Никогда раньше Аарон не чувствовал такого ликования и благодарности. Ему хотелось навсегда остаться здесь. Он позабыл обо всем и обо всех, кто ждал его там, внизу, на равнине. Он наслаждался этим моментом, счастливый от созерцания Божьей силы и могущества. Он чувствовал себя кем-то маленьким, но вовсе не незначительным, одним из множества, но нужным и желанным. Манна имела небесный вкус, а вода вернула силы.
Моисей положил руку на плечо Аарона.
— Господь призвал меня на вершину горы, чтобы дать мне Закон для Своего народа. Останься здесь и подожди, пока мы не вернемся.
— Мы?
— Иисус Навин пойдет на вершину вместе со мной.
Аарон почувствовал, как на него нахлынула волна недовольства. Он смотрел не на Моисея, а на юношу.
— Он из колена Ефрема, а не Левия.
— Аарон, — тихо произнес Моисей. — Разве мы не должны подчиняться Господу во всем?
Сердце Аарона сжалось. Губы задрожали.
— Да, — ответил он.
«Я хочу пойти, — хотелось сказать ему. — Я хочу быть рядом с тобой! Почему ты отсылаешь меня теперь?»
Аарона вдруг захлестнули чувства того одинокого мальчика, который когда-то прятался в тростнике. Выбрали кого-то другого.
Моисей обратился ко всем старейшинам:
— Если возникнут проблемы, пока меня не будет, советуйтесь с Аароном и Ором — они остаются с вами.
Сказав это, Моисей повернулся и пошел по тропинке к вершине горы, Иисус сопровождал его. Чувствуя себя обделенным, Аарон проводил их долгим взглядом. Слезы обжигали глаза. Он поморгал, пытаясь усмирить нахлынувшие эмоции. «Почему Иисус? Почему не я?» Разве не он должен был разыскать Моисея в пустыне? Разве не его избрал Господь, чтобы говорить вместо Моисея? В горле Аарона стоял удушливый ком. «Это несправедливо!» — думал он.
Аарон остался со старейшинами, и сейчас ноша его была тяжелее, чем когда-либо.
* * *
Уже шесть дней Аарон и старейшины оставались на горе. Вершину окутывало облако. Моисей и Иисус Навин были на некотором расстоянии, их было видно. На седьмой день Господь воззвал к Моисею из облака. Аарон и старейшины слышали Голос, низкий, как раскаты грома. Моисей стал подниматься выше, направляясь к вершине, Иисус Навин — следом за ним. Они видели, как брат Аарона вошел в облако, а Иисус остался в ожидании его, стоя, как часовой на посту. Внезапно раздался трубный звук, и из вершины вырвался сияющий столп огня.
Снизу доносились крики людей.
— Аарон! — встревоженно сказал Ор. — Мы должны успокоить народ!
Аарон продолжал сидеть спиной к остальным.
— Моисей сказал нам ждать здесь.
— Старейшины спускаются.
— Мы должны быть здесь!
— Аарон! — снова позвал его Ор. — Ты нужен им!
Из глаз Аарона катились горькие слезы. «Почему? Боже, ну почему именно меня должны были оставить?»
— Моисей сказал, что они должны обращаться к нам за советами. Если они пересекут черту, то Господь поразит их!
Аарон зажмурил глаза.
— Хорошо! — Опустив голову, он стал медленно спускаться по тропе, с твердым намерением делать все, что потребует от него Господь.
В последний раз оглянувшись назад, Аарон посмотрел на вершину. У края облака, покрывавшего гору, в легкой дымке стоял Иисус Навин.
* * *
Испуганные старейшины окружили Аарона.
— Прошло десять дней, Аарон! И огонь все время горит, — растерянно сказал один из них. — Все думают, что Моисей мертв.
— Разве Господь Бог убил бы Своего избранника? — недовольно спросил Аарон.
— Ни один человек не выжил бы в таком пламени!
— Иисус Навин тоже не возвращается.
— Кто-то должен подняться и посмотреть, может…
Аарон взглянул на своих сыновей.
— Никто не должен подходить к горе! Вы что, забыли о границе, которую очертил Бог? Это святая земля! Всякий, кто приблизится, будет насмерть поражен Господом!
— Тогда Моисей и Иисус уже точно мертвы.
— Мой брат жив! Сам Господь призвал его на вершину горы получить Слово. Он спустится к нам!
Корей покачал головой.
— Ну, ты и придумаешь, Аарон! — возразил он. — Ты посмотри туда! Какой человек выдержит такое пламя?
— Огонь поглотит тебя, если ты будешь противиться Господу!
Они заговорили все одновременно.
Тогда Аарон закричал: — Идите по своим шатрам! Собирайте каждое утро манну, как вам было велено. Пейте воду, которую дал нам Господь. И ждите, как и я жду!
