Выйдя из машины, он увидел, что отец стоит в переулке и разговаривает с каким-то маленьким человечком. Пока отец говорил, тот все кивал и кивал. Подойдя ближе, Томас услышал, как отец спрашивает:
– Ты по-прежнему общаешься с Бохом?
– С Эрни? – Коротышка закивал. – Он был женат на моей старшей сестре, развелся с ней, женился на моей младшей сестре. Они счастливы.
– Он все такой же мастер?
– Его Моне, которого Эрни сделал за выходные, висит в Лондоне в «Тейт» с тридцать пятого года.
– Отлично, привлеки его к этому делу. Заплачу премиальные.
– Не нужно ничего платить. Только не звони этому шаману.
– Я же не тебе собираюсь заплатить, а твоему зятю. Он мне ничем не обязан. Так что дай ему знать, что он получит как положено, по рыночной стоимости. Но заказ очень срочный.
– Я все понял. Это твой сын?
Они развернулись и оба посмотрели на Томаса, какая-то печаль промелькнула в глазах отца, тяжкое сожаление.
– Да. Не волнуйся. Он сегодня кое-что повидал. Томас, поздоровайся с Бобо.
– Привет, Бобо.
– Привет, малыш.
– Мне нужно переодеться, – сказал Томас.
Отец кивнул:
– Ну так иди.
Он переоделся в чистое в туалете в глубине клиники. Намочил в раковине штанину старых брюк и, как смог, обтер ноги. Скатал их, в пятнах мочи, вместе с трусами и забрал с собой в смотровую, где отец как раз совал в руки доктора Блейка пачку банкнот.
– Просто выбрось, – сказал отец, увидев старую одежду.
Томас заметил в углу комнаты мусорный бачок и положил свой сверток рядом с окровавленными лохмотьями, оставшимися от рубашки Диона.
Он услышал, как доктор Блейк говорит отцу о том, что у Диона повреждено легкое и что руку нужно держать неподвижно как минимум неделю.
– Неподвижно – это значит, что он не должен ею шевелить?
– Шевелить он может, только чтобы не было никаких резких движений.
– А если в следующие несколько часов я не смогу оградить его от этого?
– Тогда шов на артерии может разойтись.
– И он может умереть?
– Нет.
– Нет?
Доктор Блейк покачал головой:
– Не может, а умрет.
Дион все еще был без сознания, когда его погрузили на заднее сиденье машины, натолкав между ним и спинками передних сидений старых собачьих подстилок, чтобы Дион не скатился и не ушибся. Они опустили все окна в машине, но все равно вокруг воняло собачьей шерстью, собачьей мочой и больными собаками.
– Куда мы едем? – спросил Томас.
– В аэропорт.
– Мы летим домой?
– Да, попытаемся вернуться на Кубу.
– И те люди тогда не станут за тобой гоняться?
– Вот этого я не знаю, – сказал Джо. – Но у них точно нет причин гоняться за тобой.
– Тебе страшно?
– Немного. – Джо улыбнулся сыну.
– А как тебе удается не показывать этого?
– Просто сейчас как раз тот случай, когда думать важнее, чем чувствовать.
– И о чем же ты думаешь?
– Я думаю, что нам необходимо выбраться из города. И еще я думаю, что тот, кто пытался причинить нам вред, поставил себя в крайне неудобное положение. Он пытался убить дядю Диона, а у него это не получилось. Он пытался убить еще одного моего друга, но мой друг тоже сумел остаться в живых. И полиция здорово рассердится из-за того, что случилось сегодня в кондитерской. И мэр, и торговая палата тоже. Думаю, если нам удастся попасть на Кубу, этому человеку придется вести переговоры о мире.
– А куда подевался торт?
– А?
Томас стоял на коленях на переднем сиденье, глядя назад, на собачьи подстилки.
– Torta al cappuccino дяди Диона?
– При чем здесь торт?
– Он стоял за задним сиденьем.
– Мне казалось, Диона подстрелили, когда он был в кондитерской.
– Так и было.
– Тогда… Погоди-ка минутку. О чем ты говоришь? – Джо поднял глаза на сына.
– Но он успел поставить торт в машину.
– После того, как началась стрельба?
