– Да-а, жара.
– Угу, – согласился я, подумав, что сейчас он попросит закурить. И действительно.
– Закурить не найдется, – спросил он, считая, что знакомство наше для этого достаточно упрочилось.
– Пожалуйста. – Наблюдая за милиционером, я протянул ему пачку.
– Ух ты, с фильтром! – удивился он. – А две можно?
– Можно.
– Спички я тоже дома забыл, – сказал он, сознавая, что уже дошел почти до предела. И потянулся ко мне прикуривать. Тут я первый раз взглянул на него и узнал:
– Алтынник!
И, конечно, сразу вспомнил, где я слышал это название – Кирзавод.
– Не узнаешь? – спросил я,
– Что-то не признаю, – пробормотал он, вглядываясь в мое лицо. Я назвал себя.
– А-а. – Он успокоился, но никакого восторга не проявил. – Я у тебя еще сигаретку возьму. На вечер.
– Бери, – сказала я. – Бери все. У меня еще есть.
– А цельной пачки нет?
В чемодане нашлась и цельная.
Потом мы стояли в чапке, маленьком магазине напротив вокзала. Толстая продавщица в грязном халате налила нам по сто пятьдесят и по кружке пива. Я свою водку выпил отдельно, а Алтынник смешал. Мы стояли возле окна, привокзальная площадь была перед моими глазами, и пропустить машину я не боялся.
Толковали о том, о сем. Вспоминали свою службу, майора Ишты-Шмишты, старшину де Голля и прочих.
О теперешней его жизни я Алтынника особенно не расспрашивал, но кое-что все же узнал.
Приехав на станцию вместе с Людмилой и Борисом, он здесь задерживаться и не думал, а собирался усыпить бдительность Людмилы и удрать, как наметил, но Людмила была начеку. Днем устраивала такие скандалы, что нечего было даже и пытаться, а ночью просыпалась от каждого шороха. Он все выбирал момент, выбирал, пока она снова не забеременела. Пробовал заставить ее сделать аборт – куда там. И податься теперь вроде бы некуда. Кто возьмет мужика, у которого треть зарплаты на алименты высчитывают? Да и к первому ребенку за это время привык.
– А сколько у тебя всего? – не удержался я и спросил.
– Трое, – застеснялся Алтынник. – Не считая, конечно, Вадика.
– А Вадик вместе с вами живет?
– Нет, в Ленинграде. Институт кончает железнодорожный, – сказал он не без гордости,
– А кем ты работаешь?
– Кем работаю? – Он помедлил, не хотелось ему говорить, А потом бухнул даже как будто с вызовом: – Сторожем работаю. На переезде. Поезд идет – шлагбаум открываю, ушел – закрываю. Возьми еще по кружке пива, если не жалко.
Только мы сменили на подоконнике кружки, дверь в магазин распахнулась и на пороге появилась женщина в красном сарафане. Живот под сарафаном у нее выпирал, как футбольный мяч, на лице были характерные пятна, глаза блестели.
– А, вот ты где! – закричала она на Алтынника. – Я так и знала, что ты здесь, гад несчастный, детишкам обуться не во что, а он тут последние копейки пропивает!
Алтынник весь как-то съежился, как будто стал меньше ростом.
– Да ты что, Людмила, – попробовал он возразить. – Я ж вот товарища встретил. В армии вместе служили. Познакомься.
– Ну да, еще чего не хватало, знакомиться с каждым пьяницей.
– Ну брось ты позориться, Людмила, -упрашивал Алтынник. – Это ж он меня угощает.
– Так я тебе и поверила, – не отступала Людмила. – Да во всем Советском Союзе, окромя тебя, таких дурачков нет, чтоб чужих людей угощали.
– Людмила, правда, он платил, – бесстрастно подтвердила толстая продавщица.
– Ты еще тут будешь, сука противная, – повернулась Людмила к ней. – Сама только и знаешь, что на чужих мужьев глаза свои грязные таращить.
И не успела продавщица ответить, а я опомниться, как Людмила выволокла мужа на улицу, и уже оттуда слышался ее противный и дикий визг на всю станцию. Когда я вышел наружу, они были уже далеко, Алтынник, пригнув голову, шел впереди, Людмила левой рукой держала его за шиворот, а маленьким кулачком правой изо всей силы била по голове. По другой стороне улицы на велосипеде медленно ехал милиционер в брюках, заправленных в коричневые носки, и с любопытством наблюдал происходящее.
