И это накануне первенства области! Он давно уже понял, что для многих в секции велосипед был просто развлечением. Ни о каких победах, высоких результатах они я и не помышляли. Но при этом катались на отличных гоночных машинах, а он все мучился со своим старым, разбитым «восьмискоростником». А сколько еще способных ребят могли бы тренироваться па на хороших машинах, на которых сейчас раскатывают лысеющие «старички» вроде Соломине или прыщавый сынок директора стадиона!
Все это задевало и огорчало Володю, по но вместе с тем у него появилось и какое–то чувство освобождения. Он теперь ничего не ждал от секции и ничем не считал себя обязанным ей. Тренировался чаще всего один. Сам планировал себе нагрузки, отрабатывал технику педалирования, добиваясь, чтобы ноги работали как часы, четко и неутомимо. Ему очень не хватало сильных партнеров, с которыми можно было бы осваивать тактические приемы. Оставалось лишь состязаться с воображаемым противником, подобно тому, как в боксе ведут «бой с тенью». На стадион он заглядывал редко, да и то лишь затем, чтобы покопаться в куче старья, поискать нужные детали или заменить изношенные однотрубки.
Он много возился с велосипедом, но так и не добился ничего. По- прежнему тот работал лишь на трех скоростях, да и то ненадежно. То один, то другой узел выходил из строя. Тренироваться на такой машине можно было с грехом пополам, но состязаться с сильными гонщиками, а тем более выигрывать гонку — нечего было и думать. А именно к этому он стремился — иначе упорные интенсивные тренировки теряли для него всякий смысл.
Чем ближе было первенство области, тем чаще уныние охватывало его. Зачем он тренируется, зачем так изнуряет себя, если неизвестно даже, будет ли он стартовать в гонке, а если да, то где ему взять приличный велосипед. Полосухин обещал ему машину, но «обещанного три года ждут». Володя видел, что тренер относится к нему как–то неприязненно и чуть насмешливо, и это мешало ему лишний раз напомнить о себе… Семанов, который похваливал иногда Володю, замечая его старательность на тренировках и быстрые успехи, как–то сказал ему: «Ты бы поговорил с Аркашей по–человечески, попросил у него машину получше». — «Я просил». «А ты еще попроси, и не слазь с него». Но Володя лишь промолчал в ответ. Он не понимал, почему надо клянчить, надоедать тренеру, заискивать перед ним, если и так видно, что он сильно крутит, что он на голову выше других. «Ведь секция — не частная лавочка, — рассуждал он, — тренер и сам должен заботиться о росте молодых гонщиков, по справедливости распределять машины, а не по каким–то там своим личным симпатиям или в зависимости от того, кто больше наседает». Он считал, что тренер должен быть образцом справедливости, примером честного отношения к спорту. Полосухин таким примером не был, за это Володя не уважал его. А раз так, то и просить ничего не мог.
Как–то уже в начале июля, когда — редкий случай — в секции собрались почти все, тренер задержал парней, готовых после тренировки разъехаться по домам.
- Стоп, хлопцы, не разбегаться! — сказал он. — Нам треба еще собрание провесть.
- Какое собрание?.. — недовольно зашумели они.
- Собрание секции, дети мои. Треба ж нам обсудить, какие задачи, как с дисциплиной, с моральным, так сказать, климатом в коллективе. Руководство повелело собрание провесть и отчетец представить по форме. Кто у нас староста секции, запамятовал?
- Кажись, Ваню Гудко выбирали, — подал голос кто- то.
- Точно, — подтвердил Полосухин. — Так что прошу, Ванюша, в президиум, — хлопнул оп рукой по обшарпанной табуретке. — И протокольчик всенепременно…
- Да брось ты бюрократию разводить, — заворчал добродушный здоровяк Гудко. — Мне еще пацана из садика надо забрать. Жена и так пилит, что поздно возвращаюсь. Грозилась уж велосипед на помойку выбросить.
- А ты ее, Ваня, поучи маненько, — хохотнул Соломин. — Пущай знает, что у нас пока еще не матриархат.
- А у нас сосед соседа бил вчера велосипедом!.. — продекламировал ни к селу ни к городу Ядыкин, но все засмеялись, потому что настроение было такое.
- В натуре, Аркан, — тянул свое Ваня Гудко. — Нацарапай там, что, мол, принимаем, обязуемся…
- …Выставить команду на Велогонку Мира, — вставил Пряжников.
- …И выиграть как в личном, так и в командном зачете, — подхватил Семанов.
