Перед самым отъездом я получил швейцарский журнал, отпечатанный на трех языках (немецком, французском, английском), с моим текстом, а также с текстом болгарского писателя Алека Попова, вдохновленным тем самым городом, Кремсом, в который я направлялся!
Тогда я сел в машину и благодаря случаю завернул в Новый Сад. Нет, я не сошел с ума и не остался в нем, убеждая себя: «Это Кремс». Я продолжил путь по следам героев своей книги, по сербско-венгерской Паннонской равнине, через Буду и Пешт в Вену. На этот раз и я не захватил Вену. Я объехал ее воображаемые стены и, следуя вдоль Дуная, прибыл в Кремс. В квартире, где я остановился, Дунай прилип к окошку. Вид – словно я дома.
Все казалось повторением прежней матрицы.
И разве османское стремление проникнуть в Европу не было таким же упрямым повторением собственных поступков: весеннее начало похода в тот же день, что и прежде, новое преодоление все того же пути, летние и весенние осады укрепленных городов, которые заканчивались день в день, как и раньше, борьба с подступающей зимой и успешное или неудачное возвращение на исходное место… Или в лучшем случае в Белград на зимовку. А потом опять все сначала.
Разве эта османская работа не была попыткой соединить несвязуемое? Разве нормальный человек мог бы додуматься до того, чтобы связать в одну империю Истанбул и Вену? Ну, похоже, такие нашлись. Причем очень упрямые. Проталкивая эту идею, они во что-то верили. И я не думаю, что эти попытки объединения с помощью войн они совершали только ради того, чтобы завоевать, пограбить и уничтожить. Зачем им Вена, если она уничтожена? Они и Белград разоряли, но потом восстанавливали его. Впрочем, точно так, как австрияки и венгры. И как все прочие.
И я «оправдываю» связь несвязуемого и своего с турецким, и таких примеров бесчисленное множество. Просто не многие бросаются в глаза.
Вспоминаю странный случай с исключительным человеком по имени Владимир Девиде. Он был профессором математики в Загребском университете, великолепным, всеми признанным специалистом, но необыкновенная судьба заставила его прославиться в совсем другой, я бы даже сказал, противоположной сфере: он увлекался традиционной японской поэзией хайку. Чтобы было понятно, он занимался ей не в ущерб математике (как мы бы сказали, не в ущерб «основному роду деятельности»). Просто большую часть самого себя он, японист-любитель, нашел в средневековом искусстве и, обнаружив это, не захотел от него отказаться. Человек в таком случае, естественно, спрашивает: а есть ли какая-то связь между математикой и поэзией? И понятно, что сходу тут не ответить. Правда, в хайку присутствует некая игра цифр: он состоит из трех строк, в которых содержится семнадцать слогов. В первой строке их пять, во второй – семь и в третьей – пять слогов. Японский язык верстается на слоги легко и точно. Это можно проделать и с сербским языком, как и с любым другим. Но с некоторыми языками такую операцию проделать трудно или вообще невозможно. Для японского языка это очень важная особенность, потому что из нее и выросла та поэзия и ее железное правило: для достижения вершин мастерства в сочинении таких стихов число и распределение слогов нужно безоговорочно соблюдать. Но этого, естественно, недостаточно для серьезного применения в поэзии серьезной математики.
Занятия профессора Девиде поэзией хокку, разумеется, любительские – это когда вы, не дай боже, не защитили на ней диплом, вынудили его как-то оправдываться перед общественностью. Подобное выглядело абсурдно, потому что в той немалой стране Югославии в середине семидесятых годов XX века не было никого, кто мог бы хоть немного сравниться с ним в сочинительстве хокку. Позже мы увидим, что и в мире было мало таких людей. Мне повезло в то время плотно сотрудничать с ним, так что я стал интимным свидетелем этого абсурда, заставившего его утомительно доказывать себе и другим, что это нормальное увлечение. Так вот, для того чтобы, опираясь на свое домашнее и общее воспитание, показать «неверным», что он занимается этой поэтической забавой по серьезной причине, профессор стал печатать статьи о связи поэзии хокку с линейной математикой. И что случилось? Поскольку статьи были «чрезвычайно серьезными», теперь Фомы неверующие стали упрекать его в существовании связи между поэзией и математикой! Их не интересовало, доказано ли существование этой связи, они подразумевали, что доказательства есть, но такой связи не должно было быть. В ответ на это Владимир Девиде ни в какие полемики не ввязывался, но написал несколько книг японской поэзии, о Японии, о культуре, о математике… В Японии он получил несколько премий на международных конкурсах хокку, самых больших в мире из всех возможных поэтических жанров, в них участвовало по двадцать тысяч поэтов с пятьюдесятью тысячами стихотворений. О японских государственных наградах и премиях лучше умолчу.
