Н. Геташвили - Музей королевы Софии Мадрид

Сцена страстей Христовых — одна из самых эльгрековских композиций Сулоаги и, пожалуй, наиболее драматическая в его творчестве. Справа от зрителя — узнаваемый персонаж — «человек из Сеговии». Готовый передать драматическую экспрессию даже в очень статичных картинах, здесь живописец достиг максимума трагизма. Погашенное солнце придает всей работе пепельный колорит. Вспышки света — лишь на лицах, предстоящих распятию, от источника по сторону зрителя. Но на лице казненного нет ни его, ни даже тени — черные пряди волос скрывают черты мрачным пятном.

Словно забыв о Карлосе Хасе, Сулоагу называют родоначальником национального пейзажа. В данном полотне его пейзаж, как, впрочем, и в предыдущей картине, выразительно эмоционален. Но если в «Человеке из Сеговии» он воспринимается в реалистическом ключе, то здесь природа мистическая. Характерные лица, застывшие перед свершившимся распятием, существуют в ненастной современности, будто несущей отзвук грозы над Толедо из мира Эль Греко. Линии раскинутых рук Иисуса будто продолжаются в пространстве, вместе с перекладиной креста создавая крепостную стену города, который хорошо виден в далекой перспективе. Это не Иерусалим (хотя оливковые посадки — как воспоминания о «молении о чаше» в Гефсиманском саду), а современный испанский городок, охраняемый жертвой Богочеловека. Особенностью художественного дара Сулоаги является умение находить декоративную составляющую в видимом пространстве. Даже в мрачной мистерии багряным плащом персонажа на первом плане не только исполнена символическая функция, напоминающая о пролитой крови, но и произведен удивительно тактичный декоративный эффект.

Фернандо Альварес де Сотомайор и Сарагоса, отпрыск дворянской семьи, прожил насыщенную удивительными событиями жизнь. Мальчику было только десять лет, когда при посещении Эскориала он зарисовал короля Альфонсо XII на смертном одре. Спустя тридцать лет мастер стал придворным живописцем Альфонсо XIII. По базовому образованию Сотомайор был строительным инженером, но параллельно серьезно занимался литературой и философией, брал уроки рисования. Он учился в Мадриде, затем провел четыре года в Испанской академии изящных искусств в Риме, путешествовал по Франции, Бельгии, Голландии. Получив приглашение чилийского правительства занять профессорскую должность в столичной Высшей школе изящных искусств, живописец вскоре стал ее директором и был настолько творчески влиятелен, что в истории культуры страны возникло понятие «поколение Сотомайора».

Представленная картина создана еще до отъезда за океан. Молодой косарь (вероятно, земляк художника, галисиец) показан прямо и упрямо глядящим на зрителя. И его орудие, и шапка, сдвинутая набок, подчеркивают остроту характера. В этом простонародном типе мастер сумел открыть сложность душевных переживаний. Психологизм и ненавязчивая изощренность композиции всегда были присущи его творческой манере. (Неудивительно, что живописцу заказали свои портреты президент Аргентины Хуан Доминго Перрон и его супруга.) В год написания холста «Косарь» автор получил первые премии на международных выставках в Барселоне и Буэнос-Айресе.

В Испанию Сотомайор вернулся в 1915, в 1922 был избран членом Академии Сан-Фернандо (возглавил ее в 1953). Он стал директором музея Прадо, покинул этот пост при республиканцах, но после гражданской войны занимал его до самой смерти. Сотомайор приложил немало сил, чтобы сохранить национальные сокровища. От правительства мастер получил Большой крест ордена Альфонсо X Мудрого, Большой крест Изабеллы Католической, Большой крест Альфонсо XI.

Мадридский живописец и график Хосе Гутьеррес-Солана, сын мексиканца, окончил Академию Сан-Фернандо в Мадриде. Он — автор романа «Флоренсио Корнехо» (1926), путевых очерков — двухтомника «Мадрид: сцены и нравы» (1913–1918), «Черная Испания» (1920) и других. Образ «черной Испании», который включал всю трагическую дисгармонию современной жизни, существовавшую, тем не менее, в рамках внутреннего достоинства, присущего представителям нации, находил постоянное отражение и в живописи мастера. И хотя Солана не прибегал к театральным эффектам, как старший современник Сулоага, а его герои обычно сдержанны в жестах, во внешнем выражении эмоций, однако, вводя мотивы маски, карнавала, гротеска, художник добивался особого внутреннего напряжения и символического звучания. Правда, очень редко в уличных деревенских сценах для его скрытых масками действующих лиц характерна некоторая бесшабашность, а в картинах трудовых будней — размашистые профессиональные движения (например, забой скота). Многофигурным композициям живописца присущ жуткий настрой. Обыденная жестокость многих его гротескных работ вызывает оторопь. В персонажах не сохраняется ничего, что отражает «гуманистический» строй души и мыслей. Может быть, поэтому так естественно смотрятся на героях маски, личины. Апокалиптический смысл происходящего отсылает ученую память к шедеврам Гойи, Босха, сценам Страшного суда.

