– Ты же знаешь, я не могу этого сделать! Так давно это все было! – Были и другие причины, но как можно выразить словами страх и силу материнских объятий?
Ветер развевал ее белый в красный горошек шарф. По контрасту с серьезным выражением лица Мими он смотрелся довольно нелепо.
– Я имела в виду, тебе следует ей сказать, что ты ее любишь.
Я молчала и просто смотрела в ее глаза, не в состоянии сосчитать, сколько раз она говорила мне, что она меня любит.
– Она знает, – сказала я, нагибаясь к корзине и рассыпавшимся из нее по зеленой траве цветам. Цветы на зеленом были как пролитая лилово-красная краска.
Ава
Сент-Саймонс-Айленд, Джорджия
Апрель 2011
Я стояла в гостиной, разглядывая рисунок в рамке под стеклом, висевший между двумя окнами. Крыша веранды бросала большую тень, но послеполуденное солнце проникало сквозь шторы и высвечивало пылинки, парящие в воздухе и совсем незаметные, если они не попадают в луч света.
По дому распространялся запах готовящейся в духовке лазаньи. Тиш дала мне рецепт, убедившись сначала, что у меня есть все необходимые ингредиенты, и сказала, что это одно из любимых блюд Мэтью и его очень легко приготовить. Напрасно я опасалась – строго следуя инструкциям Тиш, я со всем превосходно справилась. Более того, взяла на себя смелость добавить побольше сыру, чем требовалось по рецепту – мне сразу хотелось сделать это блюдо особенным, своим собственным. Я не знала точно, что это значит, но это был один из советов, данный мне моими невестками, когда они, прощаясь, торжественно преподнесли мне шкатулку, набитую их «собственными» рецептами.
Работал кондиционер, распространяя волны холодного воздуха сквозь вентиляционное отверстие в полу. Я прожила всю свою жизнь в Джорджии с кондиционером, но в этом старом доме, где по тем же самым полам, по которым мы ходим сейчас, ступали предки Мэтью, кондиционер казался странным и неуместным.
Приглядевшись к рисунку, висевшему в межоконном проеме, я смогла различить в нижнем правом углу инициалы АМФ. Я не знала, что означала буква «М», но была почти уверена, что «А» и «Ф» означали Адриенна Фразье. Дом на рисунке напоминал фотографию – очень тонкими линиями и легкими, очень легкими тенями. Кора деревьев была тщательно прорисована. Каждый завиток испанского мха в точности отражал свет и тени. Даже я была вынуждена признать, что Адриенна была превосходной художницей. Я отступила, мне в моем нервном состоянии не было никакого дела до талантов первой миссис Фразье. Да и мне виделось что-то странное в этом рисунке, хотя я не могла понять что. Это как взглянув на себя в зеркало, вдруг обнаружить, что волосы у тебя другого цвета, а не такие, какие ты ожидала увидеть.
Сняв со стены рисунок, я вышла в парадный двор. Надо же было понять, в чем состояло отличие! Я сосчитала ступеньки веранды, окна, взглядом исследовала крышу – нет, никаких отклонений, рисунок изображал все в точности.
Вернувшись в гостиную, я попыталась повесить рисунок на место, на два крючка, на которых он там висел. С первого раза не получилось. Я прижалась щекой к стене, надеясь увидеть крючки и осторожно надеть на них петельки, прикрепленные на обороте рисунка, но безуспешно. С раздражением и нетерпением я прижала картину к стене, чтобы подвигать ею и так нащупать крючочки, но звук рвущейся бумаги остановил меня.
Чувствуя дурноту, я перевернула раму. Слава богу, порвался только первый бумажный слой. Рисунок был цел. Намеренная все же повесить раму на место, я взяла ее в руки и почувствовала, что под коричневой бумагой что-то есть.
Тогда я положила раму тыльной стороной кверху, отогнула порванный клок и заглянула внутрь. В небольшое отверстие я могла разглядеть три листа бумаги для рисования, соединенные скрепкой. Осторожно засунув туда два пальца, я их извлекла. И только хотела отделить первый лист, как услышала хруст ракушек под колесами машины. Приехал Мэтью. Я с ужасом взглянула на расширившийся разрыв в коричневой бумаге. Как глупо. Было похоже, что я из ревности нанесла непоправимый ущерб творению своей предшественницы. Мне очень бы не хотелось, чтобы Мэтью так думал, тем более что это было не так.
Я в последний раз попыталась повесить раму – и проволочные петли сразу же зацепились за оба крючка. Уф! Готово! Я поспешила к парадной двери и по дороге заметила на полу выпавший лист бумаги для рисования. Не задумываясь, я рывком открыла ящик старинного шкафчика красного дерева и, сунув туда бумагу, задвинула его как раз в тот момент, когда открылась входная дверь.
