Но почему все-таки Ася отдала предпочтение именно Фуаду? Может, причина была не в нем, в ней самой? Цветущая, полная жизненных сил молодая женщина не так давно развелась с мужем. Одиночество угнетало ее. Ей были противны наглые домогательства мужчин. Фуад же был юн, чист, скромен.
Ни одна из женщин, с которыми Фуад был близок за эти двадцать лет, не дала ему столько по части «любовного» и жизненного опыта, сколько Ася. Они скрывали от всех свои отношения. Но мало-мальски проницательный человек мог бы все понять по глазам Аси: при виде Фуада они как бы загорались.
Ни одна из женщин Фуада не смотрела на него с такой нежностью, с такой страстью. Он, Фуад, зажег этот огонь в глазах Аси и он же его погасил.
Дважды Фуад встречал Охотника в городе вдрызг пьяным. В последний раз Охотник был в таком состоянии, что едва держался на ногах. Ничего не соображал. Фуад взял Охотника под руку, посадил в такси, достал у него из кармана паспорт, сказал таксисту адрес, даже рассчитался с ним. Несомненно, если бы не Фуад, Охотник провел бы эту ночь где-нибудь под кустом или же в милиции. Охотник не узнал Фуада — ни тогда, в пьяном виде, ни после, когда они опять встретились на улице.
«Румийя не может, не должна выходить замуж за такого пьяницу!» — думал Фуад. Решил: Бильгейс-ханум и Шовкю должны обязательно узнать, какая опасность подстерегает их дочь.
Вмешательства родителей не потребовалось. В один из дней Фуад услышал страшную новость: Охотник сгорел, умер от ожогов. Вначале он не поверил. Пошел к Шовкю. Румийя рыдала. Увидев Фуада, скрылась в своей комнате. Шовкю дома не было. Бильгейс-ханум сказала Фуаду:
— Бедняжка, как убивается! — Увела Фуада в кухню, начала рассказывать шепотом: — Ты ведь знаешь, Румийя встречалась с одним парнем. Я говорю — встречалась, но между ними ничего такого не было, товарищами были, дружили. Иногда ходили вместе в кино, еще куда-нибудь, ходили вдвоем, втроем… — Фуад отметил про себя, что теперь, когда Охотника нет в живых, надо представлять их отношения именно так, как это делает Бильгейс-ханум, чтобы на Румийю не падала тень. — Да, но я не об этом. Вчера этот несчастный шел по улице, рядом с ним остановился горящий автобус. В автобусе находились дети. И дверь, говорят, заклинило, не открывалась. Ну, он схватил камень, разбил окно, спас нескольких детей, а сам… Говорят, волосы у него на голове вспыхнули, одежда запылала. Все тело обгорело. Когда подоспели пожарники и потушили огонь, было уже поздно. Парень скончался по дороге в больницу. Да ты, Фуад, должен был видеть его у нас. Охотником все его звали, не знаю почему. А настоящее его имя — Чингиз.
Фуад до сих пор не может понять, как Охотник мог совершить этот героический поступок. С виду он никак не походил на человека, способного пожертвовать собой. Любил кутить, гулять, жить на широкую ногу, модно одеваться, танцевать стильные танцы, говорить комплименты симпатичным девушкам. Кто бы мог подумать, что этот избалованный тип принесет в жертву свою жизнь ради чужих, незнакомых ему детей? Скорее всего Охотник был пьян, сам не понимал, что делает, вот и полез в огонь.
Фуад по сей день так думает.
Господи, на какие только безумства он не шел ради Румийи! Каждый день приходил к институту встречать ее. Случалось, всю ночь до утра бродил под ее окнами. Его не смущало, что Шовкю знает об этом. Напротив, ему даже хотелось, чтобы Шовкю был в курсе его «безумной» любви.
Фуад нисколько не сомневался: рано или поздно Румийя станет его женой. Он знал, что Шовкю тепло относится к нему. Но если бы даже Шовкю запротестовал и начал мешать ему, он не отказался бы от задуманного. Теперь, после смерти Охотника, на свете не было силы, способной отнять у него Румийю.
Силы не было, однако имелась помеха. Ею была Ася. Правда, Фуад не считал ее столь уж серьезным препятствием. Их связь продолжалась четыре года и вот-вот должна была завершиться. К сожалению, Ася еще не понимала этого. Женщина, дающая ему уроки жизненного опыта, не могла уразуметь самой элементарной истины, того, что он, Фуад, никогда не женится на ней, что слова «подожди, вот закончу институт» — всего лишь отговорка. Часто Фуаду казалось, что Ася сама понимает ситуацию и так, все прекрасно понимая, живет с ним. «А что, если не понимает? — спрашивал он себя иногда. — Что, если она предается бесплодным мечтаниям? — И отвечал себе: — Но я здесь при чем?» Как она всерьез может верить в то, что он, Фуад, женится на женщине, которая на десять лет старше его, которая была замужем и развелась, у которой есть шестилетняя дочь и которая вот уже четыре года сожительствует с ним? Жить четыре года с женщиной, а затем жениться на ней официально?!
