– Почему ты об этом нам раньше не рассказывал?
Череп замотал башкой.
– Действительно! Почему ты всё время молчал об этом?
Я сглотнул.
– Потому что не до того было. Я исполнял наказание.
Казалось, что Черепа это убедило.
– Пойдём посмотрим. Может быть, он в порядке…
Череп, Сальваторе и Ремо выскочили из хлева и, прикрывая голову руками, помчались прямо по луже.
Барбара дёрнулась им вслед, но остановилась под дождём:
– А ты чего не идёшь?
– Приду. Ты иди, иди.
Вода намочила ей волосы, которые стали похожи на свисающие грязные спагетти.
– Тебя подождать?
– Нет, беги. Я скоро приду.
– Ну, как хочешь. – И убежала.
Я выскочил за угол дома и побежал среди развалин. Сердце стучало в висках, и ноги подгибались. Я выскочил на площадку, ставшую настоящим болотом.
Яма была открыта.
Нигде не было видно ни пластикового листа, ни матраса.
Вода лилась мне за воротник, текла в штаны и трусы, мокрые волосы прилипли ко лбу. Я стоял перед ямой, отверстым черным зевом земли, едва дыша, сжав кулаки; вокруг меня рушились небеса, и раскалённая боль сжимала горло.
Я закрыл и вновь открыл глаза, надеясь, вдруг что-нибудь изменится.
Яма осталась на месте. Чёрная дыра.
Оскальзываясь, проваливаясь в грязь, я пошёл к ней. Провёл рукой по лицу, сбрасывая воду. Я почти падал на землю, но продолжал идти.
Остановись. Не смотри. Уходи отсюда.
Я остановился.
Иди. Иди и посмотри.
Нет, не делай этого.
Я посмотрел на сандалии, заляпанные жидкой грязью. Сделай шаг, сказал я себе. И сделал шаг. Сделай другой. Сделал. Молодец. Ещё пару шагов. И вот он, край дыры, прямо перед моими ногами.
Я сделал это. Опустил голову и посмотрел на яму.
Я дошёл.
Теперь осталось заглянуть внутрь.
Я был уверен, что там, в яме, больше никого нет.
Яма была пуста. В ней никого и ничего не было. Не было ведра, не было кастрюльки. Только грязная вода и намокшее покрывало.
Это означало, что его увели отсюда. Ничего мне не сказав. Не предупредив.
Он исчез, и я с ним даже не попрощался.
Куда он делся? Я не знал этого, но знал, что он мой и что это я должен был увести его отсюда.
– Где ты? – крикнул я сквозь дождь.
Я упал на колени. Я уронил ладони в грязь и сжал их.
– Мотоцикла не существует.
Я обернулся.
Сальваторе.
Он стоял в нескольких шагах от меня, в мокрой рубашке и измазанных грязью брюках.
– Мотоцикла не существует, правда?
Я кивнул.
Он показал на яму:
– Он там?
Я отрицательно покачал головой и пробормотал:
– Они его увели.
Сальваторе подошёл к яме, заглянул вниз и посмотрел на меня:
– Я знаю, куда они его дели.
Я медленно поднял голову:
– Где он?
– У Меликетти. Там, внизу, в ущелье.
– Откуда ты это знаешь?
– Я подслушал вчера. Папа велел сделать это твоему отцу и отцу Ремо. Я спрятался за дверью кабинета и все слышал. Они его перевели. Обмен не получился, так они сказали. – Он сдвинул намокшие волосы. – Они сказали, что это место стало ненадёжным.
Гроза закончилась.
Внезапно. Так же, как началась.
И быстро удалилась. Тёмная масса, нависавшая над полями и пролившаяся на них, пошла дальше своей дорогой.
Мы спустились по тропинке.
Воздух был таким промытым, что вдали, за краем охристой долины, виднелась бирюзовая полоска. Море. Впервые я видел его из Акуа Траверсе.
Ливень оставил острый запах травы и сырой земли и немного свежести. Бегущие по небу облака были белыми и рваными, и острые слепящие лучи солнца скользили по долине. Птицы возобновили свои песни, словно соревнуясь в том, кто кого перепоет.
Черепу я сказал, что пошутил.
– Нехреновая шуточка, – оценил он.
У меня было предчувствие, что никто никогда больше не пойдёт на этот холм: до него слишком далеко и нет ничего красивого в этих старых развалинах.
