Мрачная гостиница напротив Южного вокзала не понравилась ни Асе, ни Сашеньке. Проснувшись на следующее утро, они поспешили на улицы Вены.
Чудесная, солнечная Вена никого не оставит равнодушным. Нарядны улицы, празднично-многолюдны площади — каждый день проведённый в Вене кажется воскресным.
Целый день гуляли сёстры по городу. И не осталось ни единой кондитерской, где бы ни выпили они по чашке кофе, ни единой лавки, куда бы не заглянули они хоть на минуту. Одно оказалось на удивление неприятным: заслышав за спиной немецкую речь на несколько голосов, Ася и Сашенька беспокойно оглядывались и ловили на лицах друг у друга недоверчивое и настороженное выражение.
А на следующий день Алмазов, подняв в Москве телефонную трубку, услышал рассказ о соборах, улочках и музеях Бельведера. Одного только он не узнал: звонила Сашенька из номера господина Ливчика.
Господин Ливчик, которому Сашенька ещё в Москве сообщила, что уезжает в Австрию, сам изъявил желание провести денёк-другой в Европе. Уладив какие-то свои дела в Москве, он следом за Сашенькой и Асей выехал в Вену. Через пару дней пребывания в гостинице напротив вокзала, сёстры переселились в самый центр австрийской столицы. Новое пристанище произвело на них колоссальное впечатление — обтянутые шёлком стены, массивная мебель, картины…
Для Аси был снят отдельный номер с двуспальной кроватью. А Сашенька разместилась у господина Ливчика, который занимал две комнаты.
На другое утро после переезда господин Ливчик куда-то уехал, и Ася с Сашенькой остались одни. Крепко позавтракав в номере у Сашеньки, они, преисполненные втайне одна — гордости, а другая — зависти, снова отправились гулять. Чтобы не терять времени даром и вернуться домой обогащёнными, решили обойти все музеи Вены, коих оказалось немало. Побывали на квартире Фрейда, после чего отправились к могиле Моцарта. Сашенька аккуратно заносила впечатления в специальную книжечку, купленную в какой-то лавке. «Посетили музей Зигмунда Фрейда, — начала она свои записи. — Тут на диване вышитая подушечка, почти как у тёти Лили в гостиной! Довольно далеко от центра…» Но после кладбища, уходившись, решили отдохнуть, и остаток дня провели в кафе и магазинах. Господин Ливчик вернулся в отель уже вечером. Втроём они поужинали и разошлись спать. Наутро господин Ливчик снова уехал. И пока Ася принимала у себя в номере ванну, Сашенька от нечего делать спустилась вниз и, расположившись в мягком кресле, принялась рассматривать публику. Внимание её сразу же привлёк молодой красавец-брюнет, кто-то из постояльцев отеля, одетый в тёмно-синий пиджак с золотыми пуговицами. Заложив руки за спину и чуть подавшись вперёд он с самым любезным видом объяснял что-то пожилой даме в белом костюме. Потом он указал куда-то рукой, и дама, благодарно ему улыбнувшись, удалилась в том направлении. Лишь только она отошла, красавец выпрямился и оглядел холл. Тут он заметил Сашеньку, не сводившую с него глаз. Вежливо ответив ей улыбкой, он отвернулся, но тут же, как бы невзначай и как бы желая проверить свою догадку, снова взглянул на неё. Сашенька ему улыбнулась. Тогда он оглянулся вокруг себя, точно опасаясь, как бы кто не заметил этот немой разговор, и неторопливо направился к Сашеньке. Внутри у Сашеньки вдруг заныло, и она поняла, что вот сейчас произойдёт что-то очень важное, неотвратимое, сопротивляться чему она не может и не хочет. Она одеревенела и впилась пальчиками в подлокотники, точно сидела не в роскошном холле, а в зубоврачебном кабинете. Брюнет подошёл к ней и, чуть наклонившись, что-то спросил по-немецки. Сашенька не знала немецкого языка, а потому в ответ только засмеялась ненатуральным смехом и кокетливо повела плечом, отчего с плеча у неё соскользнула бретелька платья. Брюнет чуть заметно шевельнул бровью, посмотрел на оголившееся плечо Сашеньки и повторил свой вопрос по-английски:
— Могу я вам помочь?
Сашенька опять засмеялась, но уже совсем иначе — было видно, что она поняла вопрос.
Не дожидаясь её ответа, брюнет спросил:
— Вы живёте в этом отеле?
Сашенька кивнула, показала ему ключ от номера и опять засмеялась.
— А вы здесь работаете? — кокетливо спросила она.
— О нет! — снисходительно улыбнулся брюнет.
— А в каком номере вы живёте? — сама от себя не ожидая, спросила Сашенька.
Он усмехнулся, оглядел её всю, так что Сашеньке показалось, что он ощупал её глазами, и проговорил:
— Пожалуйста, подождите минуту!
Потом отошёл к стойке администратора, что-то сказал там, и не спеша вернулся.
— Пойдёмте, — произнёс он, вперив в Сашеньку смородиновые глаза, — я могу показать вам свой номер.
И пошёл вперёд.
Сашенька послушно повлеклась за ним.
