Он принялся погонять волов.
Имма расслабилась:
– Вы не должны ругаться, извозчик Людвиг. И уж особенно не в присутствии монахини.
Людвиг не успокаивался:
– Что-то таинственное должно быть в одеждах монахов и монахинь. Посмотри на саму себя. Ты хочешь добраться до Аахена, а кроме того, что надето на тебе, у тебя нет ничего с собой. Ты должна признать: для такого простого человека, как я, это кажется довольно глупым.
Повозка, покачиваясь, выехала из квартала архиепископа и направилась к городским воротам. Путники вздрагивали от толчков на каждом ухабе, камне или корне дерева. Если Людвиг не мог объехать какое-то особенно большое препятствие, повозка кренилась набок под наводящим страх углом, так что груз позвякивал. Людвигу такие препятствия нравились, и он умело направлял своих волов вокруг лощин и препятствий, словно капитан в штормящем море.
Осень вступала в свои права. После сбора урожая на сжатом мокнущем жнивье было много ворон. Леса сменили цвет с зеленого на пожухлый. Ветер пел о бушующих штормах и о снеге, который вскоре занесет все.
Имма рассказывала. О святых, которые избрали мученическую смерть вместо того, чтобы предать свою веру. О страданиях Христа. О миссионерах и об их чудесных делах. О франке Хлодвиге и римлянине Константине – двух королях, которые отказались от старых богов, чтобы теперь служить одному-единственному.
– Хлодвиг, – поучающе сказала она возчику, – был почти вашим тезкой.
– Ничего в этом нет, кроме монашеского лепета и поповских сказок, – перебил ее Людвиг. – Если я ищу утешения, то иду к виночерпию. Длительную поездку лучше услаждать веселыми историями.
– Вы их найдете в кабаке. – Она сжала губы и замолчала.
– Перестань, перестань! Немного юмора еще не повредило ни одному святому. Ваши так называемые язычники в любом случае знали множество таких историй. Ты знаешь историю о Радбоде, предводителе фризов?
Имма молча воззрилась на него.
– Я сейчас тебе расскажу. Значит, так, сто зим тому назад миссионер Винфрид отправился в страну диких фризов. Там он хотел распространять легенду о боге христиан и заниматься ловлей душ.
– Укоротите ваш язык, извозчик! Винфрид был святым человеком.
– Ну, может быть, и так. Как бы там ни было, он встретил Радбода. «Радбод, – сказал он ему, – все твои предки горят в аду. Но ты можешь избежать этой участи, если дашь себя окрестить». Однако Радбод ответил: «Общество моих древних предков в пекле для меня лучше, чем общество твоих тысяч трусов на небе». – Людвиг согнулся от смеха и шлепнул ладонью по спине Иммы.
Возчик резвился, словно кошка в мышином гнезде, рассказывая одну похабную историю за другой. Он повествовал о фривольных принцессах и распутстве в мужских монастырях. В его фантазиях блудом занимался сам император с баранами, а архиепископы – со старухами.
Имме стало плохо. Как ей только могла прийти в голову идея ехать через всю страну с таким человеком?
Когда солнце село, Людвиг направил повозку в березовую рощицу. Между редкими деревьями быстро было найдено место для ночлега, и вскоре костер разогнал холод и темноту. Имма пыталась приготовить ужин из запасов извозчика. Пока она работала у костра, Людвиг прислонился спиной к березе и стал что-то пить из глиняной кружки.
– Вот, сделай глоток, сестра. Это молодое вино из груш. Оно согреет и развяжет тебе язык. – Он протянул ей кружку.
Она проигнорировала его предложение:
– Когда мы доедем до Аахена? Уже, наверное, недалеко?
Громкий смех Людвига прокатился по лесу:
– Как далеко, ты думаешь, нам еще ехать?
Имма поспешно орудовала кухонными принадлежностями:
– Два дня? Может быть, три?
Извозчик хохотал так, что по лесу пронеслось громкое эхо:
– А я всегда думал, что монастыри – родина ученых. Неужели ты никогда не держала в руках карту страны?
– Для монахини нашего ордена это не обязательно, – уклончиво ответила Имма.
