Ознакомительная версия.
— Интересное время: вот так, запросто, в одной компании с музыкантами, которые потом стали легендами… Да и время было легендарное: сегодня оно кажется романтичным, необыкновенно одухотворённым, полным творчества и значимых событий… Неужели это только кажется? Неужели же «ностальгирование» и впрямь занятие «постыдно–интимное»?.. Да нет, неправда. Человек, не помнящий прошлого — пустышка… Теперь даже трудно вообразить себе, какими были эти музыканты в молодости, много лет назад. Чем они дышали, чем увлекались помимо музыки? Почти никто не пишет об этом, и мало кто вспоминает…
— Ну почему же? Моя мама вспоминает… Мы говорили с ней об этом. У неё сложились интересные, почти литературные характеристики тех, с кем свела её судьба в молодости. Полонский — очень добрый, порядочный, необыкновенно артистичный… золотоволосый принц из сказки. Буйнов: колоритный брюнет, весёлый, склонный к розыгрышам и каламбурам. Любил розыгрыши и Шахназаров: низкорослый, безмерно обаятельный, с мягким спокойным характером… голубоглазый Лель. Саульский — приятный талантливый мальчик из интеллигентной семьи. Фокин… как все гении, человек из другого измерения… глаза лани, самоуглублённость — выдающийся барабанщик! Лерман: прекрасные вокальные данные, писал стихи, знал историю разных стран, литературу, хорошо разбирался в религии, говорил на нескольких языках и постоянно изучал новые. Необыкновенно одарённый, красивый человек.
— Глеб Май, — подсказал я.
— Глеб Май… Складный, подтянутый, с военной выправкой: семь лет Суворовского училища и одиннадцать парадов на Красной площади бесследно не проходят. Всесторонне образованный, талантливый композитор.
Я опять ненадолго замолчал, а потом спросил:
— И что же, Градский и Наташа Смирнова — дружили, дружили, а потом — как вспышка молнии, любовь с первого взгляда, бурный роман?
— Никакой «вспышки» вообще не было. Эта история с женитьбой — скорее импульсивный поступок, ошибка, которую они быстро исправили. Просто им нужно было оставаться друзьями.
— А что, этот брак и вправду длился две недели?
— Две недели — это, скорее, в переносном смысле. Брак длился чуть дольше, несколько месяцев. Как бы они успели так оперативно развестись? Градский всё время был в разъездах, она его почти не видела.
— Он, судя по всему, человек бескомпромиссный и резковатый…
— Понимаю, на что вы намекаете… Нет, он ни разу ничего плохого о моей маме и этой женитьбе не сказал. Однажды он высказался примерно так: «Я дружил с девушкой, а думал, что люблю. И женился потому, что хотел удержать дружбу». Он всегда хорошо относился к моей матери.
— Градский — композитор необычный (чувствуется хорошая школа) и, мне кажется, не для всех понятный.
— Когда–то он учился на курсах композиции у Тихона Хренникова. А потом вступил в Союз композиторов.
— А как стал профессиональным композитором ваш отец?
— Я говорила уже, что он окончил консерваторию. Первым крупным его сочинением была рок–поэтория «Исповедь».
— Может быть, вы что–нибудь знаете о том, как создавался этот альбом?
— Конечно, знаю. В 1978 году отец работал в ВИА «Лада». Их музыкальные программы вёл известный чтец Сергей Чистяков. В его репертуаре было много стихотворений, в том числе и Евгения Евтушенко. Однажды Чистяков предложил Глебу Маю сделать музыкальное сопровождение стихотворения Евтушенко «Одиночество». Им обоим этот замысел показался очень удачным. Созрела идея создать большое музыкально–поэтическое произведение. Сергей сделал литературную композицию на стихи Евтушенко. Чистяков надеялся, что Глеб Май просто придумает инструментальное сопровождение. Но у отца вдруг возникла идея сочинить ораторию. Работал очень быстро и легко. Получилась что–то вроде поэтории. В то время было известно только одно сочинение этого жанра. Я имею в виду «Поэторию» Родиона Щедрина на стихи Андрея Вознесенского.
— Я, кажется, слышал это: «Поэтория» для симфонического оркестра, чтеца и женского голоса. Вокальную партию исполнила Людмила Зыкина.
— Сначала руководство Росконцерта приняло решение о сценической постановке поэтории Глеба Мая силами ВИА «Коробейники». Но потом что–то не получилось. Отец решил действовать самостоятельно. Нужно было найти Евтушенко. Это оказалось очень сложной задачей. Отцу помог знаменитый бард Виктор Берковский. Он прослушал рабочую запись «Исповеди» и дал Глебу Маю домашний телефон Евтушенко. Но поэт не сразу согласился на встречу. Прошла полгода. В феврале 1980 года Евтушенко вдруг пригласил Глеба Мая к себе в Переделкино. Там композитор показал эту запись поэту и его друзьям. Евгению Евтушенко она сразу понравилась, и он спросил, чем можно помочь Глебу Маю.
