– Неужели вы думаете, что если мы когда-нибудь станем основателями идеальной обители, миссис Преттимен сможет позволить себе слабости, свойственные ее полу? Я избавился от тех, что, главным образом, присущи мужчинам, а она должна сделать то же самое с женскими!
– Позвольте заметить, мистер Преттимен, что я не встречал ни одной женщины… Нет. Да. Я не встречал ни одной зрелой женщины, которая бы так поразила меня отсутствием тех самых слабостей, которые вы требуете вырвать с корнем!
– Что вы в этом понимаете!
– Я высоко чту миссис Преттимен, сэр, и не вижу причин этого скрывать! Я… я глубоко ее уважаю!
– К чему слова? Я по призванию педагог, и не вам оспаривать мои рассуждения. Я столько времени формировал свой характер, что кое-что понимаю в воспитании, даже если дело касается других!
– Тогда умоляю вас, объясните, сэр, что такого вы сделали со своим характером?
– Разве это не очевидно?
– Нет, сэр.
– Просто невыносимо! Меня поучают! И кто – упрямый юнец! Выносливость – вот что я воспитал в себе, сэр, выносливость и невозмутимость! Подите вон, пока я… Изо всех…
– Я уйду, мистер Преттимен. Но прежде позвольте заметить…
– Не надо, Эдмунд, – прозвучал голос миссис Преттимен.
Она закрыла за собой дверь и села. Мне показалось, что глаза у нее чуть покраснели.
– Пожалуй, вы согласитесь, что после всех наших треволнений очень приятно посидеть вот так, спокойно. Правда, Алоизий? Однако мы не предложили Эдмунду сесть, и он покорно стоит! Прошу вас, присядьте, Эдмунд. Я выглянула из коридора на палубу. Мы просто в другом мире, знаете ли… Море тихое, ласковое. Кто бы думал, что оно способно так резко меняться. Как вы считаете, отчего это?
– Понятия не имею, мадам. Я бросил все попытки постичь Природу. Теперь я на стороне тех, кто относится к окружающему миру с большой опаской.
В каюту отрывисто застучали.
– Вы не посмотрите, кто там, Эдмунд?
Вот уж кого я не видал со времен злополучного Колли! К нам явился Билли Роджерс собственной персоной! Он возвышался в двери, улыбаясь во весь рот, и держал в руках мой бочонок!
– Лорд Тальбот, сэр! Это, верно, ваш! Держите, милорд, сэр!
– Спасибо, давайте.
– Прощения прошу, милорд, но мистер Саммерс велел отнести его к вам в каюту, сэр, а я не знаю, где…
– Вы не знаете, где я живу, Роджерс?
Мне показалось, что он меня не слышит. Большие голубые глаза матроса смотрели мне за спину, туда, где сидела на парусиновом стуле миссис Преттимен – он словно что-то задумывал. Мне это очень не понравилось. Я вышел в коридор и закрыл за собой дверь.
– Вот сюда. Поставьте у койки.
Роджерс сделал, как велено, и повернулся ко мне. Мы одного роста, только он гораздо шире в плечах – настоящий гигант.
– Могу быть свободен, сэр?
– А те, кто сидел в лодке – баталер Джонс и юный Томми Тейлор…
– Пропали, сэр. Дэйви Джонс, морской дьявол, сэр, забрал их к себе – даже вскрикнуть не успели. Немало народу на корабле станет спать спокойней, что в койках, что в гамаках, зная, что баталер уже не спросит с них долгов. Благодарю вас, лорд Тальбот, сэр.
Он отдал честь и испарился.
Бедный Томми! Отхохотал свое. Сколько же ему было – четырнадцать? пятнадцать? Пропал и уже никогда не вернется. Мне захотелось разделить с кем-то охватившее меня чувство пустоты. Я повернул было к каюте Преттименов, но вспомнил, что миссис Преттимен никогда особо не забавляли шутки Томми. Рискну даже предположить, что милая, безупречная во всех отношениях миссис Преттимен, старавшаяся относиться ко всем людям ровно, делала исключение для юного любителя неприличных шуток и совершенно спокойно перенесла его отсутствие.
