгое время фигура рядом с ним оставалась стоять, изучая его и хорошо зная, что он бодрствовал.
В конце концов, понимая, что от него ожидалось, он неохотно подчинился и открыл сухие, словно набитые песком глаза, вынужденный моргать, чтобы справиться с тяжестью накатившего сна.
- Оденьте его, - резкий и бесчувственный голос Палпатина словно состоял из гравия и был холоден, как могила - точно такой, каким он его помнил.
Император повернулся и вышел из комнаты; плащ потянулся по тяжелым коврам, лежащим поверх холодного мрамора.
Он лежал еще несколько секунд, по-прежнему отчаянно желая спать; упасть в безжизненную пустоту, охватывающую разум и тело. Но это бы только задержало неизбежное, а он был научен горьким опытом бессмысленности подобных вещей. Поэтому он мучительно повернулся на бок и сел на краю высокой кровати; мышцы заломило в стонущем протесте, пока он оглядывал комнату - впервые признавая, где теперь находится.
Его спальня. В его апартаментах, в императорском дворце. Его собственный личный гулаг.
По крайней мере, раньше его тюрьма была размером с эту комнату. Теперь она тесно свернулась вокруг его разума, душа его мысли, не оставляя места ни для прощения, ни для надежды - но он и не заслуживал лучшего.
Комната была заново богато обставлена все теми же угрюмыми, темными тканями и тяжелой напыщенно-витиеватой мебелью; огромные картины висели на стенах темно графитового и синего цветов. И даже этот угнетающий вид казался невероятно насыщенным после такого долгого времени в той пустой белой камере, цвета конечной роскоши.
За решеткой большого камина был разожжен огонь - впервые с тех пор, как он был здесь – коптя камень и посылая горячие потоки к его обнаженной коже, высушивая и без того безжизненный воздух.
Он отметил все вялым, отстраненным взглядом - это все было незначительно.
В комнате находилось трое одетых в темное слуг, взирающих на него с тихой надеждой.
- Уйдите, - приказал он просто; из крайне пересохшего горла вышел низкий ломаный голос.
Они поклонились, сделали несколько шагов назад, отвернулись, и затем вновь остановились у дверей в почтительном поклоне, прежде чем тихо закрыть их позади себя, несмотря на приказ Императора.
Так легко видя их мысли, он не ожидал от них ничего другого: они боялись того, что не могли постичь, стремясь услужить и снискать расположение у тьмы в любом ее проявлении: запугивании или притеснении, силе или преследовании. Он отослал их под недовольство Императора – они представляли слишком малую значимость, и не стоили его внимания.
Затем он встал на ноги, и мир на мгновение поплыл перед ним, прежде чем он ухватился за Тьму, чтобы не упасть. Она немедленно ответила наплывом силы к ослабшим мышцам, сдерживая острые, как нож судороги. Боль не оставила его, но она больше не имела значения.
Он неловко прохромал вдоль изысканного мозаичного коридора к выложенной темным мрамором ванной и вымылся, задевая пальцами рубцы шрамов, отмечая, что раны зашиты, а сломанные кости вправлены и срощены. Но даже это не трогало его, не давая ни облегчения, ни заверения; кости могли быть сломаны снова.
Это он знал также из опыта.
Одежда в его гардеробе была богатой и тяжелой, роскошной, но изысканной, цветов синей полуночи и черного воронова крыла. К тому времени, как он оделся, он забыл, на что она похожа.
Зеркала не было - но он и не хотел больше видеть свое отражение; было сомнительно, что он вообще узнает его.
Он прошел к резным двустворчатым дверям на противоположной стороне спальни, и они распахнулись без видимой помощи; прошел через темную гостиную, ни разу не посмотрев по сторонам, и затем пересек гулкий темный и пустой зал, высокие двери которого впервые были открыты для него. За ними начался главный холл, который до этого он видел лишь однажды.
Не оглядываясь вокруг, он прошел по нему к расположенному у главного выхода приемному залу; помпезные двери были распахнуты в ожидании. Бросив короткий взгляд на главный выход, он отвернулся и вступил в зал, где на высоких сводчатых потолках танцевали тени, бросаемые тусклым светом камина.
Император стоял перед возвышающимся рядом узких окон, спиной к нему, смущая своим пристальным взглядом бушующий снаружи яростный шторм.
Пройдя вдоль длинного зала к Императору, Люк Скайуокер встал на одно колено перед своим Мастером, склонил голову и опустил глаза.
Глава 20
Мара Джейд возвратилась поздним вечером, приземлившись на полированной черной площадке, расположенной на огромной крыше дворца недалеко от Южной Башни. Это немедленно напомнило ей о нем - о ночи, когда он бежал. Маленькая улыбка коснулась губ Джейд при мысли, как легко он обошел все тщательно разработанные системы безопасности дворца.
И тотчас улыбка исчезла - при воспоминании, чего ему это стоило. И при воспоминании, как она попросту сбежала от происходящего.
Не думай об этом.
Не думай… но, казалось, только это она и делала все последнее время - думала о нем. Впрочем, это можно было легко объяснить – так как ее задание, в сущности, было связано именно со Скайуокером; уже второй раз за год Мара выполняла его. И конечно же именно поэтому она о нем и думала – никаких других причин.
Заполнив свой разум сотней тщетных мыслей и не признавая единственную волнующую ее, Мара вошла в башню, гудящую жизнью даже в этот поздний час. Императорский Дворец никогда не спал – как и сама Империя. Он бодрствовал круглосуточно; необыкновенно интенсивная действительность, существующая внутри, была полностью изолирована от настоящей реальности за его неприступными стенами. Можно было прожить здесь всю жизнь, ни разу не рискнув выползти за пределы основной части Главного Дворца, если бы кто этого захотел. От множества мелких гражданских служащих и дворцового штата мандат попросту требовал оставаться исключительно в пределах дворца, пока они находились на службе у Императора - таким образом создавались целые общины и инфраструктуры, уровень за уровнем, в нижней части Главного Дворца.
Башни же были предназначены строго для элиты императорского штата - обеспечивая избранных привилегированным жильем. К тому же в них располагалось рабочее пространство в виде церемониальных и общественных палат, как официальных, так и нет, предназначенных для военных и планетарных лидеров, дипломатов, представителей систем и конечно же Королевских Домов. Все уровни чиновников вышестоящей власти несли службу здесь; ничто не избегало тщательного наблюдения Императора.
Несмотря на позднее время, Мара совершенно точно знала, что сессия Суда, проходившего при императорском дворе, еще идет, и Мастер ожидает ее немедленного присутствия.
Она шла по коридорам башни ровным шагом, останавливаясь на всех контрольно-пропускных пунктах - как на привычных, так и на новых, застигнувших ее врасплох. Но она отсутствовала четыре месяца – почти столько же, как и Лорд Вейдер - поэтому изменения в системе безопасности ее не удивили; Палпатин всегда был крайне бдителен в таких вещах.
