– Возможно, еще худшим грехом было бы заставить одного из членов семьи томиться в неведении и… – Она вовремя оборвала себя, чуть не сказав «в нищете». – А также позволить, чтобы смерть вашей жены и неверные представления о случившемся продолжали омрачать ваши отношения, когда я могла бы все исправить…
– Благослови вас Бог, миссис Уикс. И спасибо.
Дункан отпустил ее руку и нетвердой походкой подошел к двери, чтобы проводить гостью.
– Может, мне следует в следующий раз что-нибудь принести? К примеру, немного еды? – спросила она.
Дункан покачал головой:
– Нет, мне будет достаточно и вас одной, моя милая, и весточки о моем мальчике. Но… надо быть осторожной, дорогая девочка. Надо быть осторожной, чтобы… чтобы не навлечь на себя неприятности из-за меня, – повторил он взволнованно.
Рейчел сперва попыталась отмахнуться от сделанного ей предостережения, но тяжелые воспоминания о недавней размолвке с Ричардом были еще слишком свежи, и потому, выходя из дома, где жил Дункан Уикс, она почувствовала, будто ее загнали в ловушку. Похоже, супруг начинал вызывать у нее чувство страха. «Нет, я не должна бояться мужа, который меня любит».
Солнце теперь садилось все раньше и раньше, и когда наступали сумерки, в окнах и над входными дверями зажигались лампы и фонари. Они заливали улицы желтым светом, то более, то менее ярким, и отражались в грязной воде сточных канав, делая их почти красивыми. Рейчел набрала полную грудь холодного воздуха, пытаясь изгнать из легких запахи, царившие в комнате Дункана Уикса, и двинулась вперед быстрым шагом. Дойдя до улицы поприличней, она задержалась, чтобы купить пирог к ужину, а придя домой, затопила плиту, чтобы согреть главную комнату в доме. Затем, оглянувшись по сторонам, Рейчел поняла, что теперь воспринимает свое жилье совершенно иначе. Она взбила подушки, чтобы те стали пышнее, стряхнула с портьер пауков, отдраила чайник и заварила чай. Ей вдруг захотелось заняться делами, чтобы не оставалось времени вспоминать о Дункане Уиксе. Потому что, если бы Рейчел стала думать о его грустных глазах и о грязи, в которой живет этот старик, она снова начала бы с мужем столь болезненный для него разговор. Но как ни хотелось ей оставаться спокойной и храброй, мысль о еще одном столкновении с Ричардом наполняла ее ужасом. Рейчел так хорошо помнила о необходимости держать язык за зубами, что, когда муж наконец вернулся домой, оказалась очень немногословной. Она только улыбалась и стремилась во всем ему угодить. Ричард выглядел уставшим, от него пахло таверной, и, похоже, он совсем не возражал против ее молчания.
На следующий день в дом на Эббигейт-стрит доставили визитную карточку, и хотя Рейчел показалось, что ей следовало бы удивиться, она вдруг обнаружила, что не удивлена ни капли. К карточке прилагалось приглашение в дом номер один в Лэнсдаунском Полумесяце. Оно было адресовано ей лично. Рейчел провела пальцами по твердому краю карточки и задумалась о том, что это могло бы означать. Ее кухня-гостиная вдруг показалась такой же тихой и чужой, как и дом в Лэнсдаунском Полумесяце. У нее даже холодок пробежал по коже. Она ждала возвращения мужа и прикидывала, что ему скажет. Ей казалось, что Ричард, скорее всего, обрадуется, однако, с другой стороны, то, что его самого не пригласили, могло вывести мужа из себя. В конце концов Рейчел заснула прежде, чем тот пришел домой. Муж разбудил ее, когда, неуверенно ступая в темноте по полу спальни, подошел к кровати. Рейчел притворялась спящей, пока руки Ричарда, обнимавшие ее тело, не обмякли и он не захрапел. Рейчел осторожно высвободилась из объятий и отодвинулась к краю кровати, чтобы их тела не соприкасались.
* * *
– Вы звали меня, мадам? – спросила Пташка.
Миссис Аллейн, сидевшая на шелковом диване, взглянула на нее и подняла брови. Ее глаза сверкали.
– И причина тебе хорошо известна.
– Мадам?
– Хватит! – взорвалась миссис Аллейн, резко вскочив на ноги и принявшись мерить шагами ковер. У Пташки екнуло сердце, но она сделала невинное лицо и стала ждать. – Ты сама расписывала, какая она необыкновенная женщина, эта новоиспеченная миссис Уикс. И ты заставила меня встретиться с ней, не предупредив, насколько она похожа на ту мерзкую девчонку. Ты не могла не знать, какое я испытаю потрясение, – заявила миссис Аллейн, поедая взглядом служанку. Хотя Пташку и возмутили слова «та мерзкая девчонка» и крайнее презрение, с которым они были произнесены, она понимала, что спорить сейчас не время. – Ну? Что ты на это скажешь?
– Я только подумала, мадам, что вы захотите с ней познакомиться.
– Ну и ну. Поосторожней, Пташка. Конечно, я понимаю, ты в свое время была ее служанкой, прежде чем стать моей, но ты служишь мне вот уже двенадцать лет. Думаю, нечего даже спрашивать, кому ты должна быть предана больше.
– Я всегда была верна только вам, мадам, – солгала Пташка.
– Надеюсь, что так. И не забывай, она бросила тебя так же безжалостно, как и моего сына. И еще не забывай, что твое место в этом доме есть знак покровительства, которого ты можешь лишиться. Немногие дали бы тебе работу, если принять во внимание все обстоятельства.
– Я благодарна, мадам.
– Хорошо, – проговорила Джозефина Аллейн, немного успокоившись, и опять села на диван. – Сходство действительно невероятное. Во всяком случае, на первый взгляд, – добавила она.
Пташка мысленно согласилась. Она наблюдала с лестницы, как уходит миссис Уикс, и на сей раз подметила несколько тонких особенностей, которые отличали эту женщину от Элис. Увидеть ее во второй раз было совсем не то, что встретить впервые, когда действительно могло показаться, что мертвые восстали из гроба.
– Воистину странен мир, в котором могут родиться два человека, наделенные таким сходством и в то же время совершенно никак не связанные между собой.
– Нельзя сказать, мадам, что они совершенно не связаны друг с другом. Потому что теперь у них есть вы, человек, которого они обе знают, – осторожно вставила Пташка.
Это был самый важный момент, потому что, если бы не удалось убедить госпожу, что миссис Уикс может оказаться полезной, Пташка лишилась бы всякой надежды разоблачить Джонатана. Увидев двойника Элис, он мог бы выдать себя. Пташка почувствовала затылком взгляд лорда Фокса, отца Джозефины Аллейн, который глядел на нее с большого полотна, висящего за спиной, над камином, и ощутила, как ее кожа покрылась мурашками. Пташка не любила смотреть на этот портрет. Ей не нравилось тяжелое пузо этого человека, его большие грубые руки и то, как он улыбается. Его улыбка казалась фальшивой, а морщинки вокруг глаз делали их обманчиво добрыми. Миссис Аллейн внимательно изучала Пташку, и взгляд ее был странным. Наконец внутреннее возбуждение заставило девушку заговорить снова, на этот раз не подумав:
– Вот я и решила, мадам, что вашему сыну могло бы пойти на пользу познакомиться с этой женщиной, так похожей на Элис…
– Я не желаю слышать этого имени!
Эти слова прозвучали как удар бича, и Пташка мысленно прокляла свою забывчивость.
– Прошу прощения, мадам, – пробормотала она поспешно.
Пташка ждала в тишине. Миссис Аллейн отвернулась и, ничего не говоря, стала смотреть в окно. День клонился к вечеру, в его болезненном свете хозяйка дома казалась бледной и прекрасной. Глаза на ее красивом лице были полны печали.
– И каким образом, по твоему мнению, пошло бы моему сыну на пользу знакомство с этой женщиной, которая, хоть и не по своей воле, выглядит в точности как некая особа, послужившая причиной его страданий? Как та особа, которую ему давно следовало бы забыть? – проговорила она, не глядя на Пташку.
«Он ее никогда не забудет. Я ему не позволю».
– Знаете, мадам… – произнесла Пташка, стараясь, чтобы ее голос звучал безразлично. – Мне кажется, мистеру Аллейну не хватает общества. Вы сами часто говорили, что ему не мешало бы почаще выходить в свет и принимать посетителей…
– Он и слышать об этом не желает, сама знаешь. Я перебрала все свои доводы. – Миссис Аллейн наклонила голову, и ее поза вдруг совершенно ясно передала глубину ее отчаяния. Потом она тяжко вздохнула, и когда снова подняла голову, на ее лице отразилась боль. – Временами он не хочет видеть даже меня. Собственную мать.
