Алмазов подумал немного, попытался прикинуть, чем всё это может для него обернуться, понадеялся на «авось», этого русского бога, и решил дать своё согласие.
Через несколько дней на банковский счёт издательства поступила огромная денежная сумма. И тотчас же большая часть этой суммы ушла на счёт другой компании на оплату десяти автомобилей «BMW». На следующий день «чеченцы», погрузившись в свои новёхонькие машины, стройной колонной выехали из Москвы в неизвестном направлении. А ещё через несколько дней к Алмазову явились представители смоленской прокуратуры и объявили, что из Смоленска при помощи фальшивых банковских авизо был перечислен воздух. Что московский банк никаких денег не получал, а смоленский ничего никуда не переводил. Что «чеченцы» исчезли, как будто их и не было. А вместе с ними исчезли десять новёхоньких автомобилей «BMW». И что в связи со всем вышеизложенным, счёт издательского предприятия, как участника преступления, подвергается аресту, а само предприятие прекращает свою деятельность.
Алмазову, сумевшему убедить следователей, что и сам он жертва мошенников, что и сам он невинно пострадал, удалось, по счастью, избежать суда и, то, что называется, пройти по делу свидетелем. Но карьера издателя бесславно окончилась, деньги, бывшие настолько близко, что оставалось только протянуть руку, чтобы взять их, исчезли вовсе. Оставалось, правда, кое-что от Сервантеса, но это оставшееся было так ничтожно, так мизерно, что возбуждало скорее досаду, чем радость. И вот то ли с досады, то ли от безвыходности своего положения Алмазов, послушавшись совета одной очень опытной и деловой пожилой дамы, пристроил остававшиеся у него деньги в так называемую пирамиду.
Пирамиды, входившие тогда в большую моду, отчасти сродни банкам. Но только отчасти. Пирамида — банк мертворождённый. Банк, где вклады обольщённых высокой ставкой вкладчиков не преумножаются, но проедаются учредителями. Банк, обречённый на крах. Но в то время весь почти русский народ ничего не желал так сильно, как сделаться поскорее рантье. Этим и пользовались мошенники. Деньги принимались, взамен выдавались очень красивые бумажки, называемые «акциями». Не скупились и на рекламу, привлекая всё новых и новых простаков. Первое время за счёт непрерывно поступающих вкладов выплачивались даже проценты. А потом наступал момент, когда денег оказывалось собрано предостаточно, и мошенники, дабы не рисковать более, сворачивали всё дело и в одночасье куда-то пропадали. Пропадали и вклады незадачливых рантье.
Та самая пожилая дама, что присоветовала Алмазову отдать деньги в рост, сама вперёд отдала довольно большую сумму. И вскоре получила процент. Воодушевлённая, она рассчитала, что если процентов не трогать, а позволить им увеличивать основной капитал, то все последующие начисления неизбежно окажутся больше предыдущих. А к концу года на счету образуется сумма, с которой не страшно будет смотреть в будущее. С этим рассчётом она явилась к Алмазову и, руководимая побуждениями наилучшими, склонила и его разместить деньги в пирамиде. Получив свои проценты, Илья Сергеевич Алмазов воспрянул духом. Доход выходил приличный, а делать ничего ровным счётом не нужно было. Просчитав ещё раз всё предприятие, вместе с пожилой дамой пришли к выводу, что если вклады увеличить, взяв, например, взаймы, то всего лишь через несколько месяцев и капиталы вырастут, и долги можно будет вернуть. Так и поступили. Наделали долгов, отнесли деньги в пирамиду и стали ждать. Но в это самое время организаторы пирамиды, решив, очевидно, что довольно вкладчикам благоденствовать, пора и честь знать, свернули свою деятельность и были таковы. Алмазов вместе со своею приятельницею остались у разбитых корыт. Лишившись всех денег — и своих, и чужих — заметались они, как птички, попавшие в силок. Вскоре явились кредиторы и потребовали назад свои суммы. Последовала отсрочка, другая… А потом к Алмазову и пожилой даме стали наведываться какие-то молодые люди, очень спортивные и необыкновенно косноязычные. Изъяснялись они более жестами, нежели словами, и понять их было крайне трудно. Однако Алмазов уяснил, что жизни — его и пожилой дамы — находятся в опасности. И если не отдать в ближайшее время долгов, обоим придётся не сладко. Пожилая дама, делать нечего, продала московскую квартиру, расплатилась с кредиторами и вся в слезах укатила к родственникам в Йошкар-Олу. Что до Алмазова, он кинулся к знакомым, чтобы перезанять. Но те, зная о постигших его неудачах, а потому не надеясь получить назад свои деньги, под разными предлогами отказывали ему. Мало-помалу Алмазовым стало овладевать отчаяние. Способа погасить разом все свои векселя он не видел, как теперь выпутываться и что говорить кредиторам — понятия не имел. Что было делать? Но в этот момент совершенно неожиданно для всех объявился его старый школьный приятель. Тот успел уже сколотить неплохой капитал, а теперь ему нужны были люди, чтобы, как он говорил, «делать большие дела». Но не просто люди, людей-то по улицам много ходит, но люди умные, надёжные и расторопные. Таким и виделся ему Алмазов, которому предложил он работу, вызвавшись даже уплатить долги, и уверяя, что «всё это ерунда и скоро окупится». Выбирать Алмазову не приходилось, и он охотно принял предложение своего знакомца. И так оказался в той самой конторе, куда позднее явилась и Александра Ивановна Мироедова.