Он вошел в свой шатер и задернул полог. Сев на подушку, закрыл лицо. Он не хотел выслушивать их сомнения. У него и своих сомнений было предостаточно. Моисей сказал ждать. «Я должен ждать. Господь, помоги мне ждать!»
Он подумал об Иисусе, стоявшем там, на вершине, рядом с Моисеем. Иисус Навин — тот, кого выбрал его брат…
— Тебе не кажется, что ты должен…
Он посмотрел в глаза сестры.
Она шумно вздохнула.
— Я просто подумала… — Несколько мгновений она выдержала его пристальный взгляд, потом отвела глаза, опустила голову и опять стала чесать шерсть.
Даже сыновья Аарона изводили его вопросами.
— Я не знаю, почему он так долго на горе! — то и дело отвечал он. — Я не знаю, здоров ли он! Да! Он старик, а я еще старше. Будете и дальше донимать меня, сведете в могилу своими вопросами!
Когда очередной тяжелый день, со множеством разбирательств и советов, наконец, заканчивался, Аарон оставался один. Пока народ спал, он смотрел на гору, следил за пламенем на вершине. Как Моисей выносил это бремя? Как ему удавалось выслушивать эти многочисленные споры и не принимать ничью сторону?
«Я не могу это делать, Моисей. Тебе придется спуститься с горы. Ты должен вернуться!»
Может быть, Моисей умер? Он крепко зажмурил глаза, отгоняя эту мысль, но страх все же поднимался изнутри. Может, поэтому брат до сих пор не вернулся и не послал о себе весть? Тогда где Иисус Навин? Все еще ждет на том каменистом склоне? Все его запасы должны уже закончиться.
Народ вел себя как овцы без пастыря. Их вопросы стали больше походить на тупое мычание и блеяние животных. Аарон понял, что ему придется сделать что-нибудь, иначе люди будут разбредаться кто куда. Кто-то уже хотел вернуться в Египет. Другие решили пасти свои стада в землях мадианитян. И каждый был чем-то недоволен.
Аарон не мог спать. Собирал манну вместе со всеми, но почти не ел. Куда бы он ни пошел, его всюду встречали одними и теми же вопросами:
— Где Моисей? — «На горе с Богом». — Он жив? — «Уверен, что да». — Когда он вернется? — «Я не знаю. Не знаю!»
* * *
Прошло тридцать пять дней, потом тридцать шесть, тридцать семь. С каждым днем страх и гнев Аарона нарастали.
В шатре было душно, но он не выходил из него. Он знал, что как только покажется за порогом, народ набросится на него с вопросами, ответов на которые у него не было. Он устал от их ропота и недовольного нытья. Откуда ему знать, что происходит на горе?
«Моисей! Почему ты медлишь?»
Понимает ли Моисей, что его брату пришлось выдержать здесь, в этой пыльной долине? Сколько жалоб и претензий его заставили выслушать? Наверное, Моисей там, наверху, наслаждается пребыванием с Господом. Аарон понимал, что, если он очень быстро что-то не предпримет, люди забьют его камнями, а затем, как дикие ослы, разбредутся по пустыне!
Мариам окинула его тяжелым взглядом.
— Они зовут тебя.
— Я слышу.
— Кажется, они очень злятся.
«Кажется, они готовы забить кого-то камнями».
— Ты должен сделать что-нибудь, Аарон.
Он обернулся к Мариам.
— И что бы ты предложила?
— Я не знаю, но у них уже не осталось терпения. Дай им что-нибудь — надо занять их чем-то!
— Пусть снова делают кирпичи? Построят здесь город, у подножия горы?
— Аарон! — старейшины вошли в шатер. — Аарон! — с ними был Корей. Даже Ор уже терял веру. — Аарон, нам надо поговорить с тобой!
Аарон сдерживал слезы, его сердце трепетало.
— Бог оставил нас, — услышал он.
Может быть, Моисей — единственный, о ком Бог еще заботится? На горе все еще горел огонь. Моисей по-прежнему был там наедине с Богом. Может, Бог и Моисей забыли о нем и всем народе? Он медленно выдохнул воздух, его руки дрожали. Если Моисей еще жив… Прошло сорок дней. Восьмидесятилетний старик не смог бы столько времени продержаться…
Аарон вышел из шатра, его мгновенно окружили старейшины и народ. Как же ему надоело их нетерпение! Они уже не беспокоились о его брате. Кроме того, племена были готовы разделиться и разойтись на все четыре стороны — что угодно, только не оставаться у подножия горы. Они больше не хотели слышать слова: «Подождите, пока не вернется Моисей».
— Этот человек, Моисей, который вывел нас из Египта, исчез. Мы не знаем, что с ним сталось.