Ася подрабатывала, печатая на машинке. Работала в институте, когда было свободное время, и дома — по вечерам. Заработанные деньги тратила на старенькую мать, на дочь, на Фуада. За модой не гналась, одевалась скромненько, но Фуада баловала: то рубашку ему купит, то модный галстук, то импортные туфли. Однажды подарила ему очень дорогие замшевые перчатки, которые до сих пор хранятся у него. Мечтала купить ему золотые часы.
Всякий раз, принимая подарок, Фуад ругал Асю:
— Ну зачем, зачем ты это делаешь? Пойми, ничего мне не надо! Кроме того, ты ставишь меня в очень неловкое положение. Ведь ты знаешь: я не могу ответить тебе тем же, у меня нет возможности делать тебе подарки. Предупреждаю тебя, Ася, если ты еще купишь мне что-нибудь, я не возьму!
Тем не менее брал. Всегда журил Асю и всегда брал. И всякий раз на глаза Аси навертывались слезы, она шмыгала носом, тихонечко плакала, прижимала Фуада к своей пышной груди, целовала его то в одну щеку, то в другую, шептала:
— Миленький мой, родной, Фуадик! Да буду я твоей жертвой! Ты ведь тоже — мой ребенок! Я — дура, сумасшедшая, но, клянусь аллахом, я люблю тебя! Люблю, люблю…
Вначале, на заре их отношений, пылкая любовь Аси вскружила Фуаду голову, необоримая сила влекла его к ней. Но шли месяцы, годы, их встречи в ее комнатушке в Баилове становились все более спокойными, теряли первозданную прелесть, праздничность, превращались для Фуада в скучную необходимость; а после того, как в его жизни появилась Румийя, они, эти встречи, сделались для него своего рода душевной пыткой. Несмотря на это, Фуад почему-то не спешил рвать с Асей. Он считал: ей не следует ничего говорить до тех пор, пока Румийя не станет официально его невестой. Думал он и о том, что Ася может наделать много глупостей, узнав, что причина их разрыва — юная, красивая дочь Шовкю Шафизаде. Боялся, что Ася в гневе может потерять контроль над собой, начнет мстить ему. К счастью, он никогда не писал Асе ни писем, ни записок. Об их связи могли только догадываться. Но ведь догадки, предположения — не доказательства. Ася в припадке ревности могла обратиться в деканат. Фуад предусмотрел и этот вариант. В этом случае он пришел бы в кабинет своего «земляка» Зюльфугарова и поговорил бы с ним «как мужчина с мужчиной». Он сказал бы ему: «Зарубите у себя на носу: я женюсь на дочери Шовкю Шафизаде, если даже сегодня произойдет светопреставление! А когда я женюсь на ней, я руками моего тестя сведу счеты с каждым, кто делал мне неприятности, вставлял мне палки в колеса, портил мне кровь!» «Такие, как Зюльфугаров, — думал Фуад, — иного языка не понимают. Ясно, что Зюльфугаров испугается идти против меня». Он помнил слова Шовкю: «…но один Шовкю Шафизаде превратит в лепешку, раздавит сотню зюльфугаровых!»
И все-таки Фуаду совсем не хотелось скандала. «Не дай бог, не дай бог! — размышлял он. — Зачем мне скандал?! Я должен расстаться с Асей по-хорошему. Ведь она показала себя верным другом, преданной женщиной. Ася была мне опорой в трудные дни моей жизни. И кроме того… у нее все еще впереди. Встретит хорошего человека, снова создаст семью, будет счастлива. Тридцать четыре года — не так уж много!»
Да, очень ему не хотелось огорчать Асю, причинять ей боль. Их связывали четыре года! Шутка ли?! Столько воспоминаний! Но и приносить в жертву приятным воспоминаниям свое будущее он не собирался. Что было — то прошло! Настало время расставаться. Их дороги разошлись.
После продолжительного упорства, долгих кривляний, порядком потрепав Фуаду нервы, Румийя наконец дала согласие выйти за него замуж. Шовкю, узнав об этом, не стал возражать. Бильгейс-ханум была настроена решительно против.
— Нет, нет и нет! Фуад нам не пара! — твердила она. — Кто он такой?! Кто его родители?!
В конце концов и она смягчилась.
Четвертого января Курбан-киши и еще несколько человек, близких их семье, отправились сватами в дом Шовкю. В эту «делегацию», можно сказать, нахально пролез, затесался Зюльфугаров. Ему представился случай в первый (а может, и в последний) раз в жизни побывать в доме Шовкю Шафизаде, — мог ли он упустить такую возможность?
Шовкю встретил сватов крайне сдержанно, держал себя важно. Выслушал. Ответил:
