Кроме того, он добавил, что акула, как и любой хищник, не захочет рисковать собственным существованием, связываясь с чем-то незнакомым для них. Следовательно, им нет резона метаться среди наших лодок и байдарок, ощущая неприятное воздействие электрического поля. Люк защищает природу, акула не является его добычей. Океан – их естественная среда обитания, Люк делает все, чтобы акулам наносили меньше вреда. В год браконьеры и охотники лишают жизни более чем 170 млн акул, в основном отрезая бедным животным плавники, чтобы они, беспомощные, опускались на дно и умирали. Чем больше уничтожается крупных хищников, тем больший дисбаланс мы получаем во всей экосистеме. И в результате мы имеем неконтролируемое распространение кубомедуз в океане. Люк не желает смерти ни одной акуле, все же он и его ребята вооружатся своего рода зондами, чтобы задеть чувствительные зоны на мордах этих хищников. Люк не обещает, что голодная акула не попытается сожрать нас. Но дайверы отлично знают акульи повадки и смогут «отговорить» ее нас атаковать. В общем, мы попали в руки к профессионалам.
О работе дайверов осведомлен только Марк. Он следит за общей обстановкой, за тем, как они сменяют друг друга и сколько людей находится в воде на данный момент. Обычно в воде четыре дайвера, а двое – на пересменке. Когда моторы заведены, дайверы отдыхают на палубах своих лодок. Им нужна тишина. Главное – чтобы я не знала ни о каких передвижениях на глубине. И, как правило, я о них не догадываюсь.
Приближается вторая ночь. Я слишком много знаю: я в курсе о существовании кубомедуз. Или лучше сказать, что я не знаю ничего. Это пугает. Все члены Команды, опытные морские волки, ранее никогда не сталкивались с тем, что случилось с нами вчера. Я помню ощущение этой боли. Посттравматический стресс не прошел. Мой ум не воспринимает мелодии и цифры. Мне трудно сконцентрироваться, голова не работает.
Прошло 26 часов с того момента, когда я сделала первый гребок, и 24 часа с тех пор, как меня ужалили.
Вокруг кромешная темнота. И с точностью секундомера…
ААААААААААА! ААААААА! ААААААААА!
Я снова чувствую еще не забытую боль…
Тот же приступ безумной боли в спине. По телу пробегает озноб, переходящий в огненный жар. Дыхательные пути мгновенно сковывает спазм. Я слабее, чем в первый раз. Прошло 24 часа с момента первого укуса и последующей передозировки медикаментов. Рашгард оказался бесполезен. Стив Мунетоунс, как и в прошлую ночь, предлагает перетерпеть боль на Voyager. Я понимаю, что это вопрос жизни и смерти. Меня вытаскивают.
Следующие два часа я помню смутно. Кадры из фильма «Другой берег» показывают, что медики действовали быстро, а Бонни поддерживала мою голову и выражала мне сочувствие. Но ее голос оставался твердым: «Дыши, Диана, дыши!» Я видела силуэты Марка, Кэндис и врачей. Перед глазами все плыло…
Остановка длится больше, чем несколько минут. Все это время я нахожусь на «суше». Категория инсценировки неизбежна. Пусть так. Мы продвинулись слишком далеко, чтобы поворачивать назад. Нам не нравится действовать по сценарию Д. Но у нас нет выбора.
Джон Бартлетт хмурится, когда Марк просит его вернуться непосредственно в ту точку, где меня вытащили из воды. Бартлетт направляется к главному врачу – Клиффу Пейджу, чтобы поговорить с ним об этом вопиющем случае. Моя жизнь на волоске. Мы не можем продолжать экспедицию. Доктор Пейдж никогда не видел подобного. Я прошу Бонни опустить меня обратно на воду.
Десять человек проверяют лодку, Команду и меня. Они говорят тихими голосами. Надо быть уверенными, что все готово. В воздухе повисло тяжелое сосредоточенное молчание. Сможет ли хоть один человек на Земле плыть сутки после укусов, вызывающих такую непереносимую боль? Как можно прыгнуть обратно в воду, к этим ядовитым морским хищникам, будучи уже дважды атакованным ими? Ответа нет. Только решимость. Наблюдая, как смерть приближается к их подруге, Бонни и Кэндис остаются невозмутимыми. Их челюсти сжаты, взгляды, обращенные на меня, спокойны и уверенны. Здравый смысл подсказывает остальным членам Команды, что мы готовы и ничто не заставит нас изменить решение. Команда медиков, видя обстоятельства, которые неуклонно преследуют нас, хорошо понимают, что необходимо добраться хотя бы до больницы на другом берегу. Они знают, что за цель поставлена с самого начала. Цель – победить. Но они не могут поверить в то, насколько далеко человек способен обуздать свои страхи, до какой степени он может переломить себя. Бонни и я, плечом к плечу. Я не могу отступить. Моя установка «до победы» сильнее моей слабости.
Дайверы потрудились, изготовив для меня защитную маску из хлопковой толстовки с капюшоном.
Она не идеальна: просто кусок хлопчатобумажной ткани с прорезями для глаз и рта, чтобы я могла дышать. Бонни осторожно надевает мне лайкровые носки и перчатки. И рашгард! Все, что нагромождено на меня, вызовет огромное сопротивление. Нагрузка на плечи возрастает в геометрической прогрессии. Но ни один из элементов этой кустарной защиты не противоречит правилам, и она необходима мне, чтобы выжить. Безусловно, мы просто цепляемся за последнюю соломинку. Мы уже знаем, что рашгард не остановит ядовитые щупальца, которые будут искать мою кожу.
Джон объявляет, что мы достигли точной широты и долготы, откуда меня отбуксировали. Флотилия застыла в положении «начало движения». Сердечные аплодисменты, слышимые с каждой лодки, отзываются эхом в этом, наполненном чернеющей темнотой уголке земного шара. Мы снова заодно.
Я выскальзываю в море, оглушаемая гудками на лодках и криками поддержки моих товарищей. Они даже не представляют, насколько нужны мне сейчас. Мы официально в категории инсценировок, и это меня крайне не радует. Я бы даже назвала произошедшее позором, но назад все равно не поверну.
Сердечные аплодисменты, слышимые с каждой лодки, отзываются эхом в этом, наполненном чернеющей темнотой уголке земного шара.
Я гребу слишком медленно. Мне трудно вдыхать полной грудью. Легкие работают вполсилы. Мое тело истощено, но желание сильнее слабости. В моей голове, левой и правой руках, во всем теле громом раздаются слова, сказанные Черчиллем: «Никогда не сдавайтесь… Никогда, никогда, никогда, никогда…»
Я почти ничего не помню из событий второй ночи. Долгие часы в темноте я плыву вслепую, потеряв контроль над происходящим. Без сомнений, вторая ночь стала решающей в моей схватке с опасностью. Периодически я плыву брассом – так легче отдышаться после сотни гребков в свободном стиле. Когда мои мышцы истощаются окончательно из-за нехватки в них кислорода, я переворачиваюсь на спину, задыхаясь и сдерживая грудь руками, словно умоляя легкие восстановить подачу кислорода и успокоить пульс.
Каждый новый час приносит все больше страданий. Но мы продолжаем. Мне вспомнились 70-е, когда я была большой фанаткой ночного плавания. Рассекание волн под усыпанным звездами ночным небом казалось мне магическим действом. Солнце не светило мне в глаза, я всегда ощущала приятную прохладу… А сейчас ночь превратилась в настоящий кошмар. Бонни умоляет меня продержаться до рассвета.
Лето закончилось, в сентябре день становится короче, а ночь заметно возрастает. Я практически собираю остатки сил для каждого следующего гребка, приближающего заодно и восход солнца. Тогда я сниму всю одежду, останусь в купальнике, на мне не будет ни носков, ни перчаток. Странно, но мне очень тяжело двигать руками в легчайших перчатках из лайкры. Каждое большое усилие наталкивается на гигантское сопротивление, и каждый гребок требует пристального внимания. Хорошая новость в том, что меня не ужалили снова. Интересно, может, вся эта «роба» не бесполезна? Или медузы атакуют только в сумерках?
Я увеличила время вздоха, теперь мне приходится гораздо выше поднимать голову из воды, чтобы увидеть, как исчезают звезды. Из иссиня-черного небо стало ультрамариновым. Я приостанавливаюсь и спрашиваю Бонни, можно ли теперь снять маску и кофту. Она просит подождать еще час, до того, как взойдет солнце. Через час, я уже не могу сдерживаться и начинаю петь «И восходит солнце» (Here Comes the Sun) The Beatles:
