В середине 60-х гг. в ФРГ фельдмаршал Шернер встретился с подполковником Артемьевым: «Шернер признался собеседнику: «По требованию Буняченко мы давали дивизии приказы на ее дальнейшее движение и на снабжение только для того, чтобы, узаконив его отчаянные безрассудные поступки, удержать его от еще большего безумия» (НО).
24 апреля 1-я дивизия перешла границу Чехии и остановилась. Власовским частям требовалось горючее и продукты питания. Но тут следует приказ самого Шернера: дивизия должна занять оборону на участке в несколько десятков километров в районе г. Брно. На место дивизию предполагалось доставить железнодорожным транспортом. В случае отказа впервые прозвучали серьезные угрозы из уст фельдмаршала Шернера.
Что делает Буняченко. Он собирает командиров на совет, где принимается единогласное решение: не подчиняться приказу. На что рассчитывали власовцы, в сущности, реально опасавшиеся ярости командующего группы армий «Центр»? А рассчитывали они на то, что «после вступления на территорию Чехии, дивизия будет на «дружественной земле» и… на поддержку населения, когда произойдет конфликт»{107}.
Когда дивизия обошла ту самую станцию, где ее ожидал железнодорожный состав, обман был раскрыт и Шернер устно передал Буняченко, что остановит его силой. Но деваться власовцам уже было некуда. Форсированный марш был единственным спасением для власовцев. И за два дня апреля (27 и 28) 1-я дивизия преодолела расстояние в 120 километров только с одной остановкой на отдых.
Тогда же, 28-го, в расположении власовцев приземлились два самолета с Шернером, Власовым и сопровождающими их лицами. С.А. Ауски свидетельствует: «В этот раз Шернер вел себя добродушно. С бутылкой и коробкой сигар он пришел узнать непосредственно от командира дивизии, что замышляется. Буняченко, отвечая уклончиво, заявил, что согласен с перемещением в Брно, после чего Шернер одобрил новую ось маршрута, который должен был проходить южнее Праги. Визит продолжался неполный час, и переговоры велись в присутствии генерала Власова.
Генерал Власов остро критиковал поведение Буняченко, подчеркнув, что подчинение Шернеру, как командиру армейской группы, является абсолютно необходимым. Он уже производил впечатление уставшего, надломленного и безвольного человека. Буняченко это заметил, отказавшись перед Шернером признавать его авторитет, как главнокомандующего РОА, и совершенно открыто заявив, что, командуя 1-й дивизией, он сделает все то, что найдет нужным для ее спасения. «…Войну можно считать оконченной, а Германию побежденной…{108}.
Далее Ауски делает любопытный вывод: «Буняченко фактически взял на себя право самостоятельно распоряжаться 1-й дивизией, отодвинув Власова на задний план. Оставаясь и в дальнейшем для РОА легендарным Андреем Андреевичем, ответственным за судьбу всей армии и десятки тысяч невооруженных бойцов и частных лиц, он до конца войны оставался в стороне. За пражскими событиями он наблюдал издали…»
Скорее всего, действительно, Шернеру пришлось вынужденно сменить гнев на милость. Русская «мятежная» дивизия могла «наломать дров» в тылу его группы армий. Конец войны был делом считаных дней, что оставалось фельдмаршалу? Хотя бы убедиться в истинных планах Буняченко и его войска. Видимо, все так и было.
Свидетельство подполковника Артемьева не менее красноречиво: «Генерал Буняченко был непреклонен. Он нервничал и горячился. Он резко и бестактно, в присутствии генерала Власова, заявил что Русской освободительной армии не существует! Дивизией командует он, и будет делать то, что считает нужным для сохранении своих людей…
Генерал-фельдмаршал Шернер сразу понял ту атмосферу, которая царила в Первой дивизии. Он понял бесполезность всяких дальнейших попыток воздействовать на генерала Буняченко. Фельдмаршал не бросил ни одного слова упрека по адресу Дивизии, не позволил себе даже намекнуть на что-то похожее на угрозу Ситуация оказалась для него совершенно ясной. Проницательность, самообладание и корректность немецкого фельдмаршала были поразительными»{109}. В это сложно поверить, но «цепной пес» генерал-фельдмаршал Шернер мог изменить своим принципам лишь в одном случае: когда сам как командующий уже ничего не мог сделать. Конец войны был однозначным и бесповоротным. Видимо, он и сам думал, как бы не попасть в лапы Красной Армии.
А тем временем общая нервозность стала сказываться и на дисциплине в дивизии, которая стала падать: «Были случаи ограбления военных складов, захвата бензина, конфликтов с немецкими регулировочными органами в проходных пунктах, где дивизия не была внесена в списки частей для прохода через них. Участились стычки с полевой жандармерией, отдельными лицами или группами немецких солдат, бежавших с фронта через территорию дивизии. Нарастали противонемецкие настроения под влиянием местного населения»{110}.
