Раньше в Москве пили напропалую. Чтобы войти после полуночи в один из отелей, где я жила, приходилось переступать через швейцара. Он лежал в ливрее, распластавшись по полу и загораживая вход. Впервые натолкнувшись на этот живой барьер, я решила, что у человека приступ, и стала озираться по сторонам, ожидая появления «скорой», но быстро все поняла, наблюдая за маневрами других гостей вокруг тела.
В России водка символизирует дружбу и братство, и на банкетах в нескончаемо долгих речах и тостах русские превозносят свой характер. Иногда это утомляет. Наслушавшись в маленьком провинциальном городке чиновников, которые целый день распинались о загадочной русской душе, Алан Беннетт буркнул:
— Ну и козлы!
Язык у мистера Беннетта уже развязался, а дух раскрепостился после бесчисленных рюмок водки, иначе, уверена, он оставался бы столь же немногословно-загадочным и любезным, как обычно. Кстати, Алан Беннетт — один из тех редких людей, кто от скуки буквально умирает. Слушая, как провинциальные чины переливают из пустого в порожнее банальности о советско-британской дружбе, он в тоске изжевал свой синий носовой платок.
Смею утверждать, что в такой сложной для жизни стране, как Россия, дешевая водка — вещь первой необходимости. Для большинства населения жизнь — ежедневная борьба, и как ни хочется верить в безграничные возможности искусства и культуры, все же понимаешь (в душе), что крепкая выпивка облегчает страдания так же эффективно, но вдвое быстрее, причем без очередей за билетами.
Русские зимы до того холодны, что замерзает дизельное топливо, и водители автобусов жгут факелы из газет под топливным баком, чтобы топливо оттаяло. Одно из моих неизгладимых воспоминаний о России: мы стоим у автобуса, на улице тридцать два градуса мороза, а наш водитель лежит на снегу и исполняет фокус с размораживанием топлива. Когда двигатель с грехом пополам завелся и все пассажиры забрались в салон, водитель сел за руль, застывшими пальцами с трудом отвинтил крышку металлической фляжки, запрокинул голову и влил в себя водку. В Великобритании наверняка тут же подняли бы на ноги медиков и спасателей, но этот бедолага сделал то единственное, что нужно, чтобы выжить в России.
Зауженный носок
Не пора ли подумать об услугах личного закупщика? Недавно я ездила в Лондон, вся на нервах целый час промоталась по Ричмонду и нахватала кучу вещей, нарушив все правила покупки одежды. Все не тех размеров, не тех моделей, не того стиля, причем из шести вещей только две сочетаются. Я нарушила даже свои собственные принципы: когда это я носила кружевные блузы в цветочек или шерстяные костюмы в черно-коричневую поперечную полоску?
Расплачиваясь за обновки, я уже понимала, что на моем раздавшемся заду купленная юбка пойдет по швам, и вообще я в ней выгляжу бочкой на ножках. Но когда я выкатилась из примерочной, худенькая продавщица-француженка от восхищения даже прикрыла рот ручкой. В тот миг я расценила ее жест как знак восторга, однако, денек-другой поразмыслив, пришла к выводу, что она пыталась спрятать ухмылку.
Коричневый шерстяной костюм с длинным жакетом обязан был скрыть зад 48-го размера и в ярком свете салона выглядел просто шикарно. Дефилируя по примерочной, позируя под песню Шарля Азнавура, я воображала, как прогуливаюсь по левому берегу Сены в своем новом костюме, к которому планировала добавить аксессуары по последней парижской моде.
Теперь-то я понимаю, что костюм безнадежен. Провалились все попытки его оживить. Он страдает хронической депрессией, и тут помогут разве что длительный курс успокаивающих и минимум десять сеансов у психотерапевта. Разноцветный шерстяной шарф с бисером и блестками сразу привлек мое внимание — как привлек бы внимание папуаса. Если уж на то пошло, изготовить такой шарф по силам и малышу из ясельной группы. Его нельзя носить ни с одной из купленных вместе с ним вещей. А старая черная одежда, подозреваю, и на километр его к себе не подпустит.