Вдруг он обернулся и сказал тихо:
— Мне нравятся блондинки…
Примерно через полчаса в номере у Аси Сашенька, захлёбываясь и поминутно оглядываясь, как будто опасаясь, что откроется дверь и возникнет господин Ливчик, рассказывала Асе:
— …Третий… Теперь уже трое!..
И далее с наивным бесстыдством, представляющимся ей каким-то особенным шиком, присущим только внутренне свободным людям, попыталась на словах изобразить Асе всё то, что произошло между ней и красавцем в синем пиджаке.
Ася, занятая своим макияжем, казалась безучастной к рассказу. И только, когда Сашенька присвоила новому знакомому порядковый номер, Ася фыркнула, отвернулась от зеркала к Сашеньке, и спросила:
— Ты что, рекорды бьёшь?
На что Сашенька отвечала, что «третий» — итальянец и красив как бог, и что любая девушка на её месте поступила бы также.
Когда, спустя время, сёстры отправились на прогулку, и божественный итальянец даже не взглянул в их сторону, Сашенька почувствовала себя уязвлённой. Но Асе удалось скоро успокоить кузину, внушив ей, что итальянец действительно хорош, а не смотрит, потому что… мало ли что.
Красивого итальянца Сашенька больше не встречала. И хотя она утверждала, что это ей безразлично, и она получила уже, что хотела, на самом деле она грустила, потому что мечтала о нём и в мечтах уносилась так далеко, что видела себя гражданкой Италии.
X
Каждый день повторялось одно и тоже. С утра господин Ливчик уезжал куда-то, а Сашенька и Ася отправлялись гулять. Вечером встречались в отеле, ужинали и расходились спать. Ася, едва пересекли границу, забыла совершенно о своём Боре. И во всё путешествие ни разу, ни единым словом не обмолвилась о нём. Да и Сашенька вспоминала об Алмазове неохотно, как о чём-то скучном и неинтересном, оставшемся где-то очень далеко, может быть, даже в другой жизни. И когда, уже накануне отъезда в Москву, господин Ливчик, устраивавшийся на ночлег и занявший собой добрую половину кровати, спросил у неё: «А что твой муж? Кто он?», — первым движением Сашеньки было рассмеяться. В самом деле, смешным показалось, что где-то у неё есть муж.
— Ну, а всё-таки? — повторил господин Ливчик.
Сашенька присела возле господина Ливчика на край кровати, и чтобы лучше думалось, закатила глаза и приоткрыла ротик.
— Ну… он бизнесмен, — протянула она — Похож на Тома Круза.
Здесь она захлопнула ротик и перевела глаза с потолка на господина Ливчика, давая тем самым понять, что сказано всё. Господин Ливчик молча выслушал Сашеньку и очень небрежно, точно речь шла о мелком поручении, сказал:
— Ты вот что… Давай-ка уходи от своего Тома Круза… Жениться я на тебе не обещаю — кто теперь женится? — и он посмотрел на Сашеньку с таким выражением, будто хотел сказать, что видит в ней равную и потому не опускается до объяснения очевидных вещей. Польщённая Сашенька с пониманием кивнула. А господин Ливчик продолжал:
— В Москве оформим на тебя квартиру, и переезжай… Подумай. Завтра скажешь, что решила.
Потом господин Ливчик выключил свет и с кряхтением перевалился на бок, так что кровать под ним застонала.
Предложение господин Ливчика было так неожиданно, что Сашенька в первую минуту растерялась и почувствовала, что все мысли у неё кончились. Ещё бы! Быть женой господин Ливчика — да об этом можно только мечтать! Правда, он говорит, что не обещает жениться, ну, да это ли важно! Кто сегодня женится? Только мещане, которые ничего не понимают.
Сашенька на цыпочках обошла кровать и осторожно, как будто кровать была хрустальной, легла рядом с господином Ливчиком. Натянув до подбородка мягкое душистое одеяло, она замерла и впилась глазами в темноту. Нужно было обдумать, что делать, и к утру принять решение. Конечно, она, не колеблясь, приняла бы предложение господина Ливчика, будь она свободной. Но в Москве Сашеньку ждал муж. И Сашеньке было жаль его — ведь он так её любит. Но разве она виновата, что родилась такой красивой? И неужели позволить одному только Алмазову наслаждаться её красотой, когда есть и другие желающие. Это было бы несправедливо. Ведь это всё равно, что прятать от людей прекрасные статуи и картины. Разве она виновата, что природа не наделила её другими талантами, как только талантом нравиться, пленять, кружить головы? А Сашенька теперь уж не сомневалась, что в её власти вскружить голову всякому. Список её побед был не велик, но лиха беда начало, главное, поверить в свои силы. А посвящать всю себя одному мужчине, семье — это удел некрасивых, тех, кому уж больше ничего не остаётся. Ведь всё это скучно, убого и серо в сравнении с той разноцветной, как радуга, жизнью, что доступна красавицам. К тому же Алмазов не то, чтобы беден, но и совсем не богат. Правда, он похож на Тома Круза, а господин Ливчик похож всего лишь на сову. Но одним сходством с кумиром сыт не будешь.