(20)
И тут мы подходим если и не к концу нашего плавания, то уж точно к началу конца. Несколько дней все верили, что печали наши позади, и редко какая вера находила себе столько последователей! Погода иногда портилась, однако не сильно. Споры мистера Саммерса и мистера Бене о долготе носили весьма любезный и учтивый характер. Все были твердо уверены, что в такую приличную погоду пропустить землю невозможно, и мы разглядим ее миль за десять, не меньше! Ночные вахты, которые мы по-прежнему стояли с Чарльзом, стали просто волшебными. Звезд, казалось, можно коснуться рукой. Ночи превратились в сине-голубую сказку. Песни моряков словно прогнали темноту! Днем все, кто мог, выходили гулять на палубу, где каждый день с удовольствием играли дочурки Пайка. Мистера Брокльбанка видели греющимся на солнышке – без накидки! Я все так же читал мистеру Преттимену, однажды удостоился чести провести по палубе миссис Преттимен и весьма гордился собой, так ловко усмирившим бывшую горгону! Кроме того, наш променад наблюдал лейтенант Бене, что, несомненно, поставило его на место. Однако в другой день, когда я читал мистеру Преттимену, миссис Преттимен попросила извинить ее отсутствие и, как я потом узнал, вышла на прогулку по палубе с мистером Бене. Несравненный пример подобающего поведения!
Однажды Чарльз сказал, что желает показать мне кое-что примечательное. Что ж – желает так желает. Я вышел на палубу и огляделся. Ничего интересного, кроме нескольких белых облачков в зените. Миссис Пайк оперлась на поручень у среза полубака и разговаривала с Билли Роджерсом. Постояла с ними и Зенобия, прежде чем отправиться в постель. Мистер Гиббс с парой матросов заканчивали починку одного из поручней там, где его разрушил кусок льда. У грот-битенга миссис Ист и дочурки Пайка устроили кукольное чаепитие! Но тут раздалась целая серия команд от капитана Андерсона, и чаепитие пришлось прервать: необходимо было крепить канаты, так как судно ложилось в дрейф (кому интересно, что это такое – справьтесь в «Морском словаре» у Фальконера). Матросы выстроились вдоль левого борта с охапками линей, за бортом смонтировали платформу, от которой отходил тяжеленный лот – одному человеку не поднять.
– Травить лот! – скомандовал со шкафута мистер Бене, и лот с шумом шлепнулся в воду.
Линь пошел разматываться вдоль борта – матросы раз за разом перехватывали его снова и снова…
– Выбрать слабину!
– Чарльз, что тут происходит? Так мы узнаем, где находимся?
– Нет! – Он помолчал и улыбнулся. – Скорее, так мы узнаем, где мы не находимся.
Теперь линь не дергался вверх-вниз, а уходил под углом на северо-запад.
– Вот оно – ваше циркумполярное течение, Эдмунд. Думаю, это единственное серьезное доказательство, которое только можно представить.
– Вы говорите загадками!
– Мистер Саммерс, не могли бы вы на время прервать беседу и переложить судно на другой галс?
Чарльз криво усмехнулся и пошел отдавать приказы матросам, тянувшим разные шкоты, выбирая некоторые так, что паруса чуть округлялись, а волны то шуршали, то звенели, ударяясь о нос судна. Андерсон мимоходом ухмыльнулся мне желтозубой улыбкой. Что ж, какой капитан не будет рад солнечному дню, полному шепота и плеска спокойной воды?
– Поживей, там, поживей!
– Взяли, взяли!
– Сто десять фатомов, сэр!
Все затихли, выбирая линь. Наконец, на поверхности показался лот, с которого лилась вода.
– Курс по ветру, мистер Камбершам, северо-восток.
– Линь на борту, сэр! Песок и ракушки, сэр! – закричал со шкафута Бене.
Капитан кивнул так, будто именно это он и ожидал услышать. Я повернулся к старшему офицеру.
– И впрямь очень интересно. Только что все это значит?
– Ну как же! Мы на мелководье. У Бене с капитаном свое мнение по поводу нашей долготы, у нас с Камбершамом – свое. Хотя при такой прекрасной видимости все это не особо важно.
Чарльз умчался по делам.
– Мистер Тальбот, можно вас на минуточку?
Я обернулся. Из коридора вышел мистер Брокльбанк, завернувшийся в накидку.
– Чем могу служить, мистер Брокльбанк?
Он подвинулся поближе.
– Боюсь, во время последних событий я выглядел не лучшим образом…
– Что ж, вы пожилой человек, и вам простительно…
