— Ты думаешь?
Хейзел подняла на нее озорной взгляд и похлопала по руке:
— Сохрани этот пенни, и гарантирую тебе, что когда-нибудь, когда ты этого меньше всего ждешь, случится что-нибудь хорошее. А когда оно случится… подумай о своей счастливой монетке и вспомни, что я тебе сказала.
— А что должно случиться? Скажи сейчас.
— Ну уж нет, — покачала головой Хейзел с невинным видом. — Я-то знаю, а тебе предстоит узнать. Сунь за лифчик и не задавай вопросов.
— Хейзел, какая же ты чудачка.
Хейзел улыбнулась от уха до уха.
— Ага. Иногда сама себе удивляюсь. Не знаю, чего от себя ждать в следующий миг. Малыш Гарри говорит, что я самый интересный человек в мире. А я ведь даже не стараюсь. Такая уж уродилась. — И она втиснула свою огромную машину на такое крошечное место, где Мэгги не уместила бы свою малышку, будь это даже вопрос жизни и смерти.
Мэгги и права-то получила только благодаря Хейзел. Ее двоюродный брат, Джимми, работал в дорожной инспекции, и на экзамен Хейзел подсела к ним в машину. Когда Мэгги припарковалась, не доехав по меньшей мере фута три до края тротуара. Хейзел открыла заднюю дверь, глянула вниз и провозгласила: «Ладно, пойдет». Джимми, вероятно, с ней согласился, потому что Мэгги экзамен сдала.
Динь-динь
Упаковав украшения и норковое манто и тем самым покончив с подготовкой, Мэгги позвонила Бутс и сообщила, что хочет пожертвовать вещи для костюмерной. Бутс пришла в восторг и пообещала прислать ребят в понедельник с утра пораньше. Повесив трубку, Мэгги ощутила радость. Хейзел была бы довольна. Она обожала театр.
Пятилетнюю Хейзел мама с папой повели смотреть «Питера Пэна», и, хотя она выросла в деловую женщину, часть ее души так и не повзрослела и навсегда осталась пятилетней девочкой, уверенной, что спасает жизнь Динь-Динь [21], если верит в существование фей. Где бы в Бирмингеме ни поднимался театральный занавес, они с Малышом Гарри были там. Особенно Хейзел любила мюзиклы, да и сама прекрасно пела. Когда «Саммерфест» впервые поставил «Энни» [22], она сыграла шестилетнюю Энни, а пять лет спустя, когда его снова ставили, Хейзел исполнила роль мисс Хэнниган, злой хозяйки сиротского приюта, и было очень смешно смотреть, как эта крошечная женщина, ростом не выше самих сирот, жестоко командует ими и издевается. В обзорах говорилось, что сыграла Хейзел блестяще, но Этель не согласилась: мол, где тут игра, все то же самое Хейзел каждый день проделывает на работе.
Хейзел ничего и никогда не огорчало, по ее словам, у нее не бывало депрессии. Но Мэгги что-то не верила. Не верила, что Хейзел так уж легко живется. Однажды она спросила Этель, как она думает, правда ли Хейзел так счастлива, как всем кажется. Этель откинулась на спинке стула, подумала и сказала:
— Честно говоря, я считаю, что Хейзел не просто счастлива именно так, как всем кажется, она еще и кичится этим. На самом деле я не знаю ни одного человека — мужчины, женщины или ребенка, — который был бы о себе столь высокого мнения. Хейзел Уизенкнот считает, что это она повесила на небо луну. — Этель пожала плечами: — А что, может, так оно и есть, кто знает. Главное, не вздумай ее жалеть, — она себя не жалеет.
И правда. Сколько лет Этель на нее работала, она никогда не слышала, чтобы Хейзел жаловалась или огорчалась по какому-то поводу… Кроме одного случая, за несколько лет до своей смерти.
Хейзел готовила продажу дома: несколько месяцев сложной работы, одна презентация за другой, полеты в Чикаго и обратно посреди зимы, и за несколько дней до окончания сделки компания вдруг звонит и с извинением сообщает, что они решили иметь дело с другой фирмой. Неделю спустя выясняется, что это Бебс Бингингтон. Снова.
Спустя неделю Хейзел слегла с простудой (потом окажется, что это была пневмония) и вызвала Этель к себе домой. Попросила закрыть дверь спальни и взволнованным шепотом спросила:
— Этель, скажи мне правду. Я устарела? Теряю хватку?
— Нет, ты не теряешь хватку. Сделку ты упустила из-за Бебс Бингингтон, а не из-за того, что теряешь хватку.
— Ты думаешь?
— Уверена. Не знаю, что она сделала. Может, переспала со всем советом директоров.
— А может, она просто лучше разбирается в бизнесе, чем я?
— Послушай, Хейзел, я на тебя почти сорок лет работаю и врать тебе не стану. Хватку ты не потеряла.
— Правда?
— Абсолютная. Клянусь своими лиловыми волосами.
Хейзел засмеялась и больше об этом не заикалась. Но по сей день Этель винит Бебс Бингингтон за то, что она подорвала здоровье Хейзел. Врач потом сказал, что та пневмония ослабила ее маленькое сердце.
Этель, конечно же, была права. Когда Бебс узнала, что Хейзел собирается завершать сделку, она снова добилась правдами и неправдами встречи с тремя главами компании и использовала тот же самый трюк — сказала, что у нее есть частная информация, мол, да, как ни печально, Хейзел кажется таким замечательным человеком, но ее вот-вот привлекут за мошенничество, подкупы и за то, что брала взятки от строительных компаний. И говорила Бебс весьма убедительно. Немудрено. Ей самой то и дело приходилось сталкиваться с подобными обвинениями. Напоследок со слезами в голосе она посоветовала:
— Ради вашего же блага и ради чести вашей компании отмените сделку немедленно, пока вас не втянули в грязную историю.
После ухода Бебс мужчины посмотрели друг на друга. Может, ее слова и вызывают некоторые сомнения, но все согласились, что в таком нездоровом климате и в нестабильной обстановке лучше дело с Хейзел не иметь — вдруг чего случится. Очень жаль. Им всем запала в душу маленькая леди из Бирмингема.
Если для Хейзел секрет удачи заключался в счастливых монетках, то секретом Бебс был страх. В самом начале карьеры она обнаружила, насколько мощное оружие — угроза судебного разбирательства. У нее в помощниках были два мелких злобных адвоката — как раз для подобных случаев. Она выяснила, что люди на что угодно пойдут, пусть им даже померещится, что есть угроза предстать перед судом.
Этель так и не узнала, каким образом Бебс украла сделку, но продолжала винить Бебс в болезни Хейзел. Для нее Хейзел была больше чем работодатель. Когда они познакомились, Эрл, муж Этель, потерял работу на сталеплавильном заводе, а у них было двое маленьких детей. Благодаря тому, что Хейзел взяла ее, им удалось избежать биржи труда, в отличие от многих. В общем, Этель считала, что Бебс помогла убить ее лучшую подругу. И — верьте или нет — Бебс имела наглость прийти на похороны и после окончания церемонии раздавать там свои визитки.
Вечер крутящихся дервишей
2 ноября
К воскресенью Мэгги в две ходки перетащила на берег реки и довольно ловко запрятала весь свой инструментарий: лодку, грузики на лодыжки и таймер-петушок. Пока все складывалось как нельзя лучше, и до утра третьего ноября не предвиделось никаких неожиданных помех. Выбранное место было все так же безлюдно, и осень просто идеально подходила, чтобы прятать вещи в лесу: забросала листвой и хвоей — и готово.
Скарб весь тоже был упакован. Ей удалось по-тихому прибрать стол на работе и уничтожить все бумаги и фотографии. Бренда и Этель ничего не заметили. После стольких лет она наконец разобралась, как работает машина, измельчающая бумагу. Удивительно, чему способен выучиться человек, стоит только приложить мозги.
Все шло по плану: с утра она сбегала к телефону-автомату перед супермаркетом «Вестерн» и заказала на понедельник такси на 9 утра. Настоящим именем она, разумеется, назваться не могла. У сидящего на телефоне человека был иностранный акцент, так что она назвалась Дорис Дэй. Ей всегда нравилась Дорис Дэй. Затем Мэгги свозила машину на мойку, залила бензин, подкачала шины, проверила масло и воду, чтобы автомобиль вернули компании в том же состоянии, в каком брали, чистеньким и аккуратным, со всеми документами в отделении для перчаток. Осталось только посмотреть крутящихся дервишей.
