По мнению Агранова, «видную роль в столь быстром разложении коммунистической организации сыграло опубликованное в “Известиях Кроншт. Ревкома” воззвание так называемого “Временного Бюро Кронштадтской организации РКП”»[30]. В воззвании всех коммунистов призывали оставаться на местах своей службы в целях беспрепятственного проведения в жизнь известной резолюции. За время мятежа в Ревком и редакцию поступило от 800 до 900 заявлений о выходе из РКП. «Повальное бегство из партии, сопровождавшееся резкими и циничными оскорблениями и угрозами по адресу РКП и ее вождей, еще более укрепило в стихийной массе уверенность в неминуемом крушении коммунистического режима». Агранов сделал вывод: «Установить связи с контрреволюционными партиями и организациями, действующими на территории Советской России и за рубежом, не удалось <…>. Восстание возникло стихийным путем». Всего в качестве обвиняемых были привлечены к следствию более 10 тыс. человек, из них свыше 2,1 тыс. человек приговорили к расстрелу, свыше 6,4 тыс. человек — к различным срокам заключения, принудительным работам или направлению в трудовую армию, и только 1464 человека были освобождены из-под стражи{58}.
Лишь к 5-летию Октябрьской революции решением ВЦИК от 2 ноября 1922 г. значительная часть рядовых участников Кронштадтского восстания была амнистирована.
Во второй половине 1930-х гг., в годы «Большого террора», были репрессированы многие высокопоставленные военные и делегаты X съезда РКП(б), специально направлявшиеся «на подавление Кронштадтского мятежа», руководители и сотрудники репрессивных органов, а также рядовые участники подавления восстания. Масштабы репрессий против бывших руководителей и участников подавления Кронштадтского восстания сопоставимы с репрессиями в отношении матросов, красноармейцев и рабочих г. Кронштадта, выступивших против монополии коммунистической партии и социально-экономического положения широких слоев населения в Советской России.
Оба этих понятия не дают точного представления о событиях, происходивших в городе и крепости Кронштадт. Обычно под «восстанием» понимают массовое вооруженное выступление, а под «мятежом» — стихийное восстание, вооруженное выступление против власти{59}.
Как показал анализ архивных документов, матросы, солдаты, рабочие и местные жители Кронштадта не намеревались брать в руки оружие для борьбы с существовавшей властью. Они предлагали провести перевыборы Советов и хотели таким образом прекратить доминирование власти коммунистической партии большевиков. Лишь после того как части Красной Армии начали наступление на Кронштадт, было принято решение организовать оборону города и крепости. И не случайно в названии указа Президента Российской Федерации от 10 января 1994 г. не упоминается ни о восстании, ни о мятеже в Кронштадте, а лишь «о событиях в г. Кронштадте весной 1921 года». Обвинения матросов, солдат и рабочих Кронштадта в участии в вооруженном мятеже признаны незаконными и противоречащими основным гражданским правам. Таким образом, события в Кронштадте в 1921 г. представляли собой стихийное антибольшевистское выступление гарнизона Кронштадта, части сил Балтийского флота и рабочих города, которое после угрозы его подавления с применением вооруженных сил переросло в вооруженное противостояние.
ЭКСПЕДИЦИЯ ПОДВОДНЫХ РАБОТ ОСОБОГО НАЗНАЧЕНИЯ ПРИ ОСОБОМ ОТДЕЛЕ ОГПУ СССР
(1923–1931 гг.)
В годы Первой мировой и Гражданской войн отечественный военный и торговый флот понес значительные потери, когда сотни российских военных кораблей и торговых судов оказались затопленными или разбросанными по всему земному шару.
Воссоздание морских сил страны велось по трем направлениям. Во-первых, предпринимались усилия по возвращению на родину угнанных и незаконно удерживаемых за рубежом судов, среди которых были новейшие типы боевых кораблей. Во-вторых, велись работы по подъему затопленных в годы войны плавсредств и военного имущества. В-третьих, осуществлялись ремонт имевшихся и строительство новых кораблей на отечественных судоверфях, что являлось наиболее трудоемким направлением.
Обеспечить судоподъем могла мощная, технически оснащенная и укомплектованная грамотными специалистами организация. Как ни странно, ведение этой работы было возложено на военных контрразведчиков Государственного политического управления СССР. В 1923 г. в структуре этого ведомства при Особом отделе была создана Экспедиция подводных работ особого назначения (ЭПРОН), управление которой находилось в Москве.