Все опять засмеялись. Настроение было благодушное, смеялись по любому поводу, и, чувствуя это, острили даже те, кто редко шутил. Ребята с ленцой рассаживались по скамьям. Кто подтягивал гайку на велосипеде — спрятал ключ, кто подкачивал однотрубки — убрал насос. Но никто уже не спешил уходить — если не собрание, а так просто потрепаться чуток, то можно и посидеть еще.
— Эх, счас бы кружечку пивка… — поглаживая себя по животу, как завзятый любитель, мечтательно протянул Ядыкин.
- А что, — в шутку предложил кто- то. — Может, перенесем собрание в «Голубой Дунай»?
- А может, в ресторане банкет закажем.
- Ну ладно, хлопцы, ближе к телу, как говорил Остап Бендер. — Полосухин достал зубочистку и поковырял в зубах. — Нам дают новый десятискоростник.
- Ого!.. — оживились ребята. А у Володи екнуло сердце. Эта новость явно касалась его — у кого же еще в секции хуже велосипед. Новую машину ему, может, и не дадут, но хоть чью–то приличную. Любой велосипед в секции лучше, чем его рухлядь.
- Новую машину Семанову, — сказал тренер. — Он у вас ветеран, входит в сборную, лидер, так сказать.
- Само собой! — поддержали его. Семанов не выразил ни удивления, ни радости — видно, уже знал заранее.
— Семановскую машину возьмет Ядыкин, — сказал тренер будничным голосом, как нечто само собой разумеющееся. Ядыкин привстал и шутливо сделал ручкой.
Володя сидел ошеломленный. Это было так неожиданно, что он не сразу сообразил. Ну ладно, не ему дали семановский «Чемпион», так пусть тогда Саше Рябову — у него ведь тоже машина «на соплях», а без него команды не будет. А Ядыкин — пустое место, от него же толку как от козла молока. Володя посмотрел на Рябова: тот сидел мрачный, взглядом уперся в пол.
— И последний вопрос нашей повестки дня. — Полосухин ковырнул зубочисткой в зубах. — Двенадцатого у нас первенство области. Приедут сильные гонщики. Так что треба не опозориться. Всем, кто включен в команду, пройти медосмотр и быть в полной форме.
И здесь возражений не было.
- Ну что, пойдем по пиву, что ли, ударим? — предложил Соломин, вставая.
- Я — за!.. — вскочил Ядыкин.
- Детям пиво вредно, — сказал Аркашка. — И вообще смотрите у меня, вьюноши, не подкачайте. Начальство уже стружку с меня снимает за слабый рост мастерства. Чтоб на этот раз хорошо выступили.
- На чем выступили? — мрачно сказал Володя. — На этих драндулетах? — указал он на свою и Сашину машины. — Какой смысл? Гонишь лошадей, а среди дороги ломается телега.
- Охо–хо!.. — усмехнулся Полосухин. — Какие мы капризные! Подавай нам новенький десятискоростник, тогда мы поедем.
- А что, — упрямо сказал Володя и встал. — Могли бы и неплохо выступить, если бы у нас с Рябовым были приличные машины. А Ядыкин все равно не потянет, разве не видно?.. Ну, давайте хотя бы прикидку устроим: кто первым придет, тому и машина новая. Чтоб по справедливости… — Он говорил волнуясь, вздрагивая от внутреннего напряжения, но изо всех сил старался держать себя в руках. Он не любил, не умел выступать, хотя живо на все реагировал. Слишком живо, потому и не получалось у него связно, убедительно, как надо. Если начинал говорить, то его несло. Он и сейчас уже чувствовал, что его несет, но еще держался спокойно, надеясь, что его поддержат, поймут или, на худой конец, объяснят, в чем он не прав.
— А что, — как–то неуверенно поддержал его Саша. — В самом деле…
Но Пряжников сидел со скучающим лицом, будто все это его не касается. А Ядыкин прямо рот открыл от удивления и веселого ожидания: ну давай, мол, шуруй дальше!
— Вот молодежь пошла, — сокрушенно покачал своей лысоватой головой Соломин. — Без году неделя в секции, а уже права качают. Ты хоть одну гонку выиграл? Ты хоть где–нибудь показал приличный результат?..
— Потому и не выиграл, что машины нет!
Володя чувствовал, что его не поддерживают, но не потому, что неправ, а просто некстати он выступил и слишком горячо. Было такое хорошее благодушное настроение, все балагурили, веселились, а тут встает какой–то салага и начинает воду мутить. Да и вообще никогда эти вопросы в секции не обсуждались. Все же тренер здесь Полосухин — как скажет, так и будет. Если кто и бывал недоволен, то так, отведет душу, поворчит втихаря, и ладно. А он вдруг встал и прямо заговорил. Как–то непривычно все это было.
Полосухин выслушал его с мудрой снисходительной усмешкой.