Я замерла на месте – и поймала себя на том, что недоумеваю, с чего это вдруг меня одолело это странное чувство – как у ребенка, запустившего пальцы в вазу с печеньем. Положив портфель, Мэтью подошел ко мне. Как всегда, когда я видела его даже после короткой разлуки, дыхание у меня стеснилось. Интересно, это надолго – такая реакция на любимого мужчину? И насколько лет хватит такой моей обостренной чувственности?
Он молча обнял меня и медленно поцеловал. Я должна была его слегка оттолкнуть, потому что нам обоим этого сразу же показалось мало.
– Для десерта будет время потом, – сдавленно прошептала я. – Не хочу, чтобы моя первая попытка приготовить тебе обед провалилась.
Он приподнял брови.
– А я-то думал, ты не умеешь готовить…
Я развязала на нем галстук.
– Ты многого обо мне не знаешь, – сказала я шутливо, но улыбка исчезла из его глаз, когда мы оба осознали справедливость моих слов. – Не так уж трудно прочитать рецепт.
Он целомудренно чмокнул меня в кончик носа, но ничего не сказал. Взгляд его упал на низенький квадратный стол между софой и двумя креслами напротив.
– А это что такое?
На мгновение я подумала, что оставила неубранными бумаги. Но с облегчением вспомнила, что на столе в пакете лежат пара старых фотоаппаратов и коробки с пленками. Я бросила их в чемодан в последний момент, когда укладывалась у себя в квартире. Почему я сочла важным взять их с собой? В легком смущении я пожала плечами.
– Так, ничего особенного, одно мое детское увлечение… – Я села на софу. Мэтью стоял рядом.
Я вытряхнула содержимое одного пакета на стол.
– Весной того года, когда мне исполнилось семь лет, у нас штормило как-то особенно часто. И к нам во двор занесло фотоаппарат. Я случайно нашла его в кустах в нашем дворе. Стивен показал мне, как его открыть, и там мы обнаружили отснятую пленку. В фотоателье нам ее проявили. Мне было жутко интересно, я только что начинала читать про Нэнси Дрю и думала, что снимки могли быть ключом к какой-нибудь тайне…
– И что же ты обнаружила? – В голосе Мэтью звучало искреннее любопытство и интерес, однако что-то смущало меня – уж очень внимательно он на меня смотрел, изучающее.
– Там был заснят детский праздник. День рождения. Какому-то ребенку исполнялось четыре года. Ну и вся полагающаяся праздничная атрибутика – воздушные шары, пирог, на всех конусообразные шапки с опушкой из искусственного меха… дурачества… Это была семейная вечеринка – папа, мама, маленький мальчик и две девочки чуть постарше. Девочки были очень похожи и даже одинаково одеты, так что я решила, что они близнецы.
Мэтью откинулся на подушку, обнял меня, улыбнулся и притянул к себе.
– Ты их узнала?
Я отрицательно потрясла головой.
– Нет! Что ты! Тот ураган был за триста миль от нас. Возможно, будь у нас тогда Фейсбук, кто-нибудь бы узнал их. Но знаешь… я подумала, что аппарат попал ко мне неспроста. Была, видимо, какая-то цель, чтобы он оказался в моих руках.
– Так, наверное, сказала бы твоя Мими.
Я взглянула на него недоверчиво.
– Ты видел Мими раз в жизни. Откуда ты знаешь, что она могла бы сказать?
– Ну… ты столько рассказывала мне о Мими… – Его пальцы гладили мои обнаженные плечи. Мне не так-то легко было сдерживаться. – Но это очень похоже на то, как она бы сказала… Разве не так?
– Возможно. Мне только кажется, что ты держишь меня за одну из своих пациенток, – сказала я. – И может быть, у тебя есть на то все основания. В близнецах я увидела что-то особенное. Да, понимаю, я их совсем не знаю, но все же… было в них что-то такое… не знаю. Что-то узнаваемое? Я всегда чувствовала, что где-то у меня есть невидимая подруга, с тех пор как я себя помню. Я это придумала, вероятно, потому, что мне было одиноко быть одной маленькой девочкой среди братьев. Или потому, что мне нужно было с кем-то говорить, потому что мама… – Я остановилась, не желая продолжать эту тему, и достала еще одну пленку. – Я стала ходить на «гаражные распродажи», всюду, где можно было купить подержанные вещи. Все деньги, какие я получала, присматривая за детьми, я тратила на проявку найденных пленок. Я не хранила напечатанные фотографии, я их выбрасывала. Но как будто в каждой фотографии я надеялась найти что-то мне нужное.
