Эти сведения пролили свет на наблюдение, которое я сделал, пока мы с лейтенантом Олдмедоу развлекались в салоне. Выглядывая поминутно в кормовой иллюминатор, я заметил, как в кильватере всплывали лоскуты темных водорослей (не таких, как зеленые наросты у ватерлинии). Испытывая нечто вроде зависти, я подумал: если мистер Бене будет продолжать в том же духе, то к концу путешествия распоряжаться на корабле будет он!
К тому времени как мистер Боулс пересказал все новости, я почти чувствовал себя человеком, но мне требовалось выйти на воздух. Надев плащ, я прошел на шкафут, а после – на свое обычное место у кормовых перил. По палубе все так же тянулись канаты, но теперь только в носовой части. Один трос – около него там и тут стояли матросы и офицеры – был разложен на баке и связан с веревками, которые, кажется, называются талрепами. Упоминание веревки обыкновенно вызывает в памяти нечто, применяемое для стягивания крытой камышом крыши или для закрепления рогожи, коей накрывают стога. Но эти вервия были совершенно иного рода – сложная структура, необычное переплетение нитей и вид – не могу придумать другого слова – какой-то «зубастый». Талрепы лежали через небольшие промежутки, каждый из них придерживали двое матросов. Трудность сей операции стала понятна, когда я уяснил, что дело заключается в протягивании троса с одной стороны судна на другую под бушпритом – через штормовые шпигаты – по обеим сторонам шкафута. Опустить трос, конечно, легко, но совсем не просто протащить его вдоль корабля, однако же матросы пытались совершить именно это. Качка отнюдь не способствовала их совместным усилиям. Я прошел вдоль наветренного борта, чтобы получше разглядеть действия матросов, но спустившийся сверху мистер Бене проговорил:
– Полагаю, сэр, сейчас вам здесь не место.
– Я вернусь к себе, как только удовлетворю свое любопытство, и ветер выдует из меня остатки вчерашнего хмеля. Думаю, никогда больше не буду пить.
– Qui a bu, boira [84].
– Черт побери, мистер Бене, вы говорите по-французски как лягушатник! Это даже как-то не по-английски. Но возвращаясь к вопросу о школьницах…
– О Боже, нет! Умоляю, мистер Тальбот… Похоже, можно рассчитывать не меньше чем на пару узлов. Вы заметили, как подействовало удаление наростов со шпунтовых поясов? Я думаю, как минимум узел, хотя мистер Саммерс так не считает. В полдень, конечно, станет ясно. Он просто осторожничает, так ведь? Капитан Андерсон со мной согласен. «Ровно узел, мистер Бене, – сказал он, – так и запишу в журнале».
– Вас можно поздравить.
– Прежде чем я уйду в отставку, сэр, и посвящу себя перу, я надеюсь показать флоту, что не следует недооценивать разум, равно как и полагать его добродетелью, свойственной единственно старшим офицерам.
– Что касается добродетелей…
– Прошу вас, не начинайте сызнова. Я немало настрадался от утомительных высказываний сэра Генри на этот счет. То, что я с ним расстался, – единственное утешение в моей разлуке с Ней.
Мистер Бене вздохнул. Я продолжил:
– Мисс Чамли…
Но мистер Бене прервал меня:
– У вас есть сестры, мистер Тальбот?
– Нет, сэр.
Мистер Бене ничего не сказал, лишь серьезно кивнул, словно получил подтверждение своим мыслям. Его кивок и предшествующая фраза были столь загадочны, что я не нашелся что сказать.
– А теперь, мистер Тальбот, вам пора отойти подальше к шканцам. Сейчас нам будет не до пассажиров.
С бака его окликнул Чарльз Саммерс:
– Мистер Бене! Как закончите беседу, соизвольте вернуться к своим обязанностям. Мы вас ждем.
Я отправился обратно и встал у входа в коридор. Развернувшаяся передо мной сцена была не столько увлекательной, сколько беспорядочной. Оказалось, мистер Камбершам распоряжается с одной стороны бака, а мистер Бене – с другой. Общее руководство осуществлял Чарльз Саммерс. Матросы налегли на поручни и наклонились за борт, спиной ко мне. У меня возникло абсурдное впечатление, что наши просмоленные герои отдают дань морской болезни – прямо в море. Они, по-видимому, и держали трос, который служил для чистки днища. Лишь только это до меня дошло, как Саммерс выкрикнул команду:
– Отпускай!
Люди, лежавшие на поручнях, выпрямились. Бене и Камбершам принялись покрикивать на своих матросов, добиваясь, чтобы те действовали слаженно. Я не могу в точности описать, что именно они делали, поскольку и сам этого не понимал. Теперь, задним умом, я догадываюсь, что они перемещали трос взад-вперед, словно пилили. Ничего особенного как будто не происходило. Я повернулся и посмотрел вверх. Вахту нес мистер Смайлс, юный мистер Тейлор был вестовым. Тейлор выглядел подавленней обычного – возможно, потому, что в самой непосредственной близости, у поручней, заложив руки за спину и расставив ноги, стоял капитан, который в молчании наблюдал со шканцев за происходящим.
Неожиданно на баке поднялась какая-то суета. Люди Камбершама свалились в кучу, и он клял их, пока они выпутывались. Возникла долгая пауза. По-видимому, один из концов троса упустили, и потому все пришлось начинать сызнова. Лейтенант Бене спорил с весьма недовольным Чарльзом Саммерсом. Загорелое лицо старшего офицера, против обыкновения, побледнело – возможно, от гнева. На баке образовалась мешанина из веревок и блоков, среди которых что-то делали матросы – надеюсь, сами они понимали, что именно. Ждать пришлось долго. Я развернулся и стал взбираться на шканцы, где капитан принял мое приветствие если не дружелюбно, то хотя бы не выказывая дурного расположения духа.
– Добрый день, капитан! Но он, похоже, не добрый. Скажите, чем занимается команда?
Я был уверен, что он оставит вопрос без внимания.
Но Андерсон ответил – шепотом. Как я понял, произошло это не от стремления к таинственности – просто этот угрюмец молчал куда дольше, чем предусмотрено устройством человеческой гортани, и теперь ему пришлось прокашляться. Отойдя к борту, он сплюнул через поручни, возвратился и встал рядом, не глядя на меня.
– Они производят чистку.
Как будто я и сам не знал! Видимо, подробности операции придется вытягивать из него по одному слову.
– А как добиться, чтобы тросы двигались вплотную к корпусу? Наверное, есть много недоступных мест.
И зачем я только открыл рот!
– Разумеется, мистер Тальбот, недоступные места остаются, несмотря на то, что подводная часть судна имеет почти полукруглое сечение. Но хороший офицер применит смекалку и легко разрешит подобные трудности. Тросами можно водить в разных направлениях, не только вдоль судна. Мистер Бене предложил план, который мы сочли пригодным. Такая чистка днища в открытом море, да еще на ходу – вещь совершенно необычная. Я даже не знаю, много ли раз к такому прибегали. Но в наших обстоятельствах… Мистеру Бене удалось удалить наросты из-под киля, и я нахожу это большим достижением.
– Стало быть, вы выиграли, поменявшись офицерами.
Капитан Андерсон на мгновение нахмурился, но, по-видимому, не смог устоять перед возможностью поговорить о своем любимце.
– Мистер Бене намерен вычистить нас так, словно мы только-только со стапелей. Мы поснимаем снасти со всего судна и даже блоки с нок-рей. Мистер Бене – настоящий моряк, сэр: паруса, пеньковые веревки и блоки – вот его стихия! И никакого тебе пара, никаких железных цепей или проволочных канатов!
– Веревок у него и вправду достаточно. Я и не знал, что на корабле их так много.
– То, чего не добьется капитан, у которого есть хорошие офицеры, тросы, паруса, дерево и работящий экипаж, – того и вовсе сделать нельзя!
– Что ж, капитан, не стану с вами спорить. Мистер Бене – весьма энергичный молодой человек, и я всецело полагаюсь на ваше мнение о его способностях в морском деле.
Капитан значительно оживился.
– Он далеко пойдет!
– Во всяком случае, по-французски он говорит почти как парижанин.
– Неудивительно, мистер Тальбот. Родители его – эмигранты.