– Ну да. Он подошел, велел мне пригнуться. Он накричал на меня. Сказал, чтобы я лег на пол.
– Ясно, – сказал Джо. – Ясно. И все это происходило уже во время стрельбы?
– Да.
– И что же было потом?
– А потом он поставил торт на пол и пошел обратно.
– Это какая-то бессмыслица, – сказал Джо. – Ты уверен, что все правильно запомнил? Там столько всего происходило, и ты…
– Папа, – сказал Томас, – я уверен.
Глава двадцать вторая
Вылет
Компания «Импорт-экспорт Коглин – Суарес» перевозила большую часть грузов на самолете-амфибии Груммана «Гусь» [20]. Этот самолет Эстебан Суарес приобрел у Джозефа Кеннеди, банкира, торгового представителя и кинопродюсера, еще во второй половине тридцатых – после того как Кеннеди решил завязать с бутлегерством, на котором и сколотил свой основной капитал.
Джо встречался с Кеннеди всего пару раз. Оба были Джозефы, оба ирландцы, оба из Бостона: Джо – из южной части, Кеннеди – из Ист-Сайда. Оба были бутлегерами. Оба умны и энергичны.
И они оба возненавидели друг друга с первого взгляда.
Кеннеди, насколько понял Джо, не принял его, потому что Джо воплощал собой худший тип ирландца-бутлегера и даже не пытался этого скрыть. Джо не принял Кеннеди по противоположной причине: тот ничего не имел против улицы, пока улица помогала ему делать деньги, но, возжелав подняться по социальной лестнице, стал вести себя так, будто его капитал был даром небес в награду за благочестие и высокие моральные устои.
Однако бывший его самолет служил им верой и правдой пять лет, как и авиаторские таланты Фарруко Диаса, одного из самых психованных психов на свете, но пилота настолько одаренного, что он мог пролететь на «Гусе» через водопад и не замочить крыльев.
Фарруко дожидался Джо в аэропорту «Питер О. Найт» – на острове Девис, в десяти минутах езды от центра города, через скрипучий мост, который раскачивало от ветра. После начала войны «Питер О. Найт», как и многие другие, отдал в аренду правительству почти всю свою территорию и взлетные полосы и служил вспомогательным аэродромом, как «Клиауотер», «Дрю» и «Макдилл», обеспечивая Третье соединение военной авиации США [21]. Но, в отличие от других, «Питер О. Найт» оставался под управлением гражданских властей, хотя дядя Сэм мог в любой момент взять управление на себя, о чем Джо, к несчастью, напомнили, когда он съехал с главного шоссе и увидел Фарруко, который стоял рядом с «Гусем» по другую сторону ограды.
Джо подъехал ближе, вышел. Они встретились у ограды.
– Почему мотор не заведен?
– Не могу, босс. Мне не разрешают вылет.
– Кто?
Фарруко указал на диспетчерскую вышку, торчавшую за одноэтажным сараем, который служил залом ожидания для пассажиров.
– Вон тот парень. Граммерс.
Лестер Граммерс за последние годы получил от Джо и Эстебана не меньше сотни взяток, особенно когда они перевозили с Эспаньолы или Ямайки марихуану. Но с началом войны Лестер слишком уж часто вспоминал про свой патриотический долг как воздушный страж, вольнонаемный и вообще как человек, вновь уверовавший в расовое превосходство англосаксов.
Деньги он у них, разумеется, брал по-прежнему, но при этом выказывал больше презрения.
Джо нашел его на вышке, в компании двух местных диспетчеров. По счастью, никого из военных не было.
– У нас что, встречный грозовой фронт, о котором я не знаю? – спросил Джо.
– Нет. Погода отличная.
– В чем тогда дело, Лестер?
Лестер снял ноги с края стола и поднялся. Он был рослый, а Джо – нет, потому Джо приходилось смотреть на него снизу вверх, чего, очевидно, и добивался Лестер.
– Дело в том, – сказал Лестер, – что вылет вам запрещен. В любую погоду – и в плохую, и в хорошую.
Джо сунул руку в карман, старательно следя, чтобы полы плаща не разошлись, показав заляпанную кровью рубашку.
– Сколько?
Лестер всплеснул руками:
