— И думать забудь об их мясе! — сердито оборвал его кормчий. — Ты навлечешь беду не только на себя, но и на всех нас. Я сам видел, как одного охотника местные жители растерзали за то, что, целясь в гуся, он нечаянно подстрелил священного ибиса. В Нижнем Египте строго запрещено убивать ибисов. Более того! Если птица издохнет своей смертью, верующий египтянин должен подобрать падаль, отвезти сюда, в Гермополь, и похоронить возле храма. Это считается благочестивым поступком. Говорят, в награду бог Гермес поможет человеку в торговле. Но поездка и похороны птицы стоят недешево, и бедные египтяне, увидев мертвого ибиса, предпочитают не замечать его.
— Не думал я, — пробормотал Демокрит, — что в стране мудрецов верят в такие глупости. Надо будет постараться все‑таки разобраться, почему так чтят египтяне эту птицу. Наверно, она приносит какую‑нибудь пользу.
Корабль быстро летел, подгоняемый попутным ветром. Солнце уже склонялось к закату и скоро должно было скрыться в песках западной пустыни, но жара по–прежнему была невыносимой. На корме корабля стояла большая глиняная бочка, наполненная нильской водой. Диагор черпнул кружкой немного желтой воды и, взглянув на нее, недовольно сморщился. Однако, отпив глоток, он жадно прильнул губами к кружке и осушил ее до дна.
— Какая вкусная вода! — сказал он, утирая губы. — И какая прохладная!
— Сколько раз я тебе приказывал не пить речной воды! — сердито крикнул Демокрит. — Или ты хочешь заболеть?!
— Твой раб не заболеет, — успокоил Демокрита кормчий, — Нильская вода стоит в домах неделями и никогда не загнивает, она безвредна. Даже иноземец может спокойно пить ее прямо из реки. Попробуй сам, какая она сладкая и прохладная.
Демокрит подошел к бочке, нагнулся над ней, вгляделся в неровные стенки сосуда, провел рукой по его поверхности, и, наконец зачерпнув воды, отпил немного.
— Понятно, — пробормотал он, — это может пригодиться. Когда поедем в пустыню, — обратился он вдруг к Диагору, — купишь для нас у египтян бочку с пористыми стенками. Просочившаяся наружу влага испаряется, а внутри вода остается прохладной.
Громкий всплеск прервал рассуждения Демокрита. Обернувшись, он увидел песчаную отмель, покрытую какими‑то длинными зеленовато–коричневыми, похожими на бревна животными. Это были гревшиеся на солнце крокодилы. Заметив приближающийся корабль, они зашевелились и стали настороженно следить за судном. Несколько животных, лениво передвигая лапами, подошли к краю отмели и скрылись в глубокой воде.
— Посмотри, господин! — заметил Диагор. — Каких только ужасов нам ни рассказывали о крокодилах, а они боятся людей даже на расстоянии. Видишь, как трусливо они удирают, едва завидев нас.
Демокрит внимательно наблюдал за лежащими на берегу крокодилами. Они широко разинули огромнейшие пасти, и у некоторых во рту прыгали и что‑то выклевывали маленькие птички.
— Какие храбрые птицы, — закричал пораженный Диагор, — ведь крокодилам ничего не стоит их проглотить!
— Такого еще не бывало, — усмехнулся кормчий, — эти птицы — живые зубочистки. Они выклевывают остатки пищи, крокодилу это нравится, и он не причиняет зла птицам.
Кормчий рассказал, что крокодилы охотно питаются гнилым мясом. Часто они, убив животное, не сразу съедают свою добычу, а оставляют в яме с водой на берегу или в тихой речной заводи. Когда падаль достаточно разложится, крокодилы пожирают ее.
Размножаются крокодилы, откладывая в песок яйца размером немногим больше гусиных. Самка закапывает яйца на глубину локтя[8] и сторожит их сорок—пятьдесят дней. Когда детеныши должны вылупиться, они поднимают сильный шум, и самка откапывает яйца, чтобы вылупившиеся крокодильчики не задохлись под толстым слоем песка. Взрослый крокодил достигает часто длины в двадцать локтей. Это животное удивительно тем, что, родившись таким маленьким, вырастает в огромного зверя, больше любого из тех, которые встречаются в Греции.
— Не слишком доверяйте миролюбивому виду крокодилов, — сказал кормчий, когда Демокрит спросил, почему эти огромные животные, завидев корабль, нырнули в воду. — Крокодилы очень опасны и иногда нападают на людей. Особенно часто они утаскивают в реку неосторожных женщин, приходящих к Нилу за водой, или детей, играющих на берегу. Поэтому те места, где обычно черпают воду из Нила, огораживают от крокодилов стоящим в воде частоколом. Когда крокодил приготовляется схватить человека, он начинает горько плакать от жалости к своей жертве. А потом схватывает ее, утаскивает в реку и съедает.
— Маловероятно, — с сомнением сказал Демокрит.
— Можешь мне поверить. Это действительно так. Недаром существует выражение — «крокодиловы слезы». Крокодил вообще необыкновенное животное. Его нижняя челюсть наглухо срослась с позвоночником. Когда крокодил разевает пасть, он не опускает, как мы, нижнюю челюсть — она у него остается неподвижной; зато верхнюю он подымает так высоко, что она образует с телом прямой угол. Кроме того, у крокодилов, единственных из всех животных, нет языка.
— Ну, в этом я очень сомневаюсь, — перебил кормчего Демокрит.
— Не хочешь верить мне, поверь знаменитому путешественнику Геродоту. Он сам рассказывал мне все это, когда я вез его на своем корабле из Египта.
— Геродот мог ошибаться, как и всякий другой. Пока я не увижу этого своими глазами, я не поверю, что существуют животные без языка.
— Если ты так глуп, что не веришь самому Геродоту, — рассвирепел кормчий, — то вот перед тобой крокодилы: можешь залезть к ним в пасть и проверить. Но о том, что увидишь, тебе придется рассказывать твоим покойным предкам.
После этих слов кормчий замолчал, не желая разговаривать с недоверчивым собеседником. Демокриту не оставалось ничего другого, как отправиться спать, так как быстро стемнело и на берегах, мимо которых проплывал корабль, ничего не было видно. Усевшись на палубе бок о бок и прислонившись спиной к борту, Демокрит и Диагор мгновенно заснули…
Сильный толчок и громкие голоса разбудили Демокрита. Он открыл глаза и увидел, что уже наступило утро. Пробираясь между многочисленными судами, стоявшими на реке, их корабль столкнулся с чьей‑то баржей. Тотчас послышалась разноязыкая ругань. Наконец последний толчок о покрытые зелеными водорослями скользкие сваи причала, корабль остановился, и на берег, брошенная ловкой рукой, полетела с борта веревка. Какой‑то человек на пристани подхватил ее и быстро привязал к торчащему из воды толстому бревну.
Город, к которому причалил корабль, был Навкратис.
КАКОЙ ЯЗЫК САМЫЙ ДРЕВНИЙ?
Сопровождаемый Диагором, Демокрит сошел на берег и направился в город. Первое, что поразило его в Навкратисе, это отсутствие акрополя. Для грека, привыкшего каждую минуту ожидать нападения врагов, крепость казалась необходимейшей принадлежностью каждого города. Проходя по улицам, Демокрит слышал вокруг себя различные греческие наречия: акающий говор дорййцев, привычное аканье ионийцев, характерную речь жителей Эолйды и еще какие‑то вовсе не привычные звучания греческих слов. Пестрота населения казалась никогда еще не бывавшему за пределами Греции Демокриту необычайной: рыжебородые персы, смуглые египтяне, темнокожие нубийцы, греки, эфиопы… Все они так мирно и дружелюбно разговаривали друг с другом, как будто никогда и не враждовали между собой.
— Как им удается жить в согласии? — удивлялся Демокрит, проталкиваясь через толпу. Он и не замечал, что говорит вслух.
— Об этом лучше всего спросить у самих жителей, — сказал молчавший до тех пор Диагор.
— Пожалуй, ты прав, — отвечал Демокрит. — Но прежде нам нужно найти дом Аркесилая. Кстати, он‑то, наверно, и сможет мне все объяснить.
Остановив проходившего мимо добродушного на вид толстого египтянина, Демокрит обратился к нему с вопросом:
— Не знаешь ли ты, где живет Аркесилай?
— А как же! — удивился толстяк. — Кто в Навкратисе не знает Аркесилая и его дом?! Аркесилай весьма почтенный человек, он у нас рыночный староста, а его дом — один из лучших в городе.
— Так проводи меня к нему, — попросил Демокрит. — Я только что приехал в Навкратис и сам не смогу найти дорогу.
Толстяк охотно согласился, и они пошли вместе.
— Я нигде не слышал столько наречий и языков сразу, как в вашем городе, — сказал Демокрит. — Должно быть, жителям трудно общаться друг с другом.
— Нет, — отвечал египтянин, — нисколько не трудно. Постоянно встречаясь с греками и персами, мы с детства говорим на нескольких языках, не прилагая к этому никаких усилий.
— Но, пожалуй, было бы удобнее, если бы все говорили на одном языке. Вам, живущим здесь, легко осваивать одновременно египетскую, персидскую и греческую речь, а мне пришлось немало потрудиться, прежде чем я стал немного понимать язык египтян, говорить по–вавилонски и по–персидски. А каково тем, кто ездит из страны в страну! Целой жизни не хватит, чтобы освоить все языки Востока.
