Я сказала:
– Мне захотелось кока-колы.
Тогда она спросила, знаю ли я, что такое месячные. Я говорю: ну, смотря в каком смысле, наверно, имеется в виду период времени. Я еще знаю слова «годовой» и «квартальный». Она сказала:
– Дейзи Фэй Харпер, тебе мама не рассказывала, что такое месячные?
– Да вроде бы нет, иначе я бы помнила, – ответила я.
Попалась, как крыса в мышеловку! И на глазах у миссис Андервуд!
Она спросила:
– Знаешь, что такое тампаксы?
– Конечно, у мамы дома есть целая коробка.
Она спросила:
– Знаешь, для чего они?
– Конечно, – говорю. – Мама сказала, они для того, чтобы вытирать пыль в труднодоступных местах.
Миссис Андервуд откинулась на спинку стула, положила ногу на ногу и сказала:
– Видимо, мне придется рассказать тебе, что такое месячные.
И рассказала. Она мне все рассказала. Оказывается, это означает, что ты стала женщиной, и все такое. Мне хотелось провалиться на месте. Ничего кошмарнее в жизни не слыхала. Надеюсь, она ошибается и никаких месячных у меня не будет. Мне одиннадцать лет, и я еще слишком мала, чтобы слушать такие ужасы. Представляете, мама не знала, для чего нужны тампаксы, и вытирала ими пыль! Нет уж, пусть ей бабушка рассказывает, я лично не собираюсь заниматься маминым половым воспитанием. Мне такие разговоры не нравятся.
24 ноября 1952
У МЕНЯ СЕРЬЕЗНЫЕ НЕПРИЯТНОСТИ! Вчера в школе я сидела и слушала, как миссис Андервуд читает нам «Тайну свистящей волынки», глава 14, «Трудности на горе», и тут кто-то постучал в дверь класса. Миссис Андервуд прервала чтение на самом интересном месте и пошла посмотреть, кто там. Вернувшись, она сказала:
– Дейзи Фэй, к тебе приехали дядя и тетя. Они ждут в машине.
Я так обрадовалась! Ведь это, скорей всего, тетя Миньон и дядя Реймонд из Виргинии, и мама наверняка с ними. Они привезли ее домой – сюрприз!
Миссис Андервуд велела мне собрать вещи, она отпускает меня пораньше, только чтобы я не забыла сделать дома упражнения на странице 57 из учебника математики. Я собралась, выбежала и запрыгнула в машину. И знаете что? Это были вовсе не мои тетя Миньон и дядя Реймонд. Я этих людей никогда в жизни не видела. И сказала:
– Эй, по-моему, вы забрали не ту девочку.
Женщина сказала:
– Ты Дейзи Фэй Харпер, так ведь?
Я говорю: «Да», но они уже тронулись, увозя меня с собой. Я говорю:
– Подождите, я вас совсем не знаю.
Она спросила:
– Это ведь тебя назвали в честь вазы с маргаритками? Цветы стояли в палате твоей матери?
Я занервничала.
– Откуда вы знаете? – спрашиваю.
И тут вижу кольцо у нее на пальце и сразу понимаю, кто она такая, – Опал, сестра убитой женщины! И начинаю орать, что пусть сейчас же остановят машину и выпустят меня, а то полиции все расскажу. Я попыталась выскочить, но мужчина запер все двери.
Опал сказала:
– Не бойся. Мы тебе ничего дурного не сделаем. Мы просто хотим поговорить о моей сестре Руби.
Я спросила мужчину:
– А вы кто?
– Ее муж, – сказал он, кивая на Опал.
Опал спросила:
– Хочешь мороженого?
Идея мне показалась заманчивой, кроме того, я подумала, что если мы будем на людях, то я смогу убежать в случае чего. Но они привезли меня в придорожное автокафе, где можно есть, не вылезая из машины.
Когда подошла официантка, я заорала, что меня похитили, срочно вызывайте полицию. Она засмеялась, потому что знала меня. Однажды мы с Майклом сюда заходили. Я вошла с кастрюлей на голове и сказала ей, что я – Джонни Яблочное семечко [65]. Так что теперь она приняла все за очередную шутку, и я сдалась. Заказала свежевыжатый апельсиновый сок и банановый сплит. Но этим людям я ничего говорить не собиралась. Я пообещала маме Майкла, что в жизни не произнесу имен Клода Пистала и Руби Бейтс.