Особенно больно вспоминать о ковбойских ботинках. Когда я их примерила, француженка пришла в совершеннейший экстаз:
— Да они просто созданы для ваших ног!
Опишу причину таких восторгов. Собственно, обычные ковбойские ботинки: черная кожа, удобная литая подошва, высотой по щиколотку. Меня заворожили длинные зауженные носы с выделкой под змеиную кожу. Мне повезло: я была еще подростком в эру зауженных носов, когда социальный статус человека определялся длиной и остротой носка его обуви, так что педикюршам безработица не грозит и по сей день — мозолей на их век хватит.
Как же могла я, с виду разумная, зрелая женщина пятидесяти четырех лет, хоть на мгновение соблазниться такими ботинками? Виной все та же француженка, она меня заставила их примерить.
— Сама такие ношу, — сказала она (и наверняка соврала).
До сего дня я надела эти ботинки только однажды, в номере отеля «Грот Попа» в Твикенаме. И чуть не сломала себе шею. Носы настолько жесткие, что при ходьбе надо выворачивать ступню, словно взбираешься на лыжах в гору.
Ботинки и цветастую блузу удастся вернуть в магазин. А вот тоскливый коричневый костюм и полосатый шерстяной придется оставить, потому что я их уже носила по разу (а вид у них такой, будто многие годы не снимала).
Спасет ли личный закупщик от моей глупости? Или взглянет в мое усталое лицо, поразмыслит и отправится в магазин подбирать подходящий гардероб для более здравомыслящей дамы? Пожалуй, самое время сложить оружие и признать, что единственные мои цвета — черный, белый и серый.
Что касается шарфов с блестками, то чертовы блестки теперь повсюду. В связи с чем на память пришла история, которую рассказала моя знакомая. Ее муж принимал душ, она заметила, что к его ягодице прилипла блестка, и заподозрила, что у мужа роман. Тот не сумел толком объяснить, откуда украшение. Поскольку у моей знакомой одежды с блестками не было, их отношения стали натянутыми, и в конце концов они расстались.
P. S. Вас, должно быть, озадачило название отеля «Грот Попа». Меня тоже. Задала вопрос местному таксисту. «В честь папы назвали, он тут скрывался, когда государство преследовало католиков», — сообщил таксист. Оказалось, все не так. «Грот Попа» назван в честь поэта Александра Попа [43], который жил неподалеку. Как же мы обманываемся!
Третий вариант
Хотите верьте, хотите нет, но это третий вариант одной и той же статьи. Первые два (один написан на природе, другой в кафе «Уимпи») выпрыгнули из моей сумки и сбежали. Возможно, где-нибудь встретились и теперь хохочут, издеваясь над моей орфографией, пунктуацией и грамматикой.
Сейчас 6.15 утра, я работаю в гостинице и намерена оставаться в номере, пока не закончу статью. Дверь заперта, окно плотно закрыто. Статье никуда не деться. Я напишу ее, поймаю в тиски рабочего блокнота и отнесу на факс. Или лучше подстраховаться и нанять охрану, чтобы ее препроводили в офис редактора?
Пишу и чувствую, как статья рвется на свободу. Она хочет, чтобы я написала о чем-нибудь другом. Просит, чтобы я выставила себя в выгодном свете. Не желает, чтобы я распространялась насчет моей глупости или беспечности. Она требует от меня изысканной прозы о Любви и Смерти. Или смешного рассказа о моей собаке. Или, на худой конец, каких-нибудь причитаний по поводу мастера, который так и не явился чинить сломанный телевизор.
Первый вариант был о съемках фильма по моей книге «Годы капуччино». Насколько помню, статья пыталась с юмором поведать о сложностях съемок в ноябре (слякоть, листья, грязь, ливни), в то время как по фильму это май 1997 года (тепло и солнце, вишни в цвету, новые лейбористы, новорожденный оптимизм). Первая статья разглагольствовала о том, как мне работалось в команде из шестидесяти человек, и сравнивала все это с моей обычной работой, когда я сижу в комнате одна, почти весь день, а часто и за полночь. Очень скучная вышла статья. Штамп на штампе. Я нимало не удивлена, что она удрала до того, как я ее дописала.