Филиппо кончил жизнь у Меликетти, в свином загоне, потому что обмен не состоялся и потому что яма перестала быть надёжным тайником. Так они сказали. И ни при чём здесь ни властелины холмов, ни монстры, которых я себе воображал.
«Кончай ты с этими монстрами, Микеле. Монстров не существует. Людей надо опасаться, а не монстров». Так мне сказал однажды папа.
Как он мог такое сделать? Я бы никогда так не поступил.
Кошка, когда поймает ящерицу, играет ею, даже когда кишки ей выпустит и хвост оторвёт. Тихонько следит за ящеркой, замирает, а потом хватает её и забавляется, пока та не умрёт, а когда она уже не шевелится, трогает её брезгливо лапкой, та не шевелится больше, и тогда кошка ещё раз смотрит на неё, а потом уходит.
Оглушительный металлический грохот разорвал тишину и заполнил все вокруг.
– Смотрите! Смотрите! – заорала Барбара, указывая в небо.
Из-за холма показались два вертолёта. Две голубые железные стрекозы с надписями на боках: «Карабинеры».
Они пролетели прямо над нами, мы принялись размахивать руками и орать, и они одновременно развернулись, словно хотели убедиться, какие мы молодцы, а затем спланировали над самыми полями, пролетели над крышами Акуа Траверсе и исчезли за горизонтом.
Взрослых нигде не было видно. Автомобили стояли, где всегда, но их нигде не было.
Пустые дома с распахнутыми дверями. Мы бегали от одного дома к другому. Барбара была обеспокоена.
– У тебя есть кто дома?
– Нет. А у тебя?
– У меня тоже.
– Куда ж они подевались? – тяжело дыша, спросил Ремо. – Я даже на огород заглянул.
– Что будем делать? – спросила Барбара.
– Не знаю, – ответил я.
Череп шагал посреди дороги с руками в карманах и свирепым взглядом, словно наёмный убийца в деревне призраков.
– Ну и наплевать. Так даже лучше. Я давно ждал, когда они все свалят в задницу. – И сплюнул.
– Микеле!
Я обернулся.
Сестра в майке и шортах со своими Барби в руке и Того, следовавшим за ней тенью. Я подбежал к ней:
– Мария! Куда подевались взрослые?
Она спокойно ответила:
– Они в доме Сальваторе.
– Что случилось?
Она показала на небо:
– Вертолёты.
– И что?
Прилетели вертолёты, и все выбежали на улицу, долго кричали, а потом ушли в дом Сальваторе.
– Зачем?
– А я откуда знаю.
Я посмотрел кругом. Сальваторе тоже не было.
– А ты чего здесь делаешь?
– Мама сказала, что я должна ждать её здесь. Она спросила, куда уехал ты.
– И ты что ответила?
– Что ты уехал на гору.
Взрослые оставались в доме Сальваторе до самого вечера.
Мы ожидали их на улице, сидя на борту фонтана.
– Когда они закончат? – спросила меня Мария в сотый раз.
И в сотый раз я ей ответил:
– Откуда я знаю когда.
Нам было велено ждать, пока они закончат разговоры.
Барбара взбегала по лестнице и стучала в дверь каждые пять минут, но никто не открывал.
– О чём можно говорить так долго? – возмущалась она.
– Не знаю.
Череп ушёл вместе с Ремо. Сальваторе, скорее всего, укрылся в своей комнате. Барбара уселась рядом:
– Наверное, что-то случилось.
Я пожал плечами.
Она посмотрела на меня:
– Ты чего?
– Ничего. Устал.
– Барбара! – Анжела Мура выглянула из окна. – Барбара, ступай домой.
Барбара спросила:
– А ты когда придёшь?
– Скоро. Ступай.
Барбара помахала мне рукой и печально ушла.
– А когда моя мама выйдет? – спросила Мария у Анжелы Мура.
Та посмотрела на нас и сказала:
– Идите домой и поужинайте сами, скоро она придёт. – И закрыла окно.
Мария отрицательно покачала головой:
– Никуда я не пойду, буду ждать здесь.
Я поднялся:
– Пойдём, так будет лучше.
– Нет!
– Пошли, пошли. Дай мне руку.
Мария скрестила руки на груди:
– Нет! Я останусь тут на всю ночь, мне всё равно.
– Дай мне руку, ну-ка!
Она поправила очки и поднялась:
