– Нечего ей подпевать. – Нелл рывком перевернула страницу, да так, что наполовину выдрала ее из журнала.
Мы с Нелл избегали говорить на эту тему. В широком смысле.
– А что такого? – зашикал на нее Рубен. – У нее свадьба, в конце концов. Зачем нам тюлень у алтаря? – Он протянул мне руку. – Пойдем со мной, красотка!
Рубен, оценив мое похудевшее лицо, сказал, что теперь мне пойдет пышная прическа в стиле Бриджит Бардо.
– Жирухам эта укладка противопоказана.
Он намочил мои волосы и смотал влажные пряди в толстые узлы.
– Чтобы придать объем.
Рубен даже не заикался о пышной укладке, пока я не похудела до сорока семи кило.
Мама недоумевала, зачем возиться с прической в Нью-Йорке: влажный воздух Нантакета в два счета всё испортит.
– Твоя маман ни черта не смыслит, – неодобрительно фыркнул Рубен, когда я передала ему мамины опасения.
Люк отбыл на остров в начале недели, но я не могла позволить себе подобной вольности. Когда я попросила дать мне выходной еще и в пятницу, заведующий редакцией недовольно нахмурил брови. Впрочем, за меня вступилась Лоло – и меня отпустили. Маршрут свадебного путешествия – восемь дней на Мальдивах и три в Париже – она одобрила. Про Лондон я ни словом не обмолвилась, хотя Люк уже сообщил своим партнерам, что дело в шляпе.
– Шикарно, – сказала она. – Между прочим, Мальдивы погружаются под воду, так что вперед, вперед, пока не поздно.
Рубен был лысый, загорелый и носил очки, которые съезжали на кончик тонкого носа. В отличие от Артура он никогда их не поправлял. Щурясь поверх черепаховой оправы, мастер расчесывал мои пряди круглой щеткой, поворачивая ее и так и эдак, закручивая кончики, как ленты на подарочной упаковке.
Нелл взглянула на часы. Двадцать минут назад она с виноватой полуулыбкой подошла ко мне и протянула чашку с латте. Должно быть, решила, что я завязываю с диетой и казнить меня дальше не имеет смысла.
– Уже почти одиннадцать, – сообщила она.
Наш самолет вылетал в два часа, а ведь еще предстояло вернуться ко мне и собрать вещи.
Рубен уснастил чем-то пахучим мои волосы, сорвал с меня черную накидку и громко чмокнул в макушку.
– Пришлешь фотографии. Ты будешь неотразима в свадебном платье. – Он прижал руку к сердцу и повторил, чуть не плача: – Просто неотразима!
Мы с Нелл ввалились в квартиру, отряхивая намокшие куртки и зонты. Начался дождь, и поймать такси теперь будет проблематично.
– Честное слово, Ани, – сказала Нелл, – нам уже пора.
Я рылась в холодильнике, выбрасывая все, что может испортиться за две недели.
– Да-да, – суетилась я. – Мне просто надо все это выбросить. Не хочу возвращаться в провонявшую квартиру. Я с ума сойду.
– Где мусоропровод? – Нелл взяла тяжелый пакет у меня из рук. – Я выброшу. А ты давай собирайся.
Хлопнула дверь, и я осталась одна. Упав на колени, я принялась копаться в шкафчике под раковиной среди бутылок с чистящими средствами. Наконец я нашла то, что искала, – пачку пакетов для мусора. Батарея бутылок покачнулась, и на свет выпала синевато-зеленая вещичка, с дребезгом завертевшись на полу. Когда находка, звонко цокнув напоследок, перевернулась и осталась лежать без движения, я подняла ее и только тогда разглядела. Если бы в тот момент вернулась Нелл, она застала бы меня согнувшейся на полу и дрожащей, как мокрая дворняга.
– Я впервые узнал про Ани из письма, которое братец прислал мне шестого ноября две тысячи одиннадцатого года.
Гаррет, сощурившись, поднес листок к глазам, и тот затрепетал у него в руке.
– «В День благодарения со мной приедет девушка, – процитировал он. – Ее зовут Ани. Не Энни. Облажаешься – убью».
По залу прокатился смешок. Ох уж эти Харрисоны, такие мальчишки!
Гаррет поднял глаза от шпаргалки.
– По-моему, когда вдвоем люди становятся лучше, чем порознь, это верный знак, что они предназначены друг для друга.
Присутствующие одобрительно загудели.
– Ани – самая милая девушка из всех, кого я знаю, но, по правде сказать, она малость с приветом.
Грянул дружный хохот, который, к моему удивлению, застал меня врасплох. Разве не такой образ – милой чудачки с острыми колючками в качестве бонуса – я создала специально для Люка?
– Но мой братец любит ее именно за это. За это мы все ее любим.
Мы с Нелл переглянулись. «Самая милая девушка?» – беззвучно повторила она, картинно закатив глаза. Я быстро перевела взгляд на будущего деверя.
– Теперь о братце. Ну, что вам сказать… – Гаррет усмехнулся, и в зале тоже рассмеялись, предвкушая, что же он отчебучит дальше. – С ним не каждый сравнится. Ночью он последним выползает из бара, а утром первым вскакивает на доску для серфинга. Подтягиваешься на пляж – а он уже там, катается как ни в чем не бывало. Причем сам не уходит и тебя не пускает. Ты ему: «Чувак, ты меня в три утра вискарем спаивал, я пас». – Гаррет схватился рукой за лоб, сделав вид, будто у него раскалывается голова. – Дай бог тебе здоровья за то, что ты его терпишь, Энни. Ой, то есть Ани.
Зал грохнул от хохота, и нечеловеческим усилием воли я тоже выдавила из себя смешок.
Гаррет терпеливо дожидался, пока все отсмеются. Расплывшись в ухмылке, он продолжал. Все шло как нельзя лучше.
– Самое удивительное в этих двоих то, что им не приходится «терпеть» друг друга. Они принимают друг друга такими, как есть.
Люк нашарил рукой мою ладонь, судорожно скрюченную, как птичья лапа. У меня все внутри заскрипело, когда он положил мою руку себе на колени. В другой руке я вертела свою недавнюю находку. С того момента, как она выпала из шкафчика, я не расставалась с ней ни на минуту, раздумывая, как пустить ее в ход.
– Господи боже, да что с тобой? – поминутно приставала ко мне Нелл в самолете.
– Ты же знаешь, я боюсь летать, – отрезала я, повернувшись к окну.
– Моему брату была нужна такая девушка, как Ани, чтобы понять, что смысл жизни – это семья, дети, стабильность. – Он улыбнулся, взглянув на меня в упор. – Все, что она олицетворяет.
Я потерлась щекой о плечо, как будто у меня зудела кожа на лице.
– И соответственно, Ани требовался такой человек, как Люк. За которым она была бы как за каменной стеной. Который успокаивал бы ее, когда она заводится… – он сделал многозначительное, почти враждебное ударение на последнем слове и заговорщицки подмигнул Люку, – и теряет над собой контроль.
«Когда заводится». Я вдруг с пронзительной ясностью увидела себя со стороны и поняла – Люк высмеивал меня перед приятелями, обсуждая за бутылкой мои глупые страхи и одержимость. «Она ведет себя как ребенок», – прозвучал у меня в голове его голос.
– Мне не терпится узнать, что ожидает эту парочку дальше, – продолжал Гаррет с энтузиазмом, плохо вязавшимся с моим внезапным решением, настолько же окончательным, насколько пугающим. – Ну как минимум шикарная квартира в Лондоне. – Все расхохотались. – И еще. Ани, когда придет время для маленького Харрисона, мы, по крайней мере, знаем, что Люк не дурак засидеться до трех утра.
Гости рассмеялись пуще прежнего. У меня во рту разлилась горечь. Я сглотнула и подняла бокал вместе с Гарретом и остальными.
– Когда другой человек делает тебя лучше, – провозгласил тост Гаррет.
– Когда другой делает тебя лучше, – ответил дружный хор, в котором затерялся мой голос. «Нет! Нет! Нет!» – заголосил переливчатый звон бокалов, и я залпом выпила шампанское.
Люк наклонился и поцеловал меня.
– Счастье мое, – шепнул он.
Я изо всех сил постаралась удержать на лице улыбку.
Кто-то тронул Люка за плечо. Он обернулся, и разговор завертелся вокруг свадебного путешествия. Положив руку ему на колено – я прикасалась к Люку в последний раз, – я сказала:
– Мне нужно в туалет.
Я стала пробираться через шумный зал, бойко обмениваясь любезностями с приглашенными.
– Привет. Привет. Здравствуйте.
– Ослепительно выглядишь!