Журнал «Хайку», который я старательно редактировал под его учительской дзен розгой / волшебной палочкой, при нехватке денег, на плохой бумаге, с материалами, отстуканными на пишущей машинке и напечатанными на какой-то средневековой технике (то есть совершенно любительски), был настоящей гордостью Югославии; он стал одним из лучших в мире. Это было знаменитое пустоговорение: наконец-то мир признал в нас великую силу! Югославия – сила хокку! Прекрасно звучит.
Похоже, благодаря связи поэзии и математики. Из-за соединения несвязуемого.
Глава XXVI
Выслушав ответы Иосифа, Баица понял, как и каким образом тот, помимо обладания большим талантом, стал успешным Синаном коджа Мимаром! Потому что работами он руководил как воин! Что было в том решающим элементом? Важнейшее свойство – опять-таки наряду с талантом – умение все хорошо организовать. А этому Синан научился, будучи офицером османской армии, в походах, вместе с Баицей. Только так, а не в результате перемены веры Иосиф превратился в Синана!
Он научился планировать, сводить риски к минимуму, выстраивать стратегию, опираясь на предвидение вероятных исходов, обучать других, вдохновлять их собственным примером, добиваться доверия. Только после этого можно было требовать, приказывать, наблюдать, контролировать, наказывать и поощрять. А также знать наперед, почему и какие именно последствия могут возникнуть. И познать, что такое победа и что – поражение. И если полководец, усвоив все это, достигнет такого состояния, в котором его ничто не сможет удивить, то, можно сказать, подчиненные станут послушно есть из его рук. А если надо, то за него (а не только за общую цель) и погибнут.
Синан теперь командовал войском, в котором все было похоже на настоящую армию, кроме смерти. Если в его отрядах и умирали, то уходили на тот свет от болезни, иногда в результате несчастного случая, но среди навсегда уходящих не было убитых.
Утешившись подобными мыслями, Баица смог сосредоточиться на продолжении изучения Нижнего города. И этот осмотр они частично совершили по обязанности. Потому что все главное в этих двух районах Белграда было им известно по прежним приездам. Баицу привлекало (да и Иосифа тоже) предместье Нижнего города, которое располагалось в дунайской части Белграда – Дорчоле. Баица почувствовал, что здесь он должен стать гидом и хозяином Иосифа. Дорчол он ощущал своим.
Первое, что привлекло их внимание, были звуки. Шум и гам Дорчола был слышен и в других частях города. Уже по этой причине становилось ясно, что здесь человеку скучать не придется. Потом они направились в Верхний и Нижний Дорчол, или же в Главную или Нижнюю чаршию (их обитатели таким разграничением хотели довести до общего сведения, что это, так сказать, особые города со своими районами, а вовсе не старались мериться их достоинствами). Два эти «особых квартала», составляющие еще большее целое, разъединяла или же соединяла Длинная чаршия. Ее название было говорящим: в длину она вытянулась более чем на три тысячи шагов. Она начиналась от рыбного рынка у устья в Нижнем городе, а заканчивалась в глубинах чаршии, по которой проходил Царьградский тракт, ведущий к османской столице. Поскольку он шел вдоль Дуная, то всему району к привычному Нижнему городу добавил и это имя – Дунайское предместье. Оно было напичкано мастерскими ремесленников, лавками, разными магазинчиками, кафанами, фонтанами, колодцами, палатками со сладостями, чайными, крохотными хамамами…
