На счастье, подошел официант с еще двумя бокалами, пояснив, что это от мужчины в коричневом габардиновом костюме у стойки. Мэгги улыбнулась ему вежливо, но не слишком дружелюбно, чтобы не подавать напрасных надежд.
Бебс спросила:
— Ну? И как бы ты избавилась от лодки?
— Ну… — протянула Мэгги, — проще простого… Я собиралась… привязаться к лодке веревкой для сушки белья, когда выгребу на середину реки.
Бебс нахмурилась:
— Веревкой для сушки белья?
— Точно. Потом проделала бы дыру в борту, и, когда воздух выйдет, не лодка меня поволокла бы, а я уволокла бы лодку на дно.
Мэгги поневоле загордилась, что смогла так быстро придумать выход.
На Бебс она явно произвела впечатление.
— Что ж, ты или безумнее, чем я думала, или умнее. Даже не знаю.
— Спасибо, Бебс. Короче, мне очень жаль, что именно ты нашла это письмо. Я знаю, ты не слишком меня жалуешь.
Бебс согласилась:
— Верно, не слишком. Даже если б ты прикончила себя, я бы ничуть не пожалела.
— Почему же ты так расстроилась?
— Не хотела, чтобы ты мне сорвала продажу в твоем кооперативе. Купят — прыгай себе в реку на здоровье.
— Бебс, я тебе не верю, ты просто так говоришь.
— Ничего подобного. Слушай, я к тебе отношусь точно так же, как ты ко мне.
— В каком смысле? Я не питаю к тебе неприязни.
— Да ладно, кого ты пытаешься обмануть? Как будто я не знаю, что все остальные риелторы меня ненавидят. И ты тоже.
Мэгги попыталась возразить:
— Да нет никакой ненависти, Бебс… Ты ошибаешься. — Но тут, вероятно, начали действовать четыре двойные «Розовые белки», выпитые на пустой желудок, и она сказала: — Впрочем… Что правда, то правда, есть такое дело.
— Конечно, ненавидите, но знаешь, в чем разница между мной и всеми вами? Мне плевать, что вы обо мне думаете.
— Бебс, ну как тебя может это не волновать?
— Запросто. Не волнует, и все.
— Правда?
— Правда.
Мэгги посидела, откинувшись на спинку, подумала, затем подалась к Бебс:
— Послушай, я не со зла, но… У тебя нет ни малейшего понятия о приличиях и ни капли порядочности, это, видимо, и помогает тебе плевать на чужое мнение.
Бебс подумала и кивнула:
— Наверное, не без того.
Мэгги продолжала с любезной улыбкой:
— Честно говоря, ты, вероятно, самое злобное, самое презренное человеческое существо из всех, с кем мне довелось встречаться.
Бебс посмотрела с интересом:
— В самом деле?
— Да. Без сомнения, ужаснее человека я не знаю. — Мэгги покачала пальцем, подчеркивая свои слова: — И должна добавить, ты совершенно испорчена, испорчена до мозга костей. Не удивлюсь, если в один прекрасный день тебя кто-нибудь переедет.
Допивая четвертую «Розовую белку», Бебс вдруг расхохоталась. Ей внезапно показалось, что Мэгги говорит дико смешные вещи.
— Правда, Бебс. Не понимаю, как ты с собой уживаешься. Ты же сущий дьявол, двуличный кровопийца, змея подколодная. И кстати, твои туфли вышли из моды еще в семидесятых. И, Бебс, гранатовые серьги! Никто уже не носит гранатовые серьги, тем более днем. Ты начисто лишена вкуса и этики. Ты груба, полна ненависти, ты гадкая, лживая мошенница и преступница.
Бебс уже буквально корчилась от хохота.
— Вообще-то тебе давно место в тюрьме. — Мэгги помолчала. — Не удивлюсь, если окажется, что ты законченный социопат!
Бебс аж взвизгнула от смеха при этом слове. Как и Мэгги!
Женщина в красивом зеленом платье с кружевным воротником, сидевшая в углу зала, сердито зыркнула на них и пихнула мужа под локоть:
— Гляди, Кертис, напились вдрызг, причем на Пасху!
Когда они взяли наконец себя в руки, Бебс полезла в сумку, выдала Мэгги бумажный платок, с трудом перевела дыхание и сказала:
— А что ты думаешь обо мне на самом деле?
И обе снова грохнули.
Обретя способность говорить, Бебс объявила:
— Может, у тебя в башке солома, но ты презабавная.
Вытирая глаза, Мэгги ответила:
— Спасибо. Надеюсь, тебя не обидело слово «социопат».
— Меня-то? Да меня и хуже обзывали.
Мэгги отдышалась и поглядела на нее с некоторой завистью:
— Ох, Бебси, скажи, каково это — плевать на то, что о тебе думают?
— Да замечательно!
— Просто позавидуешь. Мне бы хоть чуть-чуть поменьше об этом заботиться. Но скажи правду, в глубине души неужели тебя совсем, ни капли не волнует мнение других?
