И я рад, что ему это удалось.
Я не давал ему слова, что оставлю попытки найти тебя, но понял, как был глуп. Я люблю тебя, Грейнджер.
Я знаю, что ты любишь меня, но будь счастливой. Я прошу тебя только об одном, Грейнджер. Ты говорила, что не можешь ослушаться меня, что всегда бежала за мной даже по тонкому льду, так послушай и в этот раз.
Не спрашивай у своего жениха за меня, потому что это только наши тобой секрет, он не знает меня. Не думай о том, что тревожит твою душу. Не зарывайся в своё безумие, потому что оно погубит тебя. Будь счастливой, Грейнджер.
Ты заслужила это.
Не было никакой подписи, но этого и не требовалось. Она точно знала, что письмо было написано тем человеком, силуэт которого виднелся в темноте. От этого письма веяло болью, отчаянием и чем-то ещё. Возможно, что это была любовь, но в весьма видоизмененной форме. Гермиона коснулась выведенных строк губами, вдыхая еле уловимый аромат весенней свежести и полевых цветов.
— Я буду счастливой… — прошептала девушка.
Он попросил её об этом, а она была не в силах отказать, потому что была готова бежать за ним даже по тонкому льду. Не зная его имени, не помня его глаз и холода прикосновений, но это было неважно.
«Ты очень глупая, Гермиона. Все твои шрамы носят его имя», — послышался отдалённый девичий голос из глубоких недр души.
Это было множество разноцветных стеклышек. Если сложить их вместе, то получалась чудесная мозаика, но только не о них. Да и сложить пока что не удавалось.
Гермиона видела, что большинство битых стеклышек для мозаики были совсем лишними, и не о них с Рольфом — это были какие-то отголоски из прошлого. Она уже перестала задумываться о том, почему это самое «прошлое» осталось где-то за высокой бетонкой стеной, вне зоны досягаемости. Девушка просто решила поддаться течению, потому что только так чувствовала, что безумие начинало проигрывать.
Они как бы были созданы друг для друга. Рольф, возможно, почувствовал это с первого момента, когда их глаза встретились. А Гермиона продолжала жить в пустом доме, не впуская туда никого и не позволяя кому-то наполнить его счастьем. Ей не хотелось брать кого-то за руку, не хотелось делать шаг вперёд, но это было необходимо, иначе можно было застрять на месте, а со временем и вовсе утонуть в зыбучих песках сознания.
— Я хочу молочное платье, а не белое, — девушка спустилась на первый этаж. — Думаю, что это будет гораздо красивее.
— Я поддержу любой твой выбор, — парень тепло улыбнулся ей. — Ты в любом платье будешь самой красивой в мире невестой.
Счастье — это дойти до той тонкой грани безумия, когда черта между сознанием и реальным миром уже стерта, когда просыпаешься и засыпаешь с мыслями об одном и том же человеке. Пока что Гермиона дошла до тонкой грани безумия, но не познала ничего из того, что можно было бы назвать счастьем, и ей не хотелось заходить дальше. Она боялась, что оттуда можно будет не вернуться, поэтому решила согласиться на подобие хрупкого равновесия в собственной душе.
Она заключила договор, но не уточнила имена сторон, между которыми он был подписан. Это было её самой большой ошибкой.
— Я знаю, что почти не говорила с тобой о свадьбе. Надеюсь, что ты не обижаешься из-за этого… Я просто не знаю, как это всё должно выглядеть.
— Всё хорошо, — Рольф взял её за руку. — Я знаю, что ты у меня не очень любишь все эти мероприятия.
— Точно.
— Я просто хочу, чтобы у нас всё было хорошо с тобой, — он обнял её. — Я готов всё сделать для тебя, Гермиона. Я готов подарить тебе весь мир, только бы видеть улыбку на твоём лице.
Похоже, что это была единственная искренняя правда между ними, об этом Рольф никогда не лгал, и Гермиона чувствовала его любовь. И она бы хотела ему ответить тем же, но просто промолчала в ответ. Она пообещала себе быть счастливой.
И тому, кто написал ей письмо, которое отныне будет храниться на дне комода.
— Я хочу свадьбу в марте, — тихо сказала девушка. — Первый весенний месяц… Хочу, чтобы весна наступила не только за окном, но и в наших сердцах.
