– И скольких из них вы выбираете?
– Одного-двух, не более того.
Гортензия не моргнула глазом.
– То есть я буду первая или вторая.
Он широко улыбнулся, спросил:
– А вы принесли рисунки?
Гортензия кивнула и протянула ему папку.
В кабинете было так темно, что она подумала: «Не похоже, что нынче лето на дворе». Она сидела тут не более трех минут, но ей уже казалось, что она проделала долгое путешествие, побывала в иных мирах. Атмосфера здесь была спокойной, мягкой, какой-то изысканной. С улицы не доносилось ни малейшего шума.
Он взял папку с работами. Положил перед собой. Положил руки на картон.
– Сколько вам лет?
– Двадцать три, почти двадцать четыре.
– Расскажите мне, какова была ваша жизнь до настоящего времени? В какой среде вы росли?
– Я родилась в Париже. Но росла я в Курбевуа, меня, знаете ли, не спросили. Мой отец был очень элегантным человеком, он работал на американскую фирму, а затем поехал открывать свое дело в Кению. Там он и умер. Мать – преподаватель университета, специалист по двенадцатому веку. В ней нет ни элегантности, ни стиля. И она меня ужасно раздражает. У нас сложные отношения, я люблю ее и ненавижу, но это довольно банальная история, так что я не буду вдаваться в подробности. Я росла в Курбевуа, издали любуясь огнями Парижа. В четырнадцать лет я воровала журналы «Элль» и «Вог», старалась держаться ближе ко всему, что так или иначе имело касательство к моде. Я одевала соседок, рисовала фасоны платьев и пальто. Подруг у меня не было, с девочками моего возраста мне было скучно. Я сдала на бакалавра и отправилась в Лондон в колледж Святого Мартина, это были четыре года совершенного наслаждения!
– Когда впервые у вас что-то щелкнуло? В смысле первая эмоция, испытанная от ощущения моды?
– Мне было десять лет, отец отвел меня на выставку фотографии о моде. Мне казалось, что я умру от счастья. Я весь этот день была кроткой, как ангел. А потом превратилась в демона! Мне обязательно хотелось пойти туда опять, и нужно было, чтобы кто-то меня сопровождал. Я ходила туда раз десять, наверное. Мне не надоедало. Я заставила родителей подарить мне два каталога. Один, чтобы смотреть его, а другой – для вырезания. Я жила в доме, где квартиры снимали по социальному найму, и меня считали зомби. Но мне было все равно.
Он скрестил руки на груди и, казалось, заинтересовался.
– Три модельера, которыми вы восхищаетесь. И три, которых вы ненавидите!
– Шанель, Шанель, Шанель!
Он рассмеялся:
– Вы знаете, что существует какая-то другая мода, кроме Шанель?
– Знаю, но меня это не интересует. Шанель все, что нужно, уже изобрела.
– А кого вы ненавидите?
– Я не хочу тратить время на ненависть. Это значит расходовать энергию впустую.
Он опять улыбнулся, раскрыл папку, достал первый рисунок.
– Я принесла вам только самые последние. Другие не представляют никакого интереса, – прокомментировала она, только чтобы что-нибудь сказать.
Сердце ее начало биться быстро-быстро. Она теребила подол юбки, мяла, тянула, скручивала, раскручивала. Пыталась угадать, что он думает, по мимике его лица, по его жестам. Нельзя сказать, чтобы у него был скучающий вид. Он неторопливо просматривал эскизы, возвращался к уже виденным, задумывался. Поднял бровь, кашлянул, почесал щеку, оперся на локоть, потом на другой. Наклонился над одним из рисунков так, что чуть носом в него не уткнулся, улыбнулся, может, это хороший знак?
Она подождала немного, потом почесала горло и сказала:
– Можно подумать, что вы рассматриваете эхографию и только что заметили на ней зародыш!
Он засмеялся и с веселым удивлением посмотрел на нее:
– Совершенно верно! Мне не столько интересно, что вы мне показываете, сколько то, что я замечаю в вашем таланте, о чем вы и сами не знаете.
– Не факт, что я не знаю. Я вообще-то в себе уверена.
– От меня это не ускользнуло.
– Спасибо, приму это за комплимент. Ненавижу людей, которые извиняются, что талантливы.
Он, не моргнув глазом, продолжал изучать рисунки.
Она вновь взялась за подол юбки, потянула, потрепала, потеребила, пригладила. Как медленно ползет время! И как невыносимо ожидание! Ей не нравилась мысль, что она сидит в ожидании вердикта.
Не выдержав, она наклонилась к нему через стол:
– Я готова провести показ в сентябре.
Он внимательно всматривался в модель пальто чуть выше колена, а он прав, это ее любимая модель! Вытянув руку, посмотрел на рисунок издали и обронил:
– В сентябре – нет. Но в марте можно попробовать. При условии, что вы будете работать день и ночь.
Она отпустила подол и едва удержалась, чтобы не завопить от радости во все горло: «Никаких проблем».
– Что вы согласитесь, чтобы я вас подстегивал.
– Никаких проблем.
– Чтобы я вас критиковал.
– Никаких проблем.
– Чтобы я вас время от времени встряхивал.
– Никаких проблем!
– Вы будете беситься. Будете протестовать, спорить, будете говорить, о черт, старый хрен меня достал! С какой стати у него такая репутация? Он же вообще ни бельмеса не понимает! Так всегда бывает. Я привык. Через некоторое время вы успокоитесь…
– То есть вы будете двигать меня вперед, а я за это буду вас ненавидеть?
– Я буду вашим тренером. Буду ходить вдоль бортика бассейна, пока вы будете плавать туда-сюда, туда-сюда. Буду мучить вас, пока вы не найдете в себе то, что нашел я. Когда вы будете плакать от изнеможения, я вас утешу, а когда вам захочется плясать от радости, я закину вас обратно в бассейн. Не забывайте, что на кону стоит и моя репутация, я тоже рискую.
– Все это мне очень даже подходит.
– Так вот, если я увижу в вашей работе прогресс, я позвоню двум-трем журналистам, и они придут посмотреть ваши первые модели. Они приедут, потому что мне в целом доверяют. Если я скажу девочке, которая работает в отделе моды «Вог» или «Фигаро»: «Послушай, она еще не совсем готова, но через пару месяцев точно будет готова, но очень хотелось бы, чтобы ты пришла, она придет. Потому что вспомнит, что я дал ей возможность открыть раньше всех прочих такого-то, такого-то и такого-то». Поэтому я так и суров к тем, с кем согласился заниматься. Не хочется оскандалиться.
– Я поняла. И я заранее со всем согласна.
– Ну посмотрим, посмотрим…
– А как мы будем работать? Вы будете приезжать и смотреть мою работу по мере того, как я буду что-то делать?
– Нет. Мы будем обмениваться имейлами. Все время. Вы должны думать только об этом. Например, проработав целую ночь, вы посылаете мне наброски. А я говорю вам, что я о них думаю. Вы мне присылаете также рисунки и фотографии, которые вас вдохновили, силуэты, цвета, картины, увиденные в музее. Сцены из фильмов. Все, что угодно, что наталкивает вас на творчество. Все вокруг должно стать вашей пищей. И у вас будут и радостные моменты, и моменты сомнений и разочарований. Не волнуйтесь по этому поводу, это нормально.
– Я умираю от желания наконец научиться, я хочу под завязку наесться модой. Я научусь. Я чувствую голод, вы понимаете, настоящий голод!
– В самом начале, когда я пришлю к вам первых журналистов, вы не будете присутствовать при их решении, чтобы они были искренни и говорили, что думают. А я потом вам расскажу.
– И вы будете фильтровать! Вы отсечете все, что слишком грубо!
Он засмеялся:
– Критики порой могут быть очень жестокими. Вы не вынесете этого.
– Почему бы нет? Я умею разделять гадость ради гадости и конструктивную критику.
– И потом в один прекрасный день вы создадите безупречную модель. И я скажу вам – продолжайте, вы на верном пути.
– А пока еще нет?
– Ну, вы от него недалеко. Но надо тоньше, тоньше. Надо, чтобы вы начали растворятся целиком в вашем мире, начали владеть и управлять им. Вот та работа, которую вам предстоит проделать.
Она встала, собрала рисунки.
– Я буду готова к марту. Буду заниматься только этим.
– К ноябрю нам нужно подвести первые итоги. Я должен окончательно убедиться, что вы успеете. Потом мне нужно восемь недель, чтобы привести в движение всю систему… Тогда уже пойдет обратный отсчет… Это будет самый волнующий момент.
– Сколько мне нужно представить моделей?
– Восемнадцать. Восемнадцать моделей, восемнадцать манекенщиц. Восемнадцать совершенно разных девушек. Постараемся выбрать оптимальный день и час. Я позвоню в синдикат высокой моды. Это – моя работа, а не ваша.
– А еще что?
– Я подготовлю почву.
– Каким образом?
– Я начну распускать слухи. Каждый раз, как я кого-нибудь встречу, я буду говорить о вас. Таким образом, получив приглашение, люди будут кое-что припоминать и заинтересуются. Первый раз, действительно, важные люди не приходят, в основном секретари, ассистенты… Вы, кстати, тоже возьмите себе ассистенток, которые сделают то, на что у вас не хватает времени, как раз когда вы начнете нервничать, что не успеете в срок… Но это все в будущем! А пока идите домой и работайте.
