В. Левина
Для дел высоких и благих
До капли кровь отдать я рад.
Но страшно задыхаться здесь,
В мирке, где торгаши царят.
Им только б жирно есть и пить.
Кротовье счастье брюху впрок!
Как дырка в кружке для сирот.
Их благонравный дух широк.
Их труд — в карманах руки греть,
Сигары модные курить.
Спокойно переварят всё,
Но их-то как переварить!
Хоть на торги со всех сторон
Привозят пряности сюда,
От их душонок рыбьих тут
Смердит тухлятиной всегда.
Нет, лучше мерзостный порок.
Разбой, насилие, грабёж,
Чем счетоводная мораль
И добродетель сытых рож!
Эй, тучка, унеси меня,
Возьми с собой в далёкий путь,
В Лапландию, иль в Африку,
Иль хоть в Штеттин, — куда-нибудь!
О, унеси меня! Летит…
Что тучке мудрой человек!
Над этим городом она
Пугливо ускоряет бег.
Перевод В. Левина
Мы спим, как Брут, мы любим всхрапнуть.
Но Брут очнулся и Цезарю в грудь
Вонзил кинжал, от сна воспрянув.
Рим пожирал своих тиранов.
Не римляне мы, мы курим табак.
Иной народ — иной и флаг!
И всякий своим велик и славен.
Кто Швабии по клёцкам равен?
Мы немцы, мы чтим тишину и закон.
Здоров и глубок наш растительный сон.
Проснёмся — и жажда уж просит стакана.
Мы жаждем, но только не крови тирана.
Как липа и дуб, мы верны и горды.
Мы тем и горды, что дубово-тверды.
В стране дубов и лип едва ли
Потомков Брута вы встречали.
А если б — о чудо! — родился наш Брут,
Так Цезаря для него не найдут.
И где нам Цезаря взять? Откуда?
Вот репа у нас — превосходное блюдо!
В Германии — тридцать шесть владык
(Не правда ль, счёт не так велик!),
Звездой нагрудной каждый украшен.
Нам воздух мартовских Ид [2] не страшен.
Зовём их отцами, отчизной своей
Зовём страну, что с давних дней
Князьям отдана в родовое владенье.
Сосиски с капустой для нас объеденье!
Когда наш отец на прогулку идёт.
Мы шляпы снимаем — владыке почёт!
Немца покорности учат с пелёнок.
Это тебе не римский подонок!
Перевод М. Михайлова
Брось свои иносказанья
И гипотезы святые,
На проклятые вопросы
Дай ответы нам прямые!
Отчего под ношей крестной.
Весь в крови, влачится правый?
Отчего везде бесчестный
Встречен почестью и славой?
Кто виной? Иль воле бога
На земле не всё доступно?
Или он играет нами? —
Это подло и преступно!
Так мы спрашиваем жадно
Целый век, пока безмолвно
Не забьют нам рта землёю…
Да ответ ли это? Полно!
Перевод С. Маршака
Мы немецкую свободу
Не оставим босоножкой.
Мы дадим ей в непогоду
И чулочки и сапожки.
На головку ей наденем
Шапку мягкую из плюша,
Чтобы вечером осенним
Не могло продуть ей уши.
Мы снабдим её закуской.
Пусть живёт в покое праздном.
Если только бес французский
Не смутит ее соблазном.
Пусть не будет в ней нахальства,
Пусть её научат быстро
Чтить высокое начальство
И персону бургомистра!
Перевод В. Левина
Невежливей, чем британцы, едва ли
Цареубийцы на свете бывали.
Король их Карл, заточён в Уайтхолл,
Бессонную ночь перед казнью провёл:
Под самым окном веселился народ,
И с грохотом строили эшафот.
Французы немногим учтивее были:
В просторном фиакре Луи Капета
Они на плаху препроводили,
Хотя по правилам этикета
Даже и при такой развязке
Надо возить короля в коляске.
Ещё было хуже Марии-Антуанетте,
Бедняжке совсем отказали в карете;
Её в двуколке на эшафот
Повёз не придворный, а санкюлот
Дочь Габсбурга рассердилась немало
И толстую губку надменно поджала.
Французам и бриттам сердечность чужда,
Сердечен лишь немец во всём и всегда.
Он будет готов со слезами во взоре
Блюсти сердечность и в самом терроре.
А оскорбить монарха честь
Его не вынудит и месть.