За давностью лет. Повести
Он стал предателем через сутки после ареста. Жандармский полковник, ведший следствие, был ничуть не удивлен: профессиональные убийцы зачастую бывают патологически трусливы. А на счету этого насчитывалось 27 террористических актов. В числе застреленных им лично — пристав, казацкий есаул, около десятка жандармов и стражников, несколько предателей, убранных волей боевого центра эсеров, возглавляемого по иронии судьбы крупнейшим провокатором российской охранки Евно Азефом. За такое полагается высшая мера — смертная казнь через повешение. Впрочем, даже у самого закоренелого преступника остается маленькая надежда на снисхождение государя-императора.
Об этом и намекнул жандармский полковник. Нет, он не бил, не истязал арестованного, боже упаси! Полковник в своей среде слыл либералом. Он только намекнул на некую возможность. Преступник понял и попросил бумаги и чернил, а наутро передал прошение царю.
«Ваше императорское величество, всемилостивейший государь!
Вполне сознавая весь ужас злодеяний, совершенных мною под давлением чужой злой воли, я решаюсь всеподданнейше просить ваше величество даровать мне жизнь единственно для того, чтобы иметь возможность хотя в некоторой степени искупить великий грех мой...»
Полковник с гадливым изумлением взглянул па заключенного. Неужели это за ним охотилась почти два года вся варшавская полиция, а он совершал убийство за убийством и уходил невредимым из-под самого носа? Рассказывались легенды о его ловкости, умении на ходу прыгать с поезда, стрелять без промаха из любого положения, изменять свою внешность.
Вот и в последний раз около пятидесяти жандармов, нижних полицейских чинов было послано для его задержания. Доподлинно стало известно, что он придет к одному из старых товарищей, обвиненному в провокаторстве, за доказательствами его невиновности. Если подозрения подтвердятся, он должен привести приговор в исполнение. «Старый товарищ», действительно давно сотрудничавший с охранкой, заранее уведомил о предстоящем визите своих «работодателей». И в тот момент, когда террорист стучался в дверь квартиры, уже весь дом был оцеплен. Входя, он бросил, казалось, мимолетный взгляд в окно и все понял. Дальнейшее происходило в считанные секунды: так и не вынув руки из кармана, он выстрелил, и предатель рухнул на пол. В дверь уже ломились. Убийца вскочил на подоконник и, открыв отчаянную пальбу из двух браунингов, заставил полицейских убраться в укрытие, а сам мгновенно вскарабкался на крышу, оттуда отчаянным прыжком — в соседний двор, выбежал на другую улицу, где, оказывается, его ждал извозчик, в бешено мчащейся пролетке мгновенно преобразился из бедного селянина в щеголеватого студента и, спрыгнув на ходу, скрылся в одном из переулков. Схватили его только ночью в квартире, которая уже тоже была провалена...
И вот он, вчера еще щеголеватый и элегантный, сидит перед полковником весь обмякший, в неопрятной сорочке, с приспущенным галстуком, неровной щетиной на щеках и с глазами, как у голодного пса...
«…Террор должен кончиться во что бы то ни стало. Общество и народ должны отдохнуть, осмотреться и вступить на мирный путь широкого развития гражданской жизни. Я согласен словом и делом бороться против террора.
Клянусь вам богом, что и сегодня мне честь дороже жизни, но клянусь и в том, что призрак террора меня пугает, и я даже согласен покрыть свое имя несмываемым позором, чтобы сделать все, что могу.
Я предлагаю так: дать мне год или полтора свободы для того, чтобы действовать не сговором, а выдачей из рук в руки террористов. Для вас полезнее не содержать меня в тюрьме, а дать некий срок свободы, чтобы я мог приложить к практике мои способности конспиратора, только в ином направлении, чем прежде. Поверьте, что я по опыту знаю негодность ваших агентов.
Убежать я от вас не могу: настоящее мое имя получило печальную известность. Одним словом, даже в случае невыполнения обязательств с моей стороны не больше как через неделю я снова в ваших руках.
Видит бог, что не смотрю я на агентство цинично. Я честно желаю его, надеясь загладить мои преступления. Пусть правительство предоставит мне возможность сделать все, что я могу, для борьбы против террора, и я честно исполню свое слово, не осмеливаясь даже и думать о каких-либо условиях, кроме тех, которые бы способствовали моей агентурной работе. Себя предоставляю в распоряжение верховной власти и каждому ее решению с благоговением покорюсь».
Через несколько дней он стал «откровенником». На жаргоне жандармов так именовались предатели, которые ходили по конспиративным квартирам, просто по улицам и указывали жандармам тех, кого следует арестовать. Семьдесят человек по его милости пошли на виселицу, под расстрел или на каторгу. Неутешное горе матерей, вдов и сирот стало ему вечным проклятием.
Через год, изменив внешность и фамилию, он появился в Одессе, внедрился в подпольную организацию социал-демократов. После полного ее разгрома вновь переменил обличье и переехал в Ростов. Неизменной осталась только агентурная кличка...
Учителя и родители одноклассников Бориса Воскобойникова постоянно называли его «бичом божьим» и даже слегка побаивались. И ведь был бы он хулиганом каким, ничего подобного! Парень как парень. Правда, ростом не вышел, зато широк в плечах. Высокий лоб, открытый, доверчивый взгляд. Говорит медленно и обстоятельно. Абсолютно не терпит неправды и обличает ее немедленно, вот как сейчас, например.
Когда Борис показался в дверях квартиры Шапошникова, мать Игоря решила слукавить:
— Ах, Боречка! Ты знаешь, Игорек еще из института не вернулся!
— Неправда ваша, Мария Андреевна! — ответил Борис, посмотрев на нее ясным взором. — Я, когда к дому подходил, свистнул, и Игорь мне из окошка помахал.
— Он, наверное, только что вошел, я на кухне была, — покраснела мать.
— Наверное, — невозмутимо кивнул Борька.
В этот момент Игорь, пожалев мать, вышел из комнаты.
— Привет!
— Проходи!
— Не пойду, — заартачился Борис. — Ты что, забыл — сегодня четверг. Нам же к Максиму пора. Собирайся!
— Куда? — грозно спросила мать.
— Иду к Максиму я. Там ждут меня друзья! — громко и фальшиво пропел Игорь.
Мать хотела было возразить, но Игорь уже натягивал куртку.
Максим — школьный учитель истории. Точнее, бывший учитель. Во-первых, потому, что ребята полгода как окончили школу, а во-вторых, Максим теперь не учитель, а сотрудник толстого исторического журнала.
— Шапку надень! — крикнула вслед Игорю мать, но ребята уже наперегонки, с грохотом спускались по лестнице.
— Когда вы только повзрослеете, — пробормотала соседка, опасливо прижавшись к почтовым ящикам.
— Здрасьте, тетя Лиза! — начал расшаркиваться было галантный Игорь, но тут же от толчка друга полетел дальше.
Борис и Игорь подружились еще в первом классе. Учительница их посадила за одну парту. Все четыре урока лобастый сосед Игоря смотрел на нее не отрываясь строгим неодобрительным взглядом. Молоденькая учительница смущалась. Впрочем, когда она решилась задать ему какой-то вопрос, оказалось, что Борис ее не слушает и его мысли витают где-то далеко.
Где именно, Игорь узнал после уроков.
— Идем, — сказал сосед деловито. — Помогать будешь. А то мне одному не дотащить.
Борис привел Игоря на задворки школы, где валялось много строительного хлама.
— Вот, — показал Борис, с натугой вытаскивая из под дранок и войлока большой лист кровельного железа. — Хватай за тот конец.
Они доложили на лист свои новенькие портфели и поволокли.
— А чего делать будем? — робко спросил Игорь, когда острый край начал нестерпимо резать ладони.
— Опыт, — загадочно ответил Борис.
Они подошли к его дому. Жил Борис на первом этаже. Не торопясь снял с шеи ключ, по-хозяйски открыл дверь:
— Входи.
Пока Игорь осматривался в небольшой, по-спартански обставленной комнате, хозяин полез в кладовку и извлек оттуда моток электропровода.
— Цепляй эту проволоку за эту дырку, а я за эту.
Когда Борис поднес оставшиеся свободными два конца электропровода к розетке, Игорь почувствовал, что они находятся на грани великого открытия — таким вдохновенным огнем горели глаза друга. Спасло их от неминуемой гибели только то, что сразу перегорели пробки. Причем, кажется, во всем доме.
Когда Игорь в разорванной куртке пришел домой и чистосердечно рассказал о своих приключениях, мать, всплеснувши руками, назвала Бориса «бичом божьим».
Действительно, Борис, будучи натурой деятельной и даже романтической, постоянно находился в плену новых выдумок, причем весьма заразительных для его одноклассников и далеко не всегда кончавшихся благополучно для их одежды и даже здоровья. Изготовление мороженого из снега и сахара, который Борька приволок в портфеле из дома, привело к массовой ангине всего класса и к перерыву в занятиях на месяц. Вот тогда и учителя признали, что «Воскобойников — это бич божий».