– Тогда слушай внимательно. Аахен находится на другом конце света. Если нам повезет и нас слишком рано не накроют осенние ураганы, если реки не выйдут из берегов и по дорогам можно будет проехать, мы на следующей молодой луне достигнем цели. Так что тебе придется еще добрых двадцать дней и ночей терпеть меня рядом с собой, добрая моя.
Имма уронила палку, которой размешивала суп, в горшок.
– Как теперь насчет глотка? Для успокоения.
Он протянул ей бутылку, однако Имма отрицательно покачала головой.
– Кажется, поездка будет веселой, – сердито проворчал Людвиг. А затем он замолчал и, казалось, интересовался только вином, которое крупными каплями стекало по его бороде.
Вот уже суп дымился в мисках, и они молча поели. Тишину нарушала лишь глубокая гортанная отрыжка Людвига. В конце концов Имма занялась тем, что начала собирать листья для ночлега.
– Что-что? Ты уже хочешь лечь спать? – Людвиг прикинулся удивленным. – Я бы мог еще немного поговорить.
– Вы же сказали, что от моих историй вам становится скучно.
– И это все, что ты умеешь? Рассказывать о святых? Неужели вас там, в монастыре, не учат танцевать и петь?
Она замолчала, потом ответила:
– Танец – это дьявольское дело. Но петь я умею. В Санкт-Альболе я была главной певчей. Вам надо было услышать меня раньше! На утреннее богослужение сестры приходили в церковь, когда их дух еще спал. Но когда я начинала петь…
Людвиг грубо перебил ее. От грушевого вина язык его заплетался.
– Перестань, перестань! Ты слишком заносчива. Лучше покажи мне, что ты умеешь! Давай, пой!
Имма выпрямилась, сложила руки на груди и глубоко вздохнула. Большими глазами она смотрела вверх на ночное небо и тихо и сдержано стала петь «Virgissima virga» [32]:
Veni creator spiritus
Alleluja – veni sancte spiritus
Jubilate deo omnis terra
Laus trinitate… [33]
Людвиг ударом кулака разбил ей нос. Боль пронзила ее, слезы застилали глаза. Словно в тумане она увидела перед собой извозчика.
– Ты хочешь обратить меня в свою веру! – закричал он. – Я так и знал! Ты хочешь меня миссионировать. Поэтому тебя и послали в квартал ремесленников. Ты должна была обратить в истинную веру тамошних глупых язычников. Но из этого ничего не выйдет. Я тебе покажу, что доставляет удовольствие язычникам!
И он стал бить Имму. Один удар пришелся на ее подбородок, второй – на желудок. Она упала на землю, в траву. В голове шумело, нос был разбит. Кровь потекла по ее лицу, и она стала тихо молиться.
Широко расставив ноги, Людвиг встал над ней. Он грубо задрал ее рясу и нижнюю юбку, оголив зад:
– Вот так. Полная луна. Ничего необычного под юбкой у монахинь нет!
Он захрюкал, как животное.
Имме хотелось умереть. Она перевернулась и оказалась на спине. Имма вслепую одергивала свои одежды, пытаясь прикрыться. Но Людвиг стал бить ее ногами – она подняла руки, чтобы защититься. Словно охотник, в свете костра он навис над своей жертвой. Он неторопливо сбросил с себя куртку и стянул тунику через голову.
Закрыв глаза, Имма искала забытья. Она раскинула руки и вцепилась в траву и ветки. Теперь она молилась уже во весь голос. Послышались сначала ругательства извозчика, затем его рычание; Имма пыталась забыться.
Он упал на нее, твердый и тяжелый, словно дерево. Она услышала запах пота и алкогольный перегар. Однако Людвиг уже не делал попыток изнасиловать ее. Он лежал на ней и не двигался. Неужели это пойло усыпило его? Ей удалось спихнуть с себя извозчика.
Перед ней стоял ангел. В свете костра его фигура явственно выделялась на фоне звездного неба. У ангела были волнистые волосы, и был он красоты неземной. В руке ангел держал дубинку.
– Вы можете встать, сестра Имма? Давайте я поддержу вас, – сказал ангел голосом Аделинды и нагнулся к ней.