Одним из таких настроений следует считать конфликт патруля 1-й дивизии с военнослужащими СС, приведший к боестолкновению: «На вокзале в городе Лоуны патрулировал взвод РОА… под командой лейтенанта Семенова. Когда прибыл пассажирский поезд, в котором один вагон был занят группой СС, патруль РОА потребовал, чтобы члены СС предъявили свои документы, после чего попытался их обезоружить. Произошла бешеная перестрелка. Члены СС строчили из пулеметов и автоматов из своего вагона. На стороне СС было четверо убитых и несколько человек раненых. По показаниям старшего лейтенанта Бабушкина, нет сомнения, что это произошло в результате злоупотребления правомочиями. Перед зданием штаба собравшаяся толпа русских солдат требовала, чтобы оставшихся членов СС судили русским военным судом… Весть об инциденте быстро распространилась по всей дивизии, усилив еще больше антинемецкие настроения. Этот инцидент вызвал у Власова большое негодование и обвинение солдат за их поведение»{111}. Со стороны власовцев погибли один офицер, два унтер-офицера и несколько солдат…
По мнению чешского историка, именно этот инцидент расшатал падающую дисциплину. Далее он подчеркивает: «Солдаты выразили свою месть немцам тем, что расстреляли весь обслуживающий персонал связного центра, который с конфликтом не имел ничего общего. Власов уже ничего не мог поделать…»{112}.
Были и другие столкновения, однако именно этот эпизод привел к тому, что немецкие офицеры, находившиеся при Власове, почувствовали себя в опасности. Тогда же они выехали в Германию, оставив Власова наедине со своей «Освободительной армией». После их отъезда на совещании командиров 1-й дивизии, во избежание дальнейших конфликтов, было принято решение выступить в поход. На ближайшем немецком военном складе были получены необходимое продовольствие и фураж, и рано утром 1-я дивизия РОА двинулась в путь.
Глава 6.
ПРАЖСКОЕ ВОССТАНИЕ
Обстановка накануне восстания в Праге складывалась следующая. 2 мая 1945 г. Красная Армия овладела Берлином. Во второй половине апреля к довоенным границам Чехословакии с запада подошли американские войска, взяли город Аш и в ожидании дальнейших приказов остановились. Однако части и соединения Красной Армии, вступившие на словацкую территорию еще осенью 1944 г., преодолевая упорное сопротивление противника, все еще продолжали ее освобождение. Только 30 апреля они освободили Моравску Остраву, и в этот же день американские части заняли Мюнхен. Чехия же продолжала находиться под немецкими оккупантами. Именно здесь, в окружении, оказалась мощнейшая группировка (около миллиона человек) немецких войск группы армий «Центр» под командованием генерал-фельдмаршала Шернера, который должен был вести упорные бои против Красной Армии до сдачи в плен американцам основных своих сил.
Тем временем войска 1-го Украинского и 2-го Украинского фронтов (1 и 2 мая соответственно) получили директиву Ставки Верховного Главнокомандования для стремительного наступления на Прагу.
Как пишет доктор исторических наук В. Марьина, в условиях такого молниеносного сближения армий союзников по антигитлеровской коалиции, прежде всего, было согласование планов их действий: «Эйзенхауэр посредством союзнической военной миссии в Москве находился в постоянном контакте с советским верховным командованием. С конца марта он регулярно сообщал ему о планах и намерениях продвижения войск, которыми командовал, чтобы избежать возможных коллизий между армиями союзников во время проведения воздушных или наземных операций, в том числе и в Чехии. Поначалу Эйзенхауэр вовсе не планировал здесь никаких военных действий.
24 апреля он получил из Москвы информацию от начальника Генерального штаба Красной Армии генерала А.И. Антонова о том, что советские войска намерены провести операцию по очищению от немецких войск долины реки Влтавы, по обеим сторонам которой, как известно, расположена Прага. Эйзенхауэр принял это к сведению. Несколькими днями позже он сообщал главе американского комитета начальников штабов Дж. Маршаллу: «Советский Генеральный штаб намечает операции в долине Влтавы, результатом которых было бы освобождение Праги. Представляется, что они, несомненно, могут достичь этой цели скорее, чем мы». Тогда советские и американские войска находились примерно на одинаковом расстоянии от Праги, и только последующие события показали, насколько упорным было сопротивление немцев на востоке и слабым на западе, что, естественно, не могло не сказаться на скорости движения обеих союзных армий. 25 апреля У. Черчилль информировал британский комитет начальников штабов о том, что Эйзенхауэр «никогда не планировал идти в Чехословакию» и «никогда не рассматривал Прагу как военную, а тем более политическую цель». Дж. Маршалл тоже высказался против операции в Чехословакии. 28 апреля он сообщал Эйзенхауэру: «Я не хотел бы рисковать американскими жизнями во имя чисто политических целей. Чехословакия должна быть очищена от немецких частей, и при этом мы должны сотрудничать с русскими». В ответном послании Эйзенхауэра от 29 апреля говорилось, что «Красная Армия занимает блестящие позиции для очищения Чехословакии» и что советский генеральный штаб намерен провести операцию в долине Влтавы, результатом которой будет освобождение Праги. При этом он отмечал: «Я не попытаюсь предпринять ни одного шага, который посчитаю неразумным с военной точки зрения, лишь для достижения неких политических выгод, разве что получил бы в этом смысле конкретный приказ от Объединенного комитета начальников штабов». Приказа не последовало. Решение вопроса было оставлено за Эйзенхауэром. Г. Трумэн не стал вмешиваться в решение военных вопросов и поддержал его точку зрения. 30 апреля Эйзенхауэр вновь передал в Москву подробные сведения о планах военных операций союзных войск и указал на возможность их продвижения на линию Пльзень — Карловы Вары — Ческе Будейовице, если позволят обстоятельства. Советское командование приняло это к сведению.
