— Ну, Лёх! — совсем уже не громко, остановившись, позвал Новиков.
Лёха в ответ на это решительно натянул шапку на уши, и поскакал впереди всей своей толпы, куда-то зазывая друзей. Девушки застрекотали на своих каблучках вслед.
«…для Лёшки случившееся с нами было как все его влюблённости — сначала жарко, яростно, бурно, а затем, очень скоро — вообще никак», — думал Новиков, спустя минут пятнадцать, глядя в асфальт и поминутно на кого-нибудь натыкаясь.
«…или сейчас всё сложнее? — спрашивал себя Новиков, и тут же отвечал, — А чем сложнее? Всё то же самое».
«…вот ведь как странно, — думал Новиков, — человек ведёт себя схожим образом в казалось бы совершенно противоположных ситуациях…»
«…ну и потом — я видел его… верней сказать, слышал — в слабости… а он меня, вроде бы и нет… такое сложно простить…»
За этими размышлениями Новиков вернулся домой, при чём размышления по большей части состояли из одного слова: «Эх, Лёха. Лёха-Лёха-Лёха-Лёха. Лёха. Лёха-Лёха».
У подъезда Новиков пнул розовую, с утра мытую шампунем истеричку, в надежде услышать хоть её голос — но, видимо, хозяйка, устав вскакивать ночами, отключила сигналку.
По радио, которое по советской ещё привычке отец держал и слушал на кухне, сообщили, что умер известный бард, Кукин.
Новиков доел холодную яичницу, стоя у плиты.
Он позвонил отцу утром, сказал: «Привет».
Отец смолчал в трубку.
— Я хочу… в общем, сплавиться на лодке, — сказал Новиков, старательно избегая слова «папа», — Как ты. Ты ж сплавлялся по Кирже.
— И что? — спросил отец.
— Мне надо немного денег, у меня совсем нет, — сказал Новиков, — И ещё что б ты мне объяснил, что с собой взять. Чтоб всё нормально прошло.
— Съездил бы хоть раз со мной — ничего б тебе объяснять не пришлось, — сказал отец.
— Ты меня никогда не брал, — ответил Новиков спокойно.
— А, по-моему, ты никогда и не хотел, — сказал отец с желчным вызовом.
С той стороны что-то запричитала мать.
— Да ладно, ладно, — отмахнулся отец, и, уже обращаясь к Новикову, сказал, — Записывай. Только деньги тебе всё равно не понадобятся. У меня всё есть.
Новиков записал остановку, до которой должен добраться на электричке («от остановки по натоптанной тропинке вниз, вдоль бывшей узкоколейки… знаешь, что такое узкоколейка?») Деревенский адрес отцовского знакомца, у которого отец хранил лодку. («…скажешь от меня, скажешь, что сын, скажешь, что я просил доверить тебе»). И всё то, что ему необходимо уложить в рюкзак: спининг («ты рыбу-то хоть ловил когда-нибудь?.. удочку тогда возьми обычную, всё равно все блёсны растеряешь сразу…»), отцовскую безрукавку из оленьего меха («…не прожги только её…»), отцовский охотничий нож («потеряешь — вообще лучше не возвращайся …»), отцовский бинокль (то же самое, что про нож), «поджопник на резиночке — удобная штука, не снимай её, а то застудишь свои… придатки», топор (без комментариев), а также одноместную палатку, сапоги, спальный мешок, кастрюлю, сковородку, ложку, три буханки хлеба, двадцать пачек макарон б/п, спички, соль, сахар, чай («…это всё надо завернуть в непроницаемый пакет…»), банку сгущёнки, пять банок тушёнки.
— Хоть на билет-то дай денег, — попросил Новиков.
Не без удовольствия он принялся за сборы.
Деньги лежали в одной из книг скромной отцовской библиотеки. Книга называлась Соколов-Микитов. Новиков так и не прочёл её раньше, хотя с детства собирался. Первым делом взял книгу с собой, и вообще понабрал много лишних вещей, вроде тапок, курток и шапок, из-за которых в рюкзак не вместилось самое главное.
Пришлось всё выгрузить и начать заново.
Новиков твёрдо понял, что не пойдёт ни в какую прокуратуру, не мстить, не караулить опера у подъезда, никуда. Лёшка прав. Забыть.
Взял с собой только то, что велел отец, плюс мобильный телефон.
И даже так рюкзак получился тяжеленным. В основном из-за тушёнки, которую отец с собой не брал, так как по дороге охотился на птицу и зайца. Но ружьё сыну он даже не предложил. Новиков и не взял бы его, он, честно говоря, до сих пор несколько пугался держать оружие в руках.
Но об этом он тоже не думал, зато внутри, как хороший, наваристый, плотный бульон, закипало вкусное, замечательное, почти что детское ощущение: «Я мужик, я — мужик, я всё делаю, как мужик, и буду ночевать в лесу один, как мужик».
Новиков на мгновение представил себя в лесу у костра, и тут же стало немного страшно. Даже пришла мысль позвать то ли Ларку, то ли Лёху в путь.
«Мамку ещё с собой возьми», — огрызнулся сам на себя Новиков.
Взвалил рюкзак и поехал на электричку. Чего откладывать-то.
По дороге в электричке всё доставал телефон, чтоб хоть кому-нибудь написать, куда он собрался — но было, в общем, некому.
Позвонил напарнику по работе, взял и выложил ему свой план.
— Я не понял, — ответил тот, — у тебя отпуск, что ли? Ты ж отгулял уже! Ты там не пришалел?
Напарник не разделил новиковского настроя. Зато узнал, что Новиков вовсе не собирается на работу.
Отцовским знакомцем оказался весёлый дедок, который пытался починить безучастный ко всему мотоцикл.
— Новикова сын? — удивился дед, — А он не говорил никогда про сына.
Новиков молча стянул рюкзак, и поставил его у забора.
— А вот рюкзак узнаю, — сказал дед, — Рюкзак его. И нож его повесил на ремень. Ну-ка, вынь… Ага, его. Ну, бери лодку тогда.
И остался сидеть у мотоцикла.
— А где лодка-то? — спросил Новиков.
— Да где, — ответил из-под мотоцикла дед, — На месте…
Вылез, неся в промасленной ладони какую-то настрадавшуюся деталь.
— Как поедешь в другой раз — вот такую штуку найди мне в магазине, — и переложил её в ладонь Новикову, — А лучше отцу отдай. Отец найдёт.
Провожать Новикова к реке дед, к счастью, не пошёл. Новиков сначала оттащил лодку, потом рюкзак, потом заметил, что вёсел нет.
Вернулся к деду, поминутно оглядываясь на оставленные у воды вещи — благо, дедов дом стоял неподалёку от реки.
— А вёсла-то? — спросил Новиков, не входя в калитку, чтоб видеть лодку с рюкзаком.
Дед сходил в сарайку, вернулся с одним веслом.
— А второе? — спросил Новиков.
— Запасное, что ли? — спросил дед.
— Зачем запасное? Второе! — повторил Новиков.
— А! — дед мелко засмеялся, — Сынок, эта лодка одним веслом управляется. Гонишь воду вдоль правой кормы, а потом выправляешь ход. Понял?
Новиков кивнул. Ничего он не понял.
Дед и в этот раз не пошёл к реке, увлечённый своим мотоциклом.
Новиков поскорее спихнул лодку в воду, бросил туда рюкзак, весло, поспешил сам вослед, сразу хлебнул сапогом, но когда очутился в лодке, тут же заулыбался — а плыву ведь, а получилось. Тем более, что вниз по течению.
«Может, вообще грести не надо?» — подумал Новиков весело.
Но лодку сразу повлекло куда-то к обрушившемуся с высокого берега дереву, пришлось хвататься-таки за весло.
Грести, конечно, не удавалось никак, Новиков только гонял лодку по кругу, едва не плача от стыда: всё поглядывал, а не появился ли дед на берегу.
Через минуту Новиков сообразил, что веслом хоть и нельзя грести, зато можно толкаться им от дна. Дно было неглубоко.
— Мужик! — громко сказал сам себе Новиков, улыбаясь во весь рот.
Всё получалось коряво, зато лодка всё-таки двигалась. Как он поплывёт против течения назад, Новиков пока не думал.
«Может, спуститься на сто метров ниже деревни, и там остаться?» — попытался себя развеселить Новиков, но высказанное им прозвучало чуть серьёзнее, чем надо бы.
Где-то во дворе громко то ли бензопила заверещала, то ли дедов мотоцикл ожил, Новиков чертыхнулся и уронил весло.
— Эй! — позвал Новиков его.
Поначалу весло было близко, Новиков начал подгребать к нему руками, попытка едва не стала успешной… но тут из верхнего кармана куртки юркнул в воду мобильный, чёрт знает зачем взятый с собой. Некоторое время Новиков его видел, потом он резко ушёл в тёмную воду.
Дальше река пошла вширь, течение подхватило лодку в одну сторону, весло заскользило куда-то вправо…
Новиков кинулся к рюкзаку, вздёрнул его на дыбы, полез зачем-то внутрь, — ему казалось, что там может быть спасенье — сразу схватился за топор, неловко попытался его извлечь наружу и распахал руку остриём.
Попробовал, как дурак, то ли подцепить топором уплывающее весло, то ли подгрести к нему, используя топор вместо весла.
Всё оказалось безуспешным.
Кровь сочилась и растворялась в воде.
Новиков от бессилия и обидной боли кинул топором в сторону весла. Едва не выпал сам, зато качнул лодку, и завалившийся рюкзак щедро высыпал всё, что там хозяйской рукой Новикова было навалено сверху: тушёнку, сгущёнку, отцовский бинокль, сковородку с ложкой и эту, подстилку, чтоб не застудить придатки — она единственная не утонула и поплыла куда-то вослед за веслом.