Бебс подумала и ответила с уверенностью:
— Не. Ничуть.
— Правда?
Бебс пожала плечами:
— Ага, ни вот столько.
— А я думаю, что все-таки волнует. Думаю, это все равно действует, просто ты сама не догадываешься как. И возможно, никогда не узнаешь.
— Каких еще «других»? Я лучший риелтор в штате. Остальное меня не трогает.
— А я все равно думаю, что это важно — чтобы о тебе были хорошего мнения.
— Почему?
— Почему? Ну представь, случись с тобой что-то плохое, неужели тебе не хочется, чтобы люди говорили: «Ах, как жаль» вместо «Так ей и надо»?
Бебс пожала плечами:
— Плевать.
— Не хочется, чтобы тебе желали добра?
— Да плевать.
— Ох, Бебси, — сказала Мэгги, протягивая руку к бокалу и промахиваясь, — наверное, у тебя было кошмарное детство. Должна же быть причина такого ужасного поведения.
— Детство как детство, нормальное. Но раз уж мы на эту тему говорим, позволь кое-что спросить. Как тебе удалось украсть у меня «Гребешок»?
— Ах, это.
— Да, это.
Пойманной с поличным Мэгги оставалось лишь чистосердечно признаться.
— Я знакома с человеком, который ведет дела Далтонов, вот и позвонила ему.
Бебс удивилась:
— Вот как…
— Да. И, разумеется, я не горжусь своим поступком.
— Почему? Я бы на твоем месте поступила так же.
Мэгги посмотрела на нее с удивлением:
— Ты не из вежливости так говоришь, нет?
— Я? Нет. — Бебс обвела глазами зал. — Кажется, я проголодалась. Не поесть ли нам?
— Конечно. Заказывай все, что хочешь. Не отказывай себе ни в чем.
Бебс заказала бифштекс с кровью, что ничуть не удивило Мэгги.
Когда они поели, Бебс сказала:
— У меня на сегодня никаких планов. А у тебя?
— Свободна как птица.
Если бы двадцать четыре часа назад Мэгги сказали, что она закончит день фильмом «Звуки музыки» в кинотеатре «Алабама» вместе с Бебс Бингингтон, так и не протрезвев после бесчисленных «Розовых белок», она бы не поверила. После кино Мэгги сказала:
— Окажи мне услугу, Бебс, если ты когда-нибудь купишь нашу компанию, ты можешь уволить меня, но оставь Этель и Бренду, хорошо?
Бебс с улыбкой ответила:
— Ни за что. — Села в машину и уехала. Можно ее любить или не любить, но Бебс верна себе.
Возвращение
Расставшись с Бебс, Мэгги опять ощутила, как хорошо, что она не прыгнула в реку. После такого долгого и тщательного планирования серийный номер лодки мог-таки ее выдать. Видимо, идеального плана просто не существует в природе.
Дома ее встретил трезвонящий телефон. Это была Бренда:
— Что с тобой? Ты в порядке? Я так волновалась! Где ты весь день пропадала?
— Ой, дорогая, прости. У меня все хорошо. Даже лучше чем хорошо. Просто прекрасно, если честно. Замечательно!
— Рада, конечно, что у тебя все замечательно, но я чуть не померла от беспокойства. Пыталась весь день дозвониться. Уже собиралась идти тебя искать. Почему у тебя мобильный выключен?
— А-а, это мы с Бебс ходили в кино, пришлось отключить.
На том конце провода долго молчали.
— Ты что, напилась?
Мэгги захохотала:
— Ну, в общем… По правде говоря, да.
— Что ж. Увидимся утром. Прими лучше аспирин и ложись.
Мэгги сказала:
— Да, мамочка, разумеется. Спокойной ночи. Сладких снов… Пусть тебя клопы не кусают.
Бренда повесила трубку и сказала Робби:
— Я же говорила, что голос у нее был пьяный. Так и есть.
После этого звонка Мэгги решила, что рассказывать Бренде о своих планах на сегодняшний день было бы слишком жестоко. Внезапно она почувствовала, что очень хочет пить. Еще бы, ветчина в ресторане, потом попкорн в кинотеатре. Мэгги налила себе воды и вдруг услышала, как заработал старенький факс в кабинете. Кто это ей шлет письма в такой поздний час, к тому же в праздник? Только бы не кузен, Гектор Смут. Она пошла в кабинет и, увидев, от кого факс, успокоилась. Очередное сообщение от мисс Питкок, библиотекарши. Эта женщина напоминала ей собаку, что не может расстаться с косточкой. Несколько недель неустанных поисков информации об Эдварде и Эдвине Крокер — и вот опять ищет, даже в праздничный день. Мисс Питкок перерыла все, что могла, в своей библиотеке и теперь через Интернет добралась до английских и шотландских газет. Но так и не смогла разыскать свидетельство о рождении или смерти Эдвины Крокер. Только прислала фотографию Эдвины в белом платье, с тремя большими перьями в волосах. Кто бы ни была эта женщина, вид у нее был счастливый. А это уже немало.