— Чем же тут можно помочь? Нужно записать диск, только и всего, — пожал плечами я.
— В то время это было так же сложно, как, например, опубликовать свою книгу. Тогда ведь было как: если записал диск, значит ты суперзвезда.
— Это я знаю.
— Отец завёл речь о записи диска на фирме «Мелодия». Через две недели ему позвонил Евтушенко и сказал, что отца ждёт руководство фирмы «Мелодия». Диск записывался с мая по август 1980 года. Рок–поэторию исполнила группа «Аракс» с солистом Алёшиным. На гитарах играли Голутвин и Рудницкий, на ударных — Хащенко. Отец взялся исполнить партии флейты и клавишных. В записи принял участие струнный ансамбль Большого театра. Текст читал Евгений Евтушенко. Пластинка была выпущена в свет лишь через три года…
Через несколько дней я написал письмо своей знакомой в Днепропетровск и рассказал о том, что работаю над новым очерком об Александре Градском и музыкантах 70‑х годов. Пересказал и историю создания альбома Глеба Мая «Исповедь». И вскоре получил такой ответ:
«Это удивительное совпадение! Дело в том, что я уже шестой год слушаю легенды о знаменитом и неуловимом диске Глеба Мая «Исповедь»! Узнала столько, что и самой захотелось послушать. На фирме у нас есть сотрудник, Саша. Он меломан, коллекционирует музыкальные записи. У него архивы, как у Плюшкина! Чего там только нет! Вот только вкусы у нас с ним не всегда совпадают. Ну так вот: Саша много раз рассказывал мне о том, что был у него в юности такой замечательный альбом «Исповедь», единственный и неповторимый. А теперь найти эту пластинку или лазерный диск он никак не может. Почему–то, дескать, ни один человек не догадался оцифровать «Исповедь» и поделиться записью с народом в Интернете. Далее обычно следовали жалобы на то, что это невосполнимая утрата и что диск, вероятно, потерян для истории безвозвратно. Он считает, что если в Интернете нет этого альбома, если за столько лет он там не появился, значит, ни у кого эта пластинка не сохранилась. Я тоже пыталась отыскать «Исповедь» в Интернете (как всегда, увлеклась очередным чужим увлечением). Захотелось удовлетворить своё любопытство и, чем чёрт не шутит, вдруг хорошему человеку сюрприз сделать получится. Но найти эту запись не смогла. И тут как раз приходит Ваше письмо…»
Я немедленно отыскал запись «Исповеди» в своей фонотеке. У меня музыкальные «архивы» тоже не маленькие. Пару лет назад я оцифровал пластинку Глеба Мая (как, впрочем, и многие другие), а полученные МР 3-файлы записал на лазерную «болванку» и отложил до лучших времён. Позже очистил запись от шума и треска, но получилось не слишком удачно: в некоторых фрагментах голос Евтушенко звучал так, словно это говорит робот. Видимо, вместе с шумами я удалил из композиции реверберацию, объём и окраску звука, эхо, тонкие нюансы интонации и всё живое, что там было.
Пришлось снова браться за работу. Восстанавливал запись почти до утра. На сей раз получилось вроде бы лучше, хотя тоже, конечно, не студийная работа.
После этого я написал короткое письмо Наташе Май, рассказал о том, как я попытался восстановить запись «Исповеди» для своих друзей из Днепропетровска. «Передайте отцу, — написал я, — что его диск помнят, ищут и даже оцифровывают по два раза. По–моему, абсолютно ясно, что есть необходимость сделать в Интернете сайт Глеба Мая: биография композитора, встречи, люди, письма, фото, друзья, коллеги. Хорошо бы найти ранние записи: «Вельможи», «Скоморохи», «Лада», «Коробейники», «Весёлые ребята», «Аракс», «Исповедь». Многих заинтересуют и позднее творчество Глеба Мая: симфоническая музыка, камерная, экспериментальная, музыка для кино и т. п.».
«Алексей, — ответила мне Наташа, — лазерный диск «Исповедь» поступил в продажу в 2005 году и продаётся в магазинах студии «Союз». Если бы я вам сказала об этом раньше, вам не пришлось бы возиться с реставрацией записи…»
Через несколько дней я получил в подарок от Глеба Мая компакт–диск рок–поэтории «Исповедь» с автографом композитора. В буклете, который прилагался к альбому, я нашёл короткую информацию о группе «Аракс» и рассказ Евгения Евтушенко о том, как создавался этот диск.
Ознакомительная версия.
