Язвительность Гофмана вполне понятна, но трудно понять тех русских историков, которые опираются на его труды. Ведь на войне, когда решается судьба народа, судьба государства, не всегда можно уповать на какие-либо «заклинания», а страх и паника на любой войне, в любом государстве мира никогда не способствовали победам. То же самое касается и предателей. Когда говорят о наших предателях, то со слов западных историков их называют борцами с режимом Сталина. А вот у них предатель — это враг.
И вот мы подошли к главному. В русском языке слово «военнопленный» означает: «Военнослужащий, взятый в плен», при этом слово «взять» выражает внезапное или неожиданное действие. То есть военнослужащий, взятый в плен, взят в плен внезапно или неожиданно. А вот слово «предать» означает — «изменнически выдать, вероломно отдать во власть… Изменить, нарушить верность кому-, чему-либо…» И нет какого-либо иного значения этого слова!
20 июля 1941 года на стол Сталину положили распечатку сообщения берлинского радио. «Из штаба фельдмаршала Клюге поступило донесение, что 16 июля под Лиозно, юго-восточнее Витебска, немецкими солдатами моторизованного корпуса генерала Шмидта захвачен в плен сын диктатора Сталина — старший лейтенант Яков Джугашвили, командир артиллерийской батареи из седьмого стрелкового корпуса генерала Виноградова», — прочитал Сталин. Судьба сына не могла не волновать его. Яков был не просто его старшим сыном… Прежде всего он был сыном Верховного главнокомандующего. А это уже политика.
«Хотя, впрочем, — думал вождь, — само по себе сообщение радио из логова врага может быть лишь самой обыкновенной пропагандистской уловкой врага. Нужно все хорошо перепроверить!»
В кабинете Сталина находились Маленков, Молотов, Берия, Жуков и еще несколько приглашенных им человек.
Прежде всего вождь обратился к Лаврентию Берии:
— Нужно как можно скорее перепроверить это сообщение. Возможно, что это обыкновенная дезинформация. — В голосе Сталина, всегда спокойном, прорывалось волнение. — А вы, товарищ Жуков, — теперь он посмотрел в глаза начальнику Генерального штаба, — запросите штаб фронта.
…К концу 9 июля 1941 года 14-я танковая дивизия, 14-й мотострелковый полк, 14-й гаубичный артиллерийский полк и 220-я стрелковая дивизия вышли на рубеж Вороны — Фальковичи и были отрезаны противником от основных сил.
Ближе к вечеру 11 июля части и соединения перешли к обороне Лиозно. На следующий день войсковая группа, несколько дней как переподчиненная командиру 34-го стрелкового корпуса 19-й армии, заняла и удерживала противотанковый район у станции Лиозно, а с рассветом 13-го на рубеже Вороны — Поддубье вела бой с танками и пехотой противника, после натиска которого подразделения 14-й танковой дивизии отошли.
В это время 14-й мотострелковый полк и 14-й гаубичный артполк во взаимодействии с частями 220-й стрелковой дивизии наступали на Витебск.
Они овладели селом Еремеево, но, не выдержав танковых и авиационных атак, начали отход к Лиозно.
Последующие два дня 14 и 15 июля 14 мсп и 14 гап вели бой в районе восточнее Лиозно, но вследствие больших потерь отошли одной группой на север, второй — на юг.
Батарея гаубичного полка, которой с 9 мая 41-го командовал старший лейтенант Яков Иосифович Джугашвили, вместе с соседней батареей своим огнем прикрывала отходившие на юг войска.
К утру 16 июля 14-я танковая дивизия, находящаяся в окружении, вышла из подчинения 34-го стрелкового корпуса и вошла в состав 7-го механизированного корпуса 20-й армии.
Первые группы военнослужащих 14 тд появились в местах сбора 17—19 июля. Вечером 19 июля из окружения вышли бойцы и командиры 14-го гаубичного полка. Из 1240 человек вышло 413, а 675 пропали без вести. Среди них не оказалось и Якова Джугашвили…
А на следующий день, 20 июля 41-го, командующий 20-й армией генерал Курочкин получил приказ шифртелеграммой от начальника штаба Западного направления: «Выяснить и донести в штаб фронта, где находится командир батареи 14-го гаубичного полка 14-й танковой дивизии старший лейтенант Джугашвили Яков Иосифович».
В тот же день на поиски старшего сына вождя была отправлена группа мотоциклистов во главе со старшим политруком Гороховым. Старший политрук, добравшись до озера Каспля, встретил красноармейца Лопуридзе, который рассказал, что вместе с Яковом Джугашвили выходил из окружения.
По словам Лопуридзе, 15 июля они вместе переоделись в гражданскую одежду, закопали свои документы, после чего, убедившись, что немцев поблизости нет, Яков якобы решил передохнуть, а красноармеец пошел дальше, пока не встретил группу мотоциклистов.
Предположив, что Яков, наверное, уже вышел к своим, Горохов прекратил дальнейшие поиски и вернулся в дивизию…
К слову сказать, личность Лопуридзе так и осталась неустановленной. Кем он был в действительности? Теперь уже никто не сможет ответить на этот вопрос. А вот старший политрук Горохов просто халатно отнесся к выполнению приказания…
Имеется, однако, весьма любопытное свидетельство очевидца: «В июле 1941 г. я был в прямом подчинении у старшего лейтенанта Я. Джугашвили. По приказу командования наш взвод броневиков БА-6 26-го танкового полка был назначен в полевое охранение гаубичной батареи 14-го артиллерийского полка. Нам было приказано: в случае прорыва немцев и при явной угрозе увезти командира батареи Я. Джугашвили с поля боя.
Однако так случилось, что в ходе подготовки его эвакуации ему был передан приказ срочно явиться на командный пункт дивизиона. Следовавший с ним адъютант погиб, а он оттуда уже не вернулся. Мы тогда так и решили, что это специально было подстроено. Ведь был приказ уже об отступлении, и, видимо, на КП дивизиона уже никого не было.
По прибытии на разъезд Катынь нас встретили сотрудники особого отдела. Нас троих — командира 1-го огневого взвода, ординарца Я. Джугашвили и меня, командира взвода броневиков полевого охранения, неоднократно допрашивали: как могло случиться, что и батареи, и взвод охранения вышли, а Я. Джугашвили оказался в плену? Майор, допрашивавший нас, все говорил: “Придется кому-то оторвать голову”. Но к счастью, до этого дело не дошло».
А вот что показал сам Яков Иосифович на первом допросе у немцев 18 июля 1941 года:
«Вопрос: Вы добровольно пришли к нам или были захвачены в бою?
Ответ: Не добровольно, я был вынужден.
Вопрос: Вы были взяты в плен один или же с товарищами, и сколько их было?
Ответ: К сожалению, совершенное вами окружение вызвало такую панику, что все разбежались в разные стороны. Видите ли, нас окружили, все разбежались, я находился в это время у командира дивизии.
Вопрос: Вы были командиром дивизии?
Ответ: Нет, я командир батареи, но в тот момент, когда нам стало ясно, что мы окружены, я находился у командира дивизии, в штабе…»
То есть 16 июля старшего лейтенанта Джугашвили действительно вызвали на командный пункт дивизии, куда он и прибыл в тот момент, когда началась паника, неразбериха, а дальше все было именно так, как он рассказал сам…
Но продолжим. «Я побежал к своим, но в этот момент меня подозвала группа красноармейцев, которая хотела пробиться. Они попросили меня принять командование и атаковать ваши части: Я это сделал, но красноармейцы, должно быть, испугались, я остался один, я не знал, где находятся мои артиллеристы, ни одного из них я не встретил. Если вас это интересует, я могу рассказать более подробно. Какое сегодня число? (сегодня 18-е). Значит, сегодня 18-е. Значит, позавчера ночью под Лиозно, в 1 км от Лиозно, в этот день утром мы были окружены, мы вели бой с вами.
Вопрос: Я хотел бы знать еще вот что. На вас ведь сравнительно неплохая одежда. Возили вы эту гражданскую одежду с собой или получили ее где-нибудь? Ведь пиджак, который сейчас на вас, сравнительно хороший по качеству.
Ответ: Военный? Этот? Нет, это не мой, это ваш. Я же вам сказал, когда мы были разбиты, это было 16-го, 16-го мы все разбрелись, я говорил вам даже, что красноармейцы покинули меня.
Не знаю, может быть, вам это и не интересно, я расскажу вам об этом более подробно! 16-го приблизительно в 19 часов, не позже, позже, по-моему в 24, ваши войска стояли несколько вдалеке от Лиозно, мы были окружены, создалась паника, пока можно было, артиллеристы отстреливались, отстреливались, а потом они исчезли, не знаю куда. Я ушел от них. Я находился в машине командира дивизии, я ждал его. Его не было. В это время ваши войска стали обстреливать остатки нашей 14-й танковой дивизии. Я решил поспешить к командиру дивизии, чтобы принять участие в обороне. У моей машины собрались красноармейцы, обозники, народ из обозных войск. Они стали просить меня: “Товарищ командир, командуй нами, веди нас в бой!” Я повел их в наступление. Но они испугались, и когда я обернулся, со мной уже никого не было. Вернуться к своим уже не мог, так как ваши минометы открыли сильный огонь. Я стал ждать. Подождал немного и остался совсем один, так как те силы, которые должны были идти со мной в наступление, чтобы подавить несколько ваших пулеметных гнезд из 4—5 имевшихся у вас, что было необходимо для того, чтобы прорваться, этих сил со мной не оказалось, один в поле не воин.
