Мы шли мимо детей – они просили милостыню, спали на картонках или сидели в подворотнях, прихлебывая что-то из бутылок. Везунчик обошел двух мальчишек постарше – те дрались на тротуаре. Один из мальчишек попытался схватить меня за руку.
– Эй, ты! – рявкнул он.
Обернувшись, Везунчик зарычал на него, обнажив длинные белые зубы. Мальчишка отпрянул.
Наконец мы остановились у заброшенного магазинчика в конце длинного переулка. Наверное, когда-то тут была булочная. Или продуктовый магазин. Теперь здесь не осталось ничего, кроме кирпичей и досок. Все вокруг заросло травой.
Но, похоже, Везунчик направлялся именно сюда.
Он оглянулся на меня, а потом подошел к боковой стене. Пес тихонько гавкнул и прошел сквозь стену.
Я охнул. Как же так вышло? Может, он призрак?
А потом я услышал лай. «Гав!» И еще: «Гав!» Я подошел поближе к тому месту, где Везунчик пропал, и услышал, как кто-то тихонько скулит. Раздвинув высокую траву, я рассмеялся.
Везунчик не был псом-призраком. Он не прошел сквозь кирпичную стену. В стене было небольшое отверстие – раньше я его не замечал, потому что его скрывала груда щебня и трава. В такое отверстие как раз мог протиснуться пес. Или маленький мальчик.
– Везунчик, – позвал я, наклонившись к проему.
– Гав! – ответил он.
В проеме показались сияющие карие глаза и черный нос.
– Гав! – повторил Везунчик и скрылся из виду.
Я посмотрел на улицу. Невдалеке от меня прошли два мальчика – те самые, которые раньше дрались. Они все еще переругивались. С неба, кружась, падали крупные снежинки. Я заглянул в темный проем.
Я мог бы двинуться по переулку, выйти на широкую улицу, добраться до перекрестка, оставить позади грязных, спящих, дерущихся попрошаек, вернуться на вокзал, к Паше, живущему в мире своих грез, подаренных клеем; вернуться к Вите с его крысиной физиономией; вернуться к Тане с ее грустными глазами; вернуться к Юле с ее сигаретами и мужчинами в темных костюмах.
Я опустился на корточки и пролез в проем. Спрыгнув на пол, я очутился во тьме.
Глава 14
Стая
Постепенно мои глаза приспособились к мраку. Трава, закрывавшая проем, пропускала скудные солнечные лучи.
И эти лучи выхватывали то ухо, то глаз. Там. И там. И сям.
Я замер на месте.
Везунчик ткнулся мне в руку холодным мокрым носом.
– Гав.
Я услышал, как в углу заскулили и запищали. Везунчик потянул меня за рукав.
Я последовал за ним. В углу, среди тряпок, газет и каких-то одеял, лежала собака. Рядом с ней копошились щенки.
– Ой! – воскликнул я. – Гляди, щенки!
Я протянул к ним руку. Их мама зарычала. Везунчик лизнул ее в ухо и пихнул щенков носом.
– Так вот зачем ты привел меня сюда, – догадался я. – Чтобы я посмотрел на щенков?
Везунчик, сев, дотронулся лапой до моего кармана. Кармана, в котором лежала картофелина.
Вытащив картофелину, я отломил от нее кусочек и передал его Везунчику. Тот бросил этот кусочек маме щенков, и она мгновенно все съела.
Везунчик посмотрел на меня, словно говоря: «Ну же, дай ей еще».
Отломив еще кусочек, я протянул его собаке. Она слизнула остатки у меня с пальцев, а затем улеглась на бок. Щенки тут же принялись сосать.
Присев на корточки, я улыбнулся.
– Ты отличная мамочка, – сказал я. – А ты, Везунчик, хороший папа.
Я повернулся к Везунчику, чтобы рассказать ему, какой он хороший отец, раз так заботится о своих малышах.
Повернулся – и замер.
Меня окружали собаки. Коричневые, черные, белые. Среди них был маленький всклокоченный пес с порванным ухом. В углу сидела коричневая собака с серебристой мордой и добрыми глазами. Везунчик прижался ко мне и замахал хвостом.
– Привет, – сказал я собакам. – Вы тоже хотите есть?
Песик с порванным ухом радостно взвизгнул и встал на задние лапы.
Рассмеявшись, я отломил от картофелины кусочек и бросил ему. А затем я покормил остальных. Когда картошка закончилась, псы прижались ко мне, нюхая мои волосы, уши, одежду. Мама щенков поднялась и принялась облизывать мне лицо. Расхохотавшись, я попытался вывернуться.