Дела у приятеля Алмазова и впрямь были большими. Трудно одним словом определить ту деятельность, которой он посвящал себя. Можно только сказать, что он, как какая-нибудь птица, хватал всё, что только плохо лежало, хватал и тут же продавал. Попадалась ли ему мороженая свинина, он продавал свинину, подворачивался алюминий, цветной металл, шёл в дело и алюминий. Раз даже попали к нему офорты Шишкина, пристроил он и офорты. В то время, когда Алмазов определился в его контору на должность директора по коммерции, он вынашивал новый замысел, воплощение которого, по всем расчётам, сулило колоссальную прибыль или как любил он говорить, «солидный profit».
Первое время, ещё не оправившись после истории со смоленской прокуратурой и пирамидой, Алмазов радовался своей участи, считал её большой удачей. Но время шло, и всё менялось…
Он стал задумываться, и странные, малознакомые мысли и образы полезли ему в голову. Какие-то витязи в островерхих шлемах и волнующихся на ветру алых плащах, какие-то офицеры в золотых эполетах. Одинокие белые церковки на повитых тихими речками бескрайних равнинах. Синие леса, светлые ночи, низкие, ползущие туманы…
— Ах, да поймите же! — восклицал он не раз, обращаясь к собеседнику. — Ведь это же пресыщенность!.. Эдакая свинская пресыщенность, когда ничего уже не хочется и ничто не радует. И неизвестно ещё, что лучше — бедность или эта самая пресыщенность. Ведь пока человек беден, он ещё может желать, и каждое сбывшееся желание, пусть даже мелочь какая-нибудь, оборачивается счастьем. А имея-то всё, и порадовать себя нечем! Вместо радости — азарт какой-то…
— Как вы можете говорить это, — негодовал он в другой раз на совершенно другого собеседника, — как вы можете говорить это, когда каждому человеку нужен в жизни какой-то великий смысл! Поймите, великий смысл, а не мелочная лавка!.. Алтарь, а не прилавок! Да я только теперь понял, как страшно это всеобщее стремление и добровольное желание быть лавочником — в царстве лавочников не родятся гении… В царстве лавочников родятся одинаковые люди, с рождения обречённые на сытость и злобное себялюбие, на ненависть ко всему, что мешает их сытости!..
И тихой грустью преисполнялся теперь Алмазов, вспоминая свою службу в казённом учреждении. Где тихо и прохладно в кабинетах, где жизнь течёт размеренно и ровно. И где все знали, что дело, которое делается сообща, нужно и важно.
Алмазов пробовал было заговаривать о своих сомнениях с бывшим приятелем, а ныне начальником. Но тот ничего не понимал, а только почему-то очень злился.
— Что ты несёшь? — кричал он. — Ну, что ты несёшь? Смысл какой-то… Нужно — не нужно! Что это за бред? Есть profit — хорошо, нет profit`а — плохо. Если нет profit`а, значит, действительно кто-то не нужен и мешает зарабатывать. А с ненужным, знаешь, как поступают?.. Вот и вся философия… А то завёл какую-то волынку, ноет, как баба. Сам не понимает, чего хочет!
— Да ведь я говорю, что без нас обошлись бы, что мы не нужны никому! — пытался объясниться Илья Сергеич.
— Да кому — никому?
— Никому! Люди без нас обойдутся. Мы не нужны никому.
— Не понимаю я! Не понимаю я, что ты говоришь! Какие люди? Кто обойдётся? Какая перепродажа? Зачем мне знать этих людей? Мне зарабатывать нужно, почему я буду думать о каких-то там людях, которым я не нужен! Бред какой-то!
— Хорошо! Значит, тебе всё равно, как зарабатывать?
— А ты что взялся мне морали читать?! Конечно, всё равно! Зачем мне об этом думать? У меня всё есть! Жена вон дома сидит, не работает. Детей на теннис отдали… Я два раза в год семью на отдых вожу, ещё и сам без семьи езжу… И я буду думать о людях! Нравится им, не нравится… Что, я похож на идиота?.. А людям, конечно, всё это не нужно, им нужно на моём месте быть!
