– Ваша доля?
– Пять процентов.
Достаточно, чтобы до конца дней жить совсем не так, как она жила до сих пор.
– Вы боитесь, он не заплатит.
– Я знаю, что он не заплатит. Меня дважды пытались убить, хотя я здесь всего неделю. Я все никак не могла понять, с чего бы это прокурор… Арчи Болл, знаете такого?
Джо кивнул.
– Так вот, я не могла понять, с чего это он такой добрый. Я ведь так измолотила мужнину башку, что ошметки прилипли к шкафу в кухне. А мне дали по статье за убийство по неосторожности. Я было решила, что Арчи Болл запал на меня, подумала, придет ко мне ночью перед отправкой. Но он не пришел. И вот тогда я начала задавать себе вопросы, которые должна была задать раньше, когда мне предложили сделку.
– А почему же вы не задавали их раньше?
– Кто же станет заглядывать в зубы дареному коню? У меня судимость, я итальянка, и, да, я насмерть забила мужа крокетным молотком. Меня могли отправить на электрический стул. А мне вместо того дают пять лет. Когда я выйду, сыну будет всего восемь. Я буду еще достаточно молода, чтобы начать все сначала. – Она кивнула в такт собственным мыслям. – Но если бы я начала задавать вопросы сразу, я поняла бы то, что вы наверняка уже поняли. – Она поглядела на него сквозь разделявшую их сетку.
Он кивнул и сказал негромко:
– Король Люциус купил этого вашего Арчи с потрохами.
– Точно.
– А это значит, – сказал Джо, – что главной целью было отправить вас сюда.
Она снова кивнула, горестно затянувшись сигаретой.
– Когда я убила Тони, Король Люциус смекнул, что можно прибрать к рукам еще сотню кусков. Или, может быть, испугался, что ко мне придут некие люди, которые предложат вернуть то, что принадлежит государству. В любом случае живая я Люциусу как кость в горле. А если меня не станет? Тогда горизонт перед ним чистый, можно нестись вперед на всех парусах.
– Значит, вы хотите, чтобы я с ним поговорил?
Она обкусывала кожу вокруг ногтя.
– Да, моя судьба в некотором смысле от этого зависит.
– Чем вы готовы заплатить за свою жизнь?
Она сделала глубокий вдох, выдохнула.
– Девяносто процентов. Пусть положит десять кусков на банковский счет моего сына и оставит меня в покое. Это будет стоить мне девяносто тысяч долларов.
Джо немного поразмыслил над ее предложением.
– Это большая сумма и мудрое предложение. Но неплохо бы вам принять во внимание еще одну деталь. Что, если Люциус согласится на сделку, а потом начнет сомневаться и рассуждать так: «Она выйдет из тюрьмы и на меня зла. Сейчас она об этом не думает, но потом она будет кусать себе локти. Не теперь, потом. Тогда снова придется решать ту же проблему»?
Тереза кивнула:
– Об этом я уже думала.
– И что?
– Если вы решите с ним поговорить, возьмите с собой свидетеля. Тогда об этом деле станет известно, а огласка нам на пользу. Тогда все узнают.
– Но тогда все узнают, что он пытался убить вас из-за сотни кусков.
– Что такого? Кто не попытался бы? Если бы мой человек попал в затруднительное положение, а я на тот момент была бы ему должна сто кусков, я тоже попыталась бы от него избавиться. Это всего-навсего деловой подход.
Ну и ну, подумал Джо, ну и команда у Люциуса.
– Но если пойдет слух, – продолжала Тереза, – что я выкупила свою жизнь, и задорого, а Люциус все равно меня убил, это будет другое дело. Даже у нас, Джо, есть своя этика.
– Неужели? – Джо немного подумал. – Наверное, вы правы. Но предположим, я найду человека, у которого хватит духу отправиться со мной на яхту к Люциусу, и я передам ваше предложение. Предположим, он согласится. Какая от этого выгода мне?
– Разве вы не можете спасти человеку жизнь просто по доброте душевной?
– Зависит от человека. Вы отправили на тот свет немало народу, в том числе и кое-кого из моих знакомых. Мне ваша смерть не кажется такой уж большой трагедией, какой она кажется вам.
– А как же мой сын?
– Его воспитает кто-нибудь другой, кто не причастен к смерти его отца.
– Тогда зачем же вы приехали?
– Любопытство. Убейте меня, не понимаю, чего ради вы попросили об этой встрече.
– Да вот же… чтобы вас не убили. – Она позволила себе слегка, снисходительно улыбнуться. – И ради вашего сына, Джо, чтобы он, как и мой, не остался сиротой.
Джо ответил ей такой же улыбкой:
– Вы хотите, чтобы я поверил, будто бы моей жизни грозит опасность. Я делаю деньги и никому не мешаю. Моя смерть скажется на доходах всех наших предприятий в Тампе, в Гаване, в Бостоне, Портленде и Мэне самым негативным образом. Так кто будет желать мне смерти?
– Тот, кто хочет самым негативным образом повлиять на доходы всех наших предприятий в Тампе, Гаване, Бостоне и Портленде.
Джо пришлось задать следующий вопрос:
– Значит, угроза исходит извне? Довольно необычно в нашем деле.
– Честно говоря, я не знаю, откуда исходит угроза – извне, изнутри, от высшего командования Германии, – понятия не имею. Все, что мне известно, – это только время и дата.
Джо засмеялся:
– И когда же придут меня убивать? Неужели и день назначен?
Она кивнула:
– Пепельная среда.
– Мои убийцы ко всему еще и ходят в церковь? Или они просто из Нового Орлеана?
– Вы запросто можете дошутиться до могилы, Джозеф. Ради бога, веселитесь и дальше.
Они завернули за угол ограды. Стоянка теперь была слева от них. Джо видел в машине Эла и Томаса. Эл дремал, прикрыв лицо шляпой, а Томас наблюдал за отцом. Джо коротко помахал ему, и сын ответил тем же.
– Значит, на самом деле, – сказал Джо, – вам не так уж много известно об этом предполагаемом убийстве.
– Я знаю, кого наняли, и совершенно точно знаю посредника, который его нанял.
Томас снова уткнулся в свою книжку.
– Что ж, – сказал Джо, – если вы в курсе, значит к делу причастен Люциус. Догадаться нетрудно. И вы хотите, чтобы я отправился в логово льва – нет, черт побери, прямо ему в пасть – и выкупил вашу свободу?
– Люциус больше не убивает.
– Расскажите это двум последним его гостям, которые отправились на яхту, но так и не вернулись.
– В таком случае возьмите с собой кого-то совершенно неприкасаемого, человека, которого и пальцем тронуть не посмеют.
Джо лишь натянуто улыбнулся на эти слова:
– Еще пару дней назад я был уверен, что такой человек я сам.
– Джил Валентайн тоже так говорил в сороковом году.
– Так кто же убил Джила?
– Понятия не имею. И не знаю никого, кто знает. Я назвала это имя, чтобы вы осознали – нет, чтобы вы вспомнили, – что в нашем деле никто ни от чего не застрахован. – Она вышвырнула окурок в траву и улыбнулась ему сквозь сетку. – Даже вы.
– Значит, вы хотите назвать имя того, кто взялся меня убить.
Кивок.
– В ту же секунду, как только мои десять процентов окажутся на моем банковском счете.
– Убить меня согласятся очень не многие. Что, если я попросту сам, дедуктивным методом, вычислю, кто этот человек?
– А что, если ошибетесь?
За спиной у Терезы, на другой стороне двора и по другую сторону второго ограждения, стоял мальчик, наблюдая за ними с небольшого зеленого холма.
– Тереза…
– Да, Джозеф?
– Вы не могли бы оказать мне любезность и обернуться? Скажите, что вы там видите?
Она удивленно подняла бровь, но потом развернулась и поглядела сквозь сетку на холм.
Сегодня мальчик был в темно-синих коротких штанах на помочах и в белой рубашке с широким воротом. Он не исчез, когда Тереза обернулась, чтобы на него посмотреть. Наоборот, он уселся на траву и подтянул колени к груди.
– Вижу ограду, – сообщила Тереза.
– А за ней?
– Вон там? – Тереза показала рукой.
Джо кивнул:
– Да, впереди, прямо перед вами. Вы ничего не видите на том холмике?
Тереза обернулась к нему, чуть улыбаясь:
– Вижу.
– Что же?
– Неужели у вас такое плохое зрение?
– Так что же там? – повторил он.
