Встреча с миссис Далтон
Вторник, 4 ноября
В восемь утра следующего дня Мэгги сидела в красивой библиотеке дома «Св. Иоанн в соснах» и ждала миссис Далтон, чтобы подписать бумаги и получить ключи от «Гребешка». Существует поговорка: как бы далеко ни уезжали бирмингемцы, под конец они всегда возвращаются домой, — и Ди Ди Далтон не была исключением. Родом из старой гвардии потомков железных, угольных и стальных промышленников, к своим восьмидесяти восьми годам она пережила четырех мужей и объехала весь мир, живя то там, то тут, но, вернувшись в Бирмингем, поселилась в фамильном доме и взяла обратно свою девичью фамилию. Так было проще ее друзьям. Для них она всегда будет Ди Ди Далтон, сколько бы ни поменялось у нее мужей.
Мэгги не могла не думать, насколько все-таки жизнь — странная штука. Несколько дней назад она пребывала в таких расстроенных чувствах, а теперь вот сидит и радуется, что все-таки сходила к парикмахеру. И вдруг ей пришло в голову еще кое-что. Раз она звонила Дэвиду в пятницу, а сегодня договор о продаже у нее на руках, значит… постойте-ка… значит, она украла его у Бебс Бингингтон! Прямо из-под носа! Она никогда в жизни не совершала такого поступка, а ведь это несомненное нарушение ее этических правил. Но… Теперь ничего не попишешь. Дело сделано. И к ее огромному изумлению, никаких отрицательных эмоций она по этому поводу не испытывала!
Мэгги выскочила из дому в такой спешке, что решила проверить, не болтается ли у нее где-нибудь ярлык с ценником, и как раз оглядывала себя, когда в библиотеку вошла миссис Далтон, все еще красивая женщина с ярко-синими глазами. Поставив все необходимые подписи, она вручила Мэгги ключи от «Гребешка» со словами:
— Держите, милая. Простите, что не успела освободить дом, но если вам что-нибудь нужно — посуда, картины, мебель, — берите, не стесняйтесь, а не нужно — выкидывайте. Здесь мне все это некуда девать.
Когда Мэгги спросила, какую цену ставить, та ответила:
— Ох, боже мой, понятия не имею, я думала, вы мне скажете, какие нынче цены на рынке.
— Хорошо, давайте я разведаю, в каких пределах дома в этом районе, и вам скажу.
— Не хочется продавать, но дети мои все умерли. Конечно, одно время я планировала подарить его городу, но теперь я никому не доверяю, мало ли что с ним сделают, так что, надеюсь, вы найдете кого-то, кто не разрушит его, по крайней мере, пока я жива.
— Миссис Далтон, обещаю: я приложу все усилия, чтобы найти идеального покупателя.
— Ой, спасибо вам, дорогая, не сомневаюсь. У меня столько радостных воспоминаний о той поре, когда я там жила. — Глаза миссис Далтон вдруг погрустнели. — Мы туда въехали сразу после того, как из Англии пришли сведения, что бедный мистер Крокер утонул. Другой семьи у него не было, кроме сестры, проживающей в Лондоне, но она так и не съездила в Бирмингем, так что после его смерти дом перешел к моему отцу, его деловому партнеру. — Она улыбнулась. — Разумеется, мистер Крокер питал особые чувства к маме, и, полагаю, дом оставил именно ей. Они с мамой были большими друзьями. Мистер Крокер был закоренелым холостяком. Она многие годы помогала ему устраивать увеселительные мероприятия и ухаживать за садом, и, видимо, он рассчитывал, что она будет продолжать заботиться о доме после него. И оказался прав. Я думаю, мама любила «Гребешок» так же, как Крокеры. С отцом Эдварда, Ангусом Крокером, я, конечно, не была знакома, но мама говаривала, что отец и сын друг на друга не похожи, как день и ночь. — Взгляд ее вернулся к Мэгги: — Скажите, а вы вообще знакомы с домом?
Мэгги кивнула:
— О да, мэм. Внутри я никогда не была, но я обожаю его с детства. Честно говоря, я всегда считала, что «Гребешок» — самый красивый дом в Бирмингеме.
— Правда? — Миссис Далтон явно обрадовалась. — Очень приятно это слышать, дорогая. Многие люди вашего возраста не признают старинных домов. А «Гребешок» — сама история, знаете.