Клоуны, профессиональные весельчаки на данном полотне Соланы мрачны и зловещи. И отражение, удвоение фигур в зазеркалье умножают этот гротескный экспрессионистский эффект, подчеркнутый красно-рыжими вставками в черносерую палитру.

Приверженец реалистического взгляда на мир, живописец в своих мрачных гротесках выражал именно те болезненные впечатления от действительности, которые она создавала.

Испания оказала заметное влияние на торжественный строй работ Даниэля Васкеса Диаса, на их темы и персонажей. Художник родился в городе Нервой, сегодня там находится его музей. Но пребывание в Париже, усвоение некоторых приемов кубизма также воздействовали на его живописную манеру. Васкеса Диаса почти не интересовали формальные головоломки ни аналитического, ни синтетического кубизма. Он использовал геометрию для создания более острого впечатления объемов на плоскости, да и саму ее структурировал (пусть и с искажениями прямой перспективы), зато сделал способной удержать впечатления особого, художественного, мира, а иногда и обнаруживать особый характер персонажа.

Васкес Диас сделал галерею портретов представителей испанской интеллигенции. Подписи многих ее членов, в том числе самого живописца и его друга Мануэля де Фалья, стояли под манифестом о создании Общества художников иберийцев в 1925. На данном портрете и изображен де Фалья (1876–1946) — испанский композитор (который соединил достижения европейского музыкального искусства с фольклором), исполнитель, музыковед и педагог. Сам Васкес Диас также преподавал. Среди его учеников был и Сальвадор Дали, которого в 1923 на год исключили из Академии из-за студенческих волнений в поддержку уважаемого преподавателя. А в 1926 мэтр купил у новичка картину с выставки каталонских живописцев в Мадриде.

Высокий тон, доступный Даниэлю Васкесу Диасу, способствовал не только успешному исполнению заказов на монументальные росписи (например, посвященные Христофору Колумбу), но и привносил ноту торжественности в его портреты. Тем более эта черта проявлена в картине о героях корриды.

Национальное зрелище Испании, ее «марка», коррида, «бой быков» — символ жизни и смерти, победы и поражения, мужества и отваги. Она предстает перед каждым зрителем, будь это в деревне или на столичной арене, парадной стороной, а ее участники — рыцарями без страха и упрека. Именно таковой и изобразил здесь квадрилью художник. На холсте — доблестные помощники матадора (или новильеро), постоянно действующие рядом с ним на арене, — два пикадора, три бандерильеро, оруженосец и сам знаменитый боец из Аликанте Хуан Ортис Сентено в красно-черном костюме, готовый к выходу на публику.

На Национальной выставке изящных искусств в 1954 работа была удостоена почетной медали. Жюри оценило и скульптурную пластику объемов, и гармонию возбуждающе-яркой и одновременно утонченной палитры, и общий настрой боевого духа, и достойную репрезентацию героев.

Кубизм — направление модернизма, одним из постулатов которого является антипсихологизм. Да и при рассмотрении пейзажей обычно не следует пускаться в глубокие размышления. Но блестящие исключения из правил остаются в душе и памяти зрителя. Данный «портрет» долины реки в Стране Басков оказывается наделен человеческим ликованием от ясного, солнечного дня, открывающего щедрость природы, и показывает упоение художника этим впечатлением. Конечно, легко обнаруживаются условность передачи пространства и цвета, явные зоны, словно фрагменты пазла складывающиеся в общую картинку. И многие могут согласиться с мнением русского философа Н. Бердяева, который называл опыты кубистов демоническими гримасами скованных духов природы. Но в полотне испанского маэстро эти духи оказываются в «добром настроении» и существуют в полной гармонии с человеком. Будто из единой материи сотворены голубая лента реки, ее «силуэту» вторят постройки, зеленые холмы, теплые песчаные отмели и черепичные крыши. Кубисты говорили, что глаз умеет заинтересовать разум своими заблуждениями. Заблудившийся в равнине басков взор художника соблазняет здесь не разум, а чувства.