— Всё будет так, как ты захочешь, Гермиона, — Рольф неожиданно встал перед ней на одно колено. — Я никогда не делал это именно так… И я чертовски волнуюсь.
— Что ты…
— Гермиона, моё сердце, моя душа, весь я — это принадлежит тебе. Я весь твой, от самого начала и до самого конца. Я клянусь быть с тобой. Я найду тебя в любом лабиринте, выведу с любого мрака, только дай мне шанс. Если ты позволишь, то я буду с тобой до самого конца, — он достал с кармана маленькую бархатную коробочку белого цвета, а в ней — невероятно красивое золотое кольцо. — Выходи за меня замуж.
Она заметила, как его глаза заблестели из-за выступивших слёз, но и её карие глаза защипало. Дрожь пробила всё тело, а сердце начало вырываться из груди. Каждое слово Рольфа было пропитано искренностью. В душе зародилось какое-то новое, до этого момента вовсе незнакомое чувство, и казалось, что на спине прорастали самые настоящие крылья.
Так должно было выглядеть счастье Гермионы Джин Грейнджер, но далёкий девичий голос кричал где-то из-под завалов, что это не её жизнь. Девушка смотрела на кольцо, но в голове поднимался настоящий ураган из мыслей, и каждая новая была мрачнее другой. Тот силуэт из темноты пытался прорваться к ней, цепляясь за крылья и обливая их кровью.
— Я согласна, — тихо выдавила Гермиона, позволяя Рольфу надеть кольцо ей на палец.
В этот миг она согласилась не только стать женой человека, который безмерно любил её, но и согласилась открыть двери настойчивому безумию. Теперь у неё не было сомнений в том, что она сходила с ума. И что-то внутри умоляло её попросить помощи, хотя бы у кого-то, но Грейнджер отмахнулась, наивно полагая, что сможет справиться сама. Она не хотела слушать голос той девушки, сидящей в запрете среди каменных скал, которая приговаривала одно и то же.
— Ты не справишься… Уже ведь пыталась.
Остаток вечера они провели в гостиной на первом этаже, обсуждая мелкие детали предстоящей церемонии. Гермиона игнорировала голоса в своей голосе, пытаясь сосредоточиться лишь на голосе Рольфа, а после усталость взяла верх над ними. Парень подхватил её на руки и понёс в спальню, пока девушка начала засыпать прямо по пути к кровати.
Плотно зашторенные окна и едкий запах сигаретного дыма. Гермиона осмотрелась вокруг, прикасаясь тонкими пальцами к пыльным поверхностям рабочего стола и маленького кофейного столика. Эта квартира была ей знакома. Раскрытый блокнот, что валялся на диване, скомканный серый плед и ваза без цветов — это всё ведь принадлежало ей. Девушка заглянула в соседнюю комнату, всё так же осматриваясь по сторонам.
Единственным источником света были двери, ведущие на балкон. На улице была весна.
— Апрель, — улыбнулась Гермиона, заметив на балконе нежные бутоны белых цветов. — Это же Анемона… Цветы, влюблённые в ветер.
Она откуда-то точно знала, что Анемона на языке цветов — это искренность, надежда и радость. Ей эти цветы были очень важны, потому что были подарены важным человеком. Из глаз хлынули горячие слёзы, а девичьи крики в голове становились с каждым мгновением всё громче.
— Ты же знаешь, кто тебе их подарил, не так ли? — послышался тихий мужской голос. — Ты знаешь гораздо больше, Грейнджер… Ты помнишь больше, чем думаешь.
Гермиона схватилась с кровати, задыхаясь от нехватки кислорода. Её всю трясло, а тело покрылось холодным потом. Она начала искать правой рукой рядом с собой Рольфа, но простынь была холодной, и никого не было.
Её лёгкие сжались до предела. Правый бок снова начал больно жечь, левое предплечье, казалось, что просто кровоточит, а крики внутри разрывали мозг. Гермиона сползла на пол, закрывая уши руками и качаясь со стороны в сторону. Осточертевший и очень ядовитый аромат полевых цветов проникал под кожу, отравляя каждую нервную клеточку. Грейнджер буквально чувствовала, как холодные руки тьмы утаскивали её в пыточную камеру, но сил сопротивляться не было.