Мэгги улыбнулась:
— Да, мэм, знаю.
Начало «Гребешка»
Бирмингем, Алабама 1887
В 1862 году, когда обнаружилось, что красная пыль на горе, поднимаемая колесами повозок, вовсе не пыль, а измельченная в тончайший порошок железная руда, слух быстро распространился, и это положило начало целой промышленной отрасли в этих краях.
Бирмингем был назван в честь города в Англии, где производство металла было на высочайшем уровне. У многих основателей Бирмингема, приехавших в Алабаму, перед глазами стояли блистающие образы таких гигантов, как Лондон, Глазго и Эдинбург. Они мечтали построить в Америке город, подобный им, а то и превосходящий по мощи.
Ангус Крокер был как раз таким человеком. В 1885 году он прибыл из шотландского Эдинбурга на лошади, запряженной повозкой. Заехав наверх, посмотрел с вершины Красной горы на лежавшую под ним равнину и сказал своему сыну Эдварду:
— Когда-нибудь внизу будет воздвигнут великий город.
Был нанят архитектор, и полгода спустя на этом самом месте началось строительство дома Ангуса Крокера. Он послал домой, в Европу, за лучшими каменщиками и рабочими, и все материалы были оттуда: каждый камень, каждый кирпич, каждый кусок дерева вручную погрузили на корабль и доставили из его любимой Шотландии. Хотя был он довольно прижимистым бизнесменом, на строительство дома денег не жалел. И через два года его прораб из Перта гордо вручил Ангусу ключи и провозгласил:
— Он ваш, сэр, прямиком из Шотландии, дом на гребешке горы, с видом, не имеющим себе равных.
С этих самых пор дом зовется «Гребешком», это название было выбито в камне арки над дверью парадного входа. А ниже, буквами поменьше, шла надпись: «Выше некуда».
После того как дом обставили мебелью, разбили сады и площадки, состоялось официальное открытие «Гребешка». Поскольку это был первый дом, построенный на горе, событие попало в газету «Нью эйдж гералд».
ЗАМОК В НЕБЕ
18 июня 1887
Вдоль всей подъездной дорожки играли на своих инструментах шотландские волынщики. Бирмингемский промышленник сэр Ангус Крокер с сыном Эдвардом приветствовал нас у дверей своего только что возведенного замка, словно парящего в небе — на самой вершине Красной горы. После краткой церемонии мэр разрезал ленточку, и толпа с благоговением совершила обзорную экскурсию по дому и парку. Не хочется злоупотреблять и без того заезженным словом «безупречный», однако все прочие выражения покинули голову вашего восхищенного репортера. В наш век неряшливых, кое-как слепленных, разлапистых построек с крышами набекрень, в наш век, когда стиль, мастерство и эстетика уступили место двум братьям-близнецам, хозяевам современной строительной промышленности — дешевизне и скорости, «Гребешок» гордо вознесся над городом как символ красоты и благородства человеческого духа, дань могуществу личности, способной создать красоту из камня и цемента, маяк, путеводная звезда, идеал, к которому все мы должны стремиться.
Может, под воздействием шотландского виски, которым обильно угощали в тот день, репортер изъяснялся чересчур патетично, однако все присутствовавшие на празднестве согласились, что «Гребешок» не только красив, но и прочен. «Простоит тысячу лет», — сказал один понимающий в строительстве человек.
«Гребешок» взлетел над городом, и другие удачливые бизнесмены начали строить себе дома, приглашая лучших архитекторов с пожеланием: «Сделайте мне что-нибудь в английском духе». Были разработаны планы жилых кварталов, посажены деревья, а улицы названы Эссекс, Карлейль. Стерлинг, Гленвью и Ганновер-Серкл: привезенные из Англии уличные фонари с круглыми желтыми головами стояли вдоль тротуаров. Вскоре были построены сотни огромных домов из красного кирпича, известняка и в стиле эпохи Тюдоров — с длинными подъездными аллеями, и очаровательные маленькие торговые городки — Крестлайн, Маунтейн-Брук, Хоумвуд и Инглиш-Виллидж — с небольшими элегантными магазинчиками, торгующими мебелью, серебром, тканями и фарфором, привезенным из Лондона или Котсуолда.