Опал сказала:
– Я хотела познакомиться с девочкой, о которой рассказывала моя сестра Руби. Ты ей очень понравилась, и мы надеемся, ты поможешь нам найти ее убийцу. Мы знаем, что это Клод Пистал, и приложили все силы, чтобы завести против него дело, но Клод лжет и говорит, что никогда не был знаком с Руби Бейтс. Руби мне все про него рассказала, и я предупредила ее: не порть свою репутацию, не гуляй с ним, но она только сказала – успокойся, единственный человек, кто видел нас вместе, это Дейзи, девочка, которая живет на берегу и которую назвали в честь вазы цветов. Так я тебя и нашла.
Ну, надеюсь, те, кто одарил меня сим идиотским именем, удовлетворены сполна! Придумали бы мне что-нибудь простенькое, к примеру Мэри, и ничего этого не было бы.
Затем заговорил мужчина, попросил меня подумать о четырех детках Руби, бедных сиротках. За дуру меня принимает. Я сказала:
– Мистер, я в шестом классе учусь и умею читать некрологи, никаких деток у нее не было, по крайней мере, до сих пор. (Ага, съел!) Лучше отвезите меня домой.
Он попробовал подкатиться с другой стороны:
– Разве тебе не горько, что убийца Руби бегает на свободе, когда ты можешь посадить его в тюрьму, где ему самое место? Как бы ты себя чувствовала, если бы речь шла о твоей маме, а кто-то знал убийцу и не помог тебе?
Он продолжал развивать тему мамы, но я только губы сжала и уставилась в окно. Да, чувствовала я себя неважнецки, но не настолько плохо, чтобы позволить себя убить в случае, если Клода вовремя не арестуют.
Опал принялась плакать:
– Пожалуйста, Дейзи, помоги. Ты единственная можешь мне помочь.
Потом ее муж завел все по новой:
– Дейзи, подумай сама. Если мы с Опал выяснили, что ты видела Клода и Руби вместе, неужели ты думаешь, что Клод в конце концов об этом не вспомнит? Представь, что он с тобой тогда сделает.
– Вы же ему не скажете, правда?
Я готова была себя задушить. Ведь до этой секунды я ни в чем не признавалась, ну что мне стоило держать рот на замке! Дядька сделал вид, что не заметил, и продолжал гнуть свое:
– Мы не хотим этого, Дейзи, но может настать время, когда нам придется сказать полиции.
Так они меня обрабатывали час с лишним, но я больше рта не раскрыла, вернее, раскрыла, но всего один раз, чтобы заказать горячий сливочный десерт с бананами и орехами.
В конце концов они сдались и вернули меня к школе, как раз успели к школьному автобусу. Пусть миссис Андервуд впредь проверяет, кому отдает своих учеников. Надо было посмотреть их паспорта. В автобусе меня всю дорогу тошнило. Миссис Баттс пришлось трижды останавливаться. Когда я добралась до дому, угадайте, кто сидел рядом с папой? Опал и ее муж, мои похитители.
У папы был озабоченный вид. Мужчина увидел меня и сказал:
– Дейзи, я мистер Килгор из ФБР.
А врал, что он муж Опал! Фэбээровцы вроде бы не должны врать. К тому же он тайком записал на пленку наш разговор в машине. И теперь меня заставили сесть и включили пленку.
– Послушайте этот кусок, мистер Харпер. Тут-то она и попалась.
Они включили тот момент, когда я спрашиваю, не скажут ли они про меня Клоду Писталу. У меня явный южный акцент. Они прокрутили еще немного пленку, но дальше только их голоса да звуки, сопровождающие процесс поедания десерта.
– Эта запись будет представлена в суде как доказательство, мистер Харпер, потому что ребенок никак не мог узнать, что сестру Руби зовут Опал, кроме как от самой Руби, поскольку в некрологе она фигурирует как миссис Джулиан Уилсон.
Папа взглянул на меня:
– Это правда?
Я не знала, как ответить, чтобы себя не очернить. И сказала:
– Я хочу поговорить со своим адвокатом.
Неправильный ход, потому что папа схватил меня за шкирку и тряханул так, что чуть голова не оторвалась.
Он сказал:
– Это не шутка, хватит разыгрывать из себя задницу, сейчас же выкладывай, а то как дам!
Так разозлился, что и впрямь готов был убить меня, не дождавшись, когда это сделает Клод Пистал.
Мистер Килгор попросил его успокоиться, – возможно, я просто испугалась. И я им все рассказала, но при этом ни разу не произнеся имен Руби Бейтс и Клода Пистала. Использовала только местоимения «он» и «она», а когда они уточняли – «Руби» или «Клод Пистал», – молча кивала. Так и не дала им шанса подловить меня и еще раз записать голос.