Возникновение Экспедиции было связано как с задачами возрождения военного и торгового флота, так и с использованием металла и оборудования негодных к восстановлению судов на нужды народного хозяйства. Задача ставилась масштабная — после Гражданской войны наши моря представляли собой кладбища боевых кораблей и гражданских судов.
В различных изданиях и публикациях, посвященных деятельности Экспедиции, упоминаются приказ ОГПУ СССР от 23 марта 1923 г. (иногда указывается его номер — 528) и мартовское решение Коллегии ОПТУ того же года, которые, по мнению авторов, и послужили датой образования организации. При этом ссылка дается только на один источник — не опубликованные в печати воспоминания руководителя ЭПРОНа Л.Н. Мейера «Хроника экспедиции подводных работ особого назначения», написанные им в 1936 г., в которых автор указывает две даты приказа — 13 и 23 марта 1923 г. и ссылается на мартовское решение Коллегии ОПТУ. Однако в фондах Центрального архива ФСБ России и других архивных учреждений страны таких распорядительных документов нет.
2 ноября 1923 г. издается приказ ГПУ № 463 с объявлением штата ЭПРОНа в 58 человек. 17 декабря того же года в соответствии с приказом № 528 организации передается и первое плавсредство — спасательное судно «Кубанец». К этому времени окончательно определена и структура руководства ЭПРОНа: руководителем Экспедиции от ГПУ становится Л.Н. Мейер, который одновременно исполняет обязанности помощника начальника Особого отдела ГПУ, начальником Экспедиции — B.C. Языков. В состав руководства также вошли Ф.А. Шпакович, Е.Г. Даниленко, Д.А. Карпович. Главным врачом ЭПРОНа с 1923 года стал К.А. Павловский, крупный специалист в области водолазной медицины.
На первом этапе ЭПРОН предназначался для обследования и подъема затонувшего в Крымскую войну английского судна «Черный принц», который, по некоторым данным, перевозил груз золота.
Уверенные в успехе проведения судоподъемных работ, но явно переоценивая свои силы и возможности, организаторы Экспедиции намечали планы «международного масштаба», для чего в августе 1923 г. через полпредство СССР в Англии запрашиваются данные о затонувшем в 1912 г. пассажирском лайнере «Титаник».
Поиски золота «Черного принца», в том числе и с участием специалистов японской фирмы «Синкай Когиоссио Лимитед», продолжавшиеся до 1927 г., успехом не увенчались. Но за период работы в районе Балаклавы был накоплен богатый опыт в области судоподъема и водолазного дела, наши специалисты научились работать на больших глубинах.
ЭПРОН, постоянно комплектуемый грамотными профессионалами-специалистами, техническими средствами и спасательными судами, из года в год набирал силу, и к середине двадцатых годов становится основной отечественной организацией по подъему затонувших плавсредств, проведению аварийно-спасательных работ на всех водных акваториях нашей страны.
Отделения ЭПРОНа формируются и на Балтике, и на Севере, и на крупных речных и озерных системах. Экспедиция становится хозрасчетной организацией. Большой доход этому предприятию, позволявший финансировать ее основную деятельность, приносили подъем со дна моря и продажа морскому ведомству и концерну «Рудметалторг» хорошо сохранившихся снарядов крупнокалиберной морской артиллерии и цветных металлов.
Одновременно ЭПРОН становится общесоюзной школой подготовки водолазов, в Балаклаве, где велись поиски «Черного принца», открывается первое в истории страны учебное заведение по подготовке водолазных специалистов.
В 1926 г. Совет Труда и Обороны СССР утвердил устав Экспедиции, в котором были узаконены права этого государственного предприятия и определен круг задач, возложенных на ЭПРОН.
Задачи Экспедиции были значительно обширнее, чем подъем судов, техники и оборудования. В документах о деятельности ЭПРОНа говорилось о том, что «роль подводных работ должна особенно возрасти в военное время. Экспедиция должна укомплектовать боевые единицы флота квалифицированными водолазами и образовать сильные спасательные отряды при объединениях морских сил. Наши плавтехнические средства могут быть, сверх того, широко использованы для постановки минных и сетевых заграждений и для выполнения всяких других военных задач». Все это подтвердилось в годы Великой Отечественной войны.