– Нет, не надо! Щекотно! Ты меня всего обслюнявила!
Но она продолжала меня вылизывать.
Черная собака с белыми пятнами на лапах и спине прогнулась, склонив голову и махая хвостом.
Я опустился на четвереньки, опустил плечи к земле и оттопырил попу.
– Гав! – сказал я.
Черная собака с белыми пятнами выставила вперед правую лапу. Я шлепнул ладонью по земле, заливаясь от хохота. Старая собака наблюдала за нами, точно бабушка за внучатами.
У входа зашуршала трава. В сумраке я увидел, как что-то пробирается в проем. Все собаки насторожились. Выпрямившись, я прижался к Везунчику.
Что-то спрыгнуло на грязный пол. Щурясь, я присмотрелся. Это был пес.
Все собаки прижали уши и заскулили, приветствуя новоприбывшего. Мама щенков – Мамуся – и пес с порванным ухом подошли к новенькому и лизнули его в нос.
И тут я заметил: пес что-то держал во рту. Длинную толстую сосиску.
Пес бросил сосиску в грязь. Не обращая внимания на то, как другие собаки лакомятся его угощением, он смотрел на меня.
Я прижался к Везунчику, чувствуя себя мышонком в волчьей пещере.
Пес подошел ко мне поближе. Везунчик отпрянул.
– Нет, – прошептал я.
Я не успел спрятаться за Везунчика, и этот новый пес, вожак стаи, обошел меня сзади. Он понюхал мои ноги, мои грязные штаны, карманы, где раньше лежали теплые картофелины. Он сунул нос мне в ладонь, будто умел читать по руке, как цыгане. Затем пес уселся передо мной и уставился на меня.
– Я Мишка, Миша Андреев, – прошептал я. – Мне пять лет, и я тебя не обижу.
Встав, пес подошел к щенкам, тщательно обнюхал их и, убедившись в том, что я им не навредил, потрусил к выходу. Не оглядываясь, он выбрался наружу.
Собака с белыми пятнами, которую я решил называть Кляксой, последовала за вожаком. Мышиного цвета пес с порванным ухом засеменил к выходу, часто перебирая короткими лапками.
Везунчик бросил последний кусок сосиски Мамусе под нос и вылез наружу.
– Эй, – позвал его я. – Не оставляй меня здесь!
Везунчик сунул голову в проем.
– Гав?
Опустившись на корточки, я погладил трех щенков.
– Пока, Мамуся, – сказал я. – Завтра я принесу еще еды, обещаю.
Я протиснулся в проем. Было уже темно. Переулок запорошило снегом. А на углу стояла стая. И ждала меня.
Я побежал с псами по улицам, мимо детских шаек – беспризорники пили, смеялись, дрались, но мне было ничуть не страшно. Я бежал со стаей. Мы бежали вместе.
Наконец мы добрались до вентиляционной решетки, у которой я повстречал Везунчика. Собаки окружили меня, весело скалясь.
Я потрепал каждого пса по голове.
– Спасибо за то, что проводили меня, – сказал я. – Завтра мы с вами раздобудем много еды, вот увидите.
Я побежал вниз по ступеням. Ух, сейчас все расскажу Паше и Тане. Про псов, про щенков! Если они меня хорошенько попросят, я отведу их к щенкам. Мы все могли бы поселиться в этом магазинчике, а не греться возле труб. Мы могли бы подкармливать щенков. Могли бы стать одной семьей с собаками.
Перед статуей всадника я остановился, поднялся на цыпочки и коснулся ноздрей коня.
– Добрый вечер. – Я поклонился всаднику.
– Так-так-так…
Я охнул. Неужели бронзовый всадник заговорил со мной?
Из‑за статуи вышел Рудик. В одной руке у него была бутылка. Другую он протянул мне.
– Наш мышонок вернулся.
– У меня был такой хороший день. – Я улыбнулся. – Я встретил пса и…
Рудик щелкнул пальцами.
– Деньги давай.
Я похолодел от страха. Деньги.
Я сунул руку в карман штанов и нащупал две монетки.
– Это все? – прищурился Рудик.
Я кивнул.
– Тебя не было целый день и полвечера, и это все, что ты принес?
Сердце колотилось у меня в груди. Я опять кивнул.
– Да, Рудик. На остальные деньги я купил еды.
