Прошло много времени, и мне казалось, что он уже заснул, как вдруг неожиданно он сказал, что хочет помолиться за то, чтобы домой вернулась наша мать.
Это меня очень удивило – я никогда не слышала, как отец молится. Он появлялся в церкви только на похоронах.
– Господи, – сказал отец, – пожалуйста, сделай так, чтобы мать этих детей вернулась. Мы гладили его с обеих сторон, и Лиша громко произнесла «Аминь».
Я еще долго лежала без сна под плечом отца. Мне казалось, что мы три доски в днище несущейся по волнам лодки.
Мать приехала без предупреждения. Она появилась во взятом напрокат желтом спортивном автомобиле «Карманн Гиа» [65], за рулем которого сидел Гектор. Мама вылезла из автомобиля, и каблуки ее сапог из крокодиловой кожи оставляли в земле глубокие следы. На протяжении нескольких недель я говорила себе, что встречу ее с холодным безразличием. Но как только увидела, как колышется нижний край ее бобровой шубы, моя решимость улетучилась. Хлопнув дверью, я бросилась ей навстречу и добежала бы до нее быстрее Лиши, если бы сестра не столкнула меня в цветочную клумбу.
Мать сказала отцу, что приехала забрать кое-какую одежду. Если отец и знал о ее приезде, он все равно нас заранее не предупредил. Мама наклонилась, чтобы нас обнять, обдавая запахом духов «Шалимар».
– Я очень по тебе скучаю, – сказала мне она.
Через плечо она оглянулась на отца, а он не отвел взгляда. Стоял, как скала, но к ней близко не подходил. Потом мать с Гектором начали вытаскивать из дома одежду, роняя по пути вешалки.
Если бы около нашего дома появился Папа римский со всей своей свитой кардиналов и служек с золотыми кадилами, это привлекло бы меньше внимания соседей, чем визит матери. Как только желтая машина остановилась напротив нашего дома, соседи начали подтягиваться к нему со всех сторон. Люди предусмотрительно одевались в ветровки и зимние куртки, чтобы не замерзнуть и не промокнуть в случае, если пойдет дождь. Они вытаскивали из гаражей пластиковые садовые стулья и ставили их так, чтобы им было лучше видно, что происходит у нас на участке. Начал моросить мелкий дождик, но никто из соседей не покинул своего места. Миссис Диллард достала из кармана и надела на голову пластиковый капюшон, чтобы не намочить прическу. Миссис Шарп раскрыла над головой огромный черный зонт, с которым ходила на футбольные игры.
Мужчины, которые в тот день не работали, собрались около гаража Картеров. Они курили, и огоньки их сигарет становились более заметными, когда они затягивались. Дети собрались у границы нашего участка, а Кэрол Шарп выперлась на улицу прямо перед нашим домом, за что я ей показала средний палец.
Я ходила взад и вперед вдоль канавы перед домом до тех пор, пока не осознала, что точно так же обходят свою территорию собаки, которые сторожат скот. Мама с Гектором вытаскивали из дома платья, сделанные из шелка самых разных цветов – бежевые, зеленые и цвета взбитых сливок. Я представляла себе, что говорили между собой соседки.
– Нет, ну это точно Пит не мог себе позволить на свою зарплату…
В те минуты я ненавидела их лютой злобой, ненавидела их толстые зады на пластиковых стульях, их церковные обеды с запеканкой из тунца и замками из желе «Джелло», в котором застыли одинакового размера кубики груш и персиков. Я ненавидела их одежду, их обувь и шали, в которые они закутались.
Впервые в жизни я почувствовала силу неизвестности, которую наша семья представляла для всех наших соседей. Все взрослые нас боялись. Они боялись не только моих родителей, но и меня. Они догадывались, что я видела те темные стороны жизни, которые им увидеть не суждено. Всю жизнь я мечтала о том, чтобы у меня с ними были хорошие отношения и чтобы я могла пользоваться частью тех благ, которые они имели. Соседи перешептывались за нашей спиной и затихали, как только мы бросали на них взгляд. Все замолкали, когда отец входил в отделение своего профсоюза. От стыда у меня горело лицо. В тот вечер я впервые в жизни поняла, что смерть живет в домах соседей. Смерть болела за «Даллас Ковбойз». Смерть делала хот-доги, которые болельщики ели в перерыве футбольного матча.
Я подняла одну вешалку, замахнулась и бросила ее через улицу в сторону дома Картеров. Вешалка полетела, как бумеранг, но не долетела и до середины улицы.
– Дорогая, – позвал меня отец, – подойди сюда.
Он стоял за москитной сеткой, за которой четко просматривался его профиль.
Гектор включил первую передачу «Карманн Гиа». Мать, стоя около машины, оглянулась на нас, и я почувствовала, что наша любовь притягивает ее как магнит. На ее лице появилось нежное выражение, а по бокам накрашенного рта морщины. Я не слышала, что сказал ей Гектор – была слишком занята мыслью о том, чтобы мама не уезжала. Позже Лиша сказала мне, что Гектор напомнил матери о том, что пора усадить свою задницу в автомобиль.
Я не знаю, что сказал Гектор, но отец быстро подошел к машине. Он протянул руку и вытащил Гектора за плечо, несмотря на то что тот мертвой хваткой вцепился в руль. Перед тем как получить первый удар, он стоял на асфальте. Я помню, как его губы удивленно округлились в форме буквы О, когда он понял, что его ударят. Ударят сильно и, скорее всего, неоднократно.
Мне хотелось бы, чтобы этот видеоклип остановился на этом моменте. Я много раз видела, как дерутся перед барами на парковках, и каждый раз после того, как кулак попадал в лицо и на рубашках появлялись первые капли крови, я отворачивалась, считая себя слишком нежным существом, чтобы смотреть на такие сцены. Но в тот день я смотрела внимательно и до конца, потому что была рада, что отец бьет Гектора.
После первого удара отец поднял упавшего Гектора и снова ударом сбил его с ног. Перед следующим ударом отец отряхнул пыль с рубашки Гектора, поправил ему воротник и ударил опять. Гектор упал как подкошенный, словно его ноги были сделаны из веревки, и остался лежать на земле. Потом отец начал бить лежачего. Он сел Гектору на грудь и молотил его лицо кулаками, несмотря на то что тот уже не представлял для него никакой угрозы. Я наблюдала, как мышцы отца на спине напрягаются под синей рабочей рубашкой. Он продолжал бить до тех пор, пока не послышался звук сломанного хряща носа.
Этот звук остановил отца. Его плечи поникли. Несколько секунд он сидел на груди поверженного противника и смотрел на свои окровавленные руки.
В этот момент я поняла, что мать в голос кричит. Я услышала ее слова, которые, видимо, записались на подкорке мозга, но прослушала я их только через какое-то время.
– Ты убьешь его, Пит!.. О, Боже!.. Лиша, Мэри, кто-нибудь, помогите!.. Остановите его!
Мать замолчала, как только отец перестал бить Гектора. Отец посмотрел на нее и сказал: «Прости». Потом он снова перевел взгляд на моего отчима, и в нем опять проснулась ярость. Он поднял ногу в рабочем ботинке и наступил ему на ребра. Я услышала звук ломающихся костей, похожий на звук падающих от сильного ветра веток.
Гектор повернулся на бок. Мне казалось, что отец раздавит его, как букашку.
«Удивительно, что его вообще не убили», – подумала я.
Его дыхание было громким, свистящим и неровным. Когда он перевернулся и выплюнул сгусток крови, я услышала, как на мостовую упали выбитые зубы.
Несколько раз я видела, как отец вместе с другими мужчинами несет гроб на похоронах. Он всегда брал на себя львиную долю тяжести покойника и шел медленно и чинно, как полагается на похоронах. Именно так в тот день отец помогал матери уложить Гектора в машину.
Когда он поднялся на крыльцо, его лицо ничего не выражало и было в поту. На его рубашке засыхали веерообразные следы фонтанчика крови.
– Идите в дом, – сказал он нам и прошел мимо.
В тот вечер мать не сказала нам, что вернется. Но я почувствовала, что рано или поздно это произойдет. Она всегда с уважением относилась к отцу, когда он ставил на место всех тех, кто непочтительно с ней обошелся. Я чувствовала, что между отцом и матерью существовало сильное влечение. Можно было греть руки в свете, который они излучали друг другу.